Практическая фейрилогия
Шрифт:
— Ни в коем случае. Эльфийское железо жжет людей.
— Жаль… — огорченно сказала я.
— Если так уж хочется, потрогайте, и посмотрим, что получится, — усмехнулся Ириан.
— Нет уж, спасибо. Я еще не сошла с ума.
— Все еще впереди.
— У вас, может быть, и впереди, но не у меня!
Что-то мелькнуло в глазах Ириана, усмешка пропала с его лица, и он отвернулся. Мы обошли стулья, но перед нами возникло новое препятствие. Стайка пикси вспорхнула с земли, встречая нас. После гомона, визга и шипения гоблинов их хрустальный смех показался мне музыкой. Феи-крошки закружились над нами, задевая
— Девушка, девушка, — заговорили они тонкими сладкими голосками, — откуда ты?
— Познакомьтесь с Магари, нашей гостьей, — сказал Ириан. — Она приглашена на праздник.
— Магари!
— Мага-Мага! — засмеялся кто-то.
— Ты любишь книги, Магари?
— Расскажи что-нибудь!
— У тебя голубые глаза, как у благих!
— Можно я тебя поцелую?
Ириан снял с моего плеча феечку, которая хотела меня поцеловать, и та, обидевшись, укусила его за палец, причем укусила сильно, так, что кровь полилась обильным ручейком. Рыжий шикнул и подбросил кусачую пикси в воздух. Она расправила полупрозрачные крылышки и, сморщив беленькое личико, бросила:
— Ириан злой!
— Злой, злой! — подхватили остальные, и закружились вокруг него роем рассерженных пчелок.
— Кто это у нас злой? — спросил кто-то, и прошел к нам, отмахиваясь от летающих пикси.
Я забыла про пикси, про укушенного раздраженного рыжего, про все-все.
Эльф! Он был весь в черном, как и полагается в эту ночь, и темный шелк его длинных волос терялся на такого же цвета ткани кафтана. Высокий, изящный, как молодое деревце, он взглянул на меня с удивлением, и я утонула в бархатной мягкости его золотых глаз.
— Человек, — выговорил эльф чистым, упоительно мягким, завораживающим голосом. Я все еще тонула в его глазах, и заметила, как удивление в них сменилось радостью. — Человек!
— Это Магари, гостья, — подсказали ему пикси.
— Магари, — просмаковал он имя, и подался вперед. — Смертная…
— При Неблагом дворе много людей, — резко сказал Ириан, разрушая своим неприятным голосом волшебство момента. — Но они так давно среди нас, что мы их за людей уже и не принимаем. Что вы встали, как дурочка, Магари? Он ганконер.
Меня будто ледяной водой окатили, и я отошла на пару шагов назад. Эльф в моих глазах очень быстро растерял все свое очарование…
Ганконеры, или так называемые «ласковые любовники», это одни из самых коварных и жестоких эльфов. Они опаснее, чем инкубы, ведь им нужна не только похоть жертвы, им нужна ее любовь. Они добиваются любви смертных женщин, и, наевшись этой любви, оставляют жертву медленно угасать от неизбывной тоски. Спастись от чар ганконера можно, найдя недостаток в его внешности или раскрыв его. Это единственные неблагие, которые болезненно воспринимают свое несовершенство, и в иерархии высших фейри занимают далеко не высокое положение.
— Придержал бы язык, — прошипел ганконер.
— Придержал бы гламур[2], — парировал Ириан.
Разозленный эльф развернулся и, даже не взглянув на меня снова, быстро ушел.
— Типичный ганконер, — сказала я, — прямо как по учебнику. Если его раскрыть, сразу уходит.
— Неужели! — фыркнул Ириан. — В вас проснулся фейриолог? А я уж подумал, вы эльфу прямо здесь отдадитесь.
Я
— Ириан злой! Злой!
И ведь не поспоришь!
Пикси не пожелали нас оставлять и превратились в крылатый смеющийся эскорт. Когда ганконер ушел, Ириан повел меня к той части поля, в которой было меньше шума. Мы словно прошли невидимую границу и ступили на землю эльфов. Эльфов… После чар ганконера они показались мне слишком блеклыми, как люди, которые зачем-то нацепили на уши накладки и надели черное. Да еще и рыжий так торопился, что я толком никого не могла разглядеть. Зато меня разглядеть успевали, несмотря на мельтешащих вокруг пикси. Общее внимание ощущалось недобрыми, а то и сальными взглядами на коже. Я заметила, что и на рыжего смотрят недобро. Эльфы, в отличие от гоблинов и карги, ни разу не обратились к нему напрямую, не назвали по имени, дорогу не преграждали, но вслед несся шепоток: «Ириан», «смертная», «дар». Сочетание этих трех слов мне жуть, как не нравилось, но я успокаивала себя тем, что ношу охранный оберег.
Эльфы развлекались примерно так же, как и другие фейри — ели мясо, жарящееся на вертелах, пили из грубых кружек, стоя у костров, которые горели сами по себе, без дров, общались. Никто не разносил изысканных закусок, из еды было только мясо, которое брали голыми руками, и запивали рубиновым вином, которое то и дело проливали прямо в костры, чтобы те ненадолго вспыхивали алым. Все верно: пища неблагих в ночь Самайна должна символизировать плоть и кровь…
То тут, то там слышались взрывы смеха; на меня давила густая от предвкушения атмосфера праздника, чувствовалось, что это еще не настоящее празднование. Оно начнется в полночь, и рыжий очень хотел попасть к королю до этого момента. Он так спешил, что я не поспевала за ним.
— Дайте отдышаться! — попросила я, когда в боках закололо, и Ириан остановился. Но остановился он не по моей просьбе, а потому что перед нами встали двое сидхе, из одежды на которых были только свободного кроя черные штаны.
Высокие, широкоплечие, с золотистой кожей, под которой бугрились развитые мышцы, они были очень похожи внешне. Идеально вылепленные лица с крупными мужественными чертами, миндалевидные глаза цвета расплавленного золота, золотые же волосы, собранные в тяжелые косы до колен. И вязь татуировок на их коже тоже золотая… Они загородили нам проход, вытянув громадные мечи, на холодной стали которых плясали оранжевые отблески костров.
«Все правильно, — подумала я, сраженная великолепием сидхе, — такие мечищи могут удержать только такие ручищи».
Но на моего рыжего спутника, разумеется, они впечатления не произвели.
— Пропустите, — надменно потребовал он. — Падрайг лично разрешил мне присутствовать на празднике.
— Ты не один, — густым низким голосом ответил один из сидхе. — С тобой смертная.
— Она тоже приглашена. Оберег для нее изготовил Падрайг.
Один из воинов поднял меч к самому моему лицу, и я увидела в нем собственное испуганное и искаженное отражение. Поддев мечом оберег, он пригляделся к нему золотыми глазами, опустил немного меч и вдруг резким неожиданным движением порезал кожу на моем плече.