Прах к праху
Шрифт:
Только об изменении того, что уже произошло, она молиться не сможет.
Ей бы хотелось верить, что проблема заключается в мотоциклете, что все ее беды с Джимми начались с того самого дня, когда он пригнал этот проклятый мотоциклет домой. Но правда была сложнее, чем бесконечные споры между матерью и сыном по поводу владения средством передвижения. Правда заключалась во всем том, о чем они избегали говорить годами.
Она отпустила занавеску, аккуратно расправила ее, распределив вдоль по всему окну. Интересно,
Джинни прошла по комнате к старому серому дивану, входившему в унылый комплект мягкой мебели, перешедший к ней от родителей по случаю их с Кенни свадьбы. Она взяла растрепанный журнал «Только для женщин» и примостилась на краешке диванной подушки. Диван был настолько старым, что набивка давным-давно скаталась в жесткие мелкие катышки. Все равно что сидеть на влажном песке. Когда Кенни только начал играть за Англию, он хотел заменить старую мебель на что-нибудь шикарное. Но к тому времени он уже два года как оставил их семью, и Джинни отказалась.
Раскрыв на коленях журнал, она склонилась над страницами и попыталась читать. Начала «Дневник свадебного платья», но после четвертой попытки одолеть все тот же абзац, в котором подробно излагались необыкновенные приключения свадебного платья, взятого напрокат, Джинни бросила журнал назад, на кофейный столик, прижала кулаки ко лбу и, зажмурившись, попробовала молиться.
– Боже, – зашептала она. – Боже, если можно… – Сделать – что? – спросила она себя. Что нужно сделать Богу? Изменить реальность? Факты?
Джинни стремительно поднялась и принялась ходить по комнате, до боли вжав костяшки правой руки в ладонь левой. Где он, где он, где же он, думала она. Поток ее мыслей был прерван тарахтением мотоциклета. Звук доносился с дорожки, отделявшей дома, которые стояли по Кардейл-стрит, от тех, что шли за ними. Мотоциклет долго трещал у калитки заднего двора, словно ездок решал, как поступить. Затем скрипнула, открывшись и закрывшись, калитка, треск мотора приблизился, мотоциклет взвыл разок и заглох под самой кухонной дверью.
Джинни вернулась к дивану и села. Она слышала, как открылась и закрылась кухонная дверь. Послышались шаги по линолеуму, и он показался – «Мартенсы» с металлическими носами и плохо за тянутыми шнурками, джинсы без ремня болтаются на бедрах, грязная футболка с россыпью дырочек у выреза. Джимми заправил прядь длинных волос за ухо и встал, перенеся тяжесть тела на одну ногу, так что выперло противоположное костлявое бедро.
Если не считать одежды и того, что Джимми был грязным, как бомж, он настолько походил па своего отца в шестнадцать лет, что у Джинни потемнело в глазах. Она почувствовала, как под левую грудь словно воткнулась стрела, и пришлось задержать дыхание, чтобы боль отступила.
– Где ты был, Джим?
– Катался. –
– Очки брал?
– Нет.
– Мне не нравится, что ты водишь мотоциклет без очков. Это опасно.
Тыльной стороной ладони он отбросил со лба волосы. Равнодушно двинул плечами.
– В школу сегодня ходил?
Джимми бросил взгляд на лестницу, сунул палец в шлевку джинсов.
– Ты знаешь о папе?
Выпирающий кадык подростка дернулся под кожей: Взгляд метнулся в сторону матери, потом снова к лестнице.
– Его убили.
– Откуда ты узнал?
Он перенес тяжесть тела на другую ногу, выперло другое бедро. Джимми был такой худой, что при взгляде на него у Джинни начинало ломить ладони.
Он достал из кармана смятую пачку «Джей-Пи-Эс», грязным пальцем нащупал сигарету. Сунул ее в рот и посмотрел на кофейный столик, потом на телевизор.
Джинни стиснула коробок у себя в кармане, угол его впился в большой палец.
– Как ты узнал, Джим? – повторила она вопрос.
– Услышал по телевизору.
– Где?
– По «Би-би-си».
– Где? По какому телевизору?
– У одного парня в Дептфорде.
– Как его зовут?
Джимми крутил сигарету губами, словно затягивая винт.
– Ты его не знаешь. Я его к нам не приводил.
– Как его зовут?
– Врайан. – Он твердо посмотрел ей в глаза, что всегда означало ложь. – Брайан. Джонс.
– Ты там сегодня и был? У Брайана Джонса в Дептфорде?
Он сунул руки в карманы, в передние, потом в задние. Похлопал по груди, по бокам, нахмурился.
Джинни положила спички на кофейный столик и кивком указала на них. Джимми медлил, как будто подозревая подвох. Потом неловко шагнул вперед, быстро схватил коробок и зажег спичку о ноготь большого пальца. Наблюдая за матерью, поднес огонь к сигарете.
– Отец умер от пожара, – сказала Джинни. – В коттедже.
Джимми глубоко затянулся и поднял лицо к потолку, словно это могло помочь протолкнуть дым в легкие и задержать его там подольше. Волосы повисли сальными прядями. Они были цвета соломы, как у его отца, но, давно немытые, они теперь казались соломой из конского стойла, пропитанной мочой.
– Ты слышишь меня, Джим? – Джинни старалась говорить ровно, как диктор программы новостей. – Отец умер при пожаре. В коттедже. В среду вечером.
Джимми снова затянулся. На мать он не смотрел, но кадык ходил вверх-вниз, как поплавок.
– Джим.
– Что?
–Причиной пожара послужила сигарета. Сигарета в кресле. Папа был наверху. Он спал. И надышался дымом. Угарным…
– Да кому какое дело?
– Тебе, я думаю. Стэну, Шэрон, мне.
– Ах, ну конечно. Можно подумать, он бы заметил, если бы один из нас умер! Хрен тебе! Он даже не пришел бы на похороны.