Практическая фейрилогия

Грин Агата

Эльфийская защита, называется… Тьфу!

Сглотнув, я опустила руку и взглянула в красные глаза баргеста. Он определенно стал злее… Раз эльфийский оберег не смог меня защитить, значит, дядина защита и подавно не сможет. Баргест — олицетворение смерти. Что против него какие-то там чары? Раз уж предстоит помирать, то пусть это произойдет быстро.

— Отойди! — рявкнула я, и замахала на рогатого руками, чтобы он разозлился еще сильнее и убил меня одним ударом. — Прочь!

Увлекшись, я так на него взглянула, что он, видимо, оробел

и… попятился. Удивленная сверх меры, я осталась на месте. Оборотень же, развернувшись, побежал куда-то в тень. Когда он полностью пропал из виду, я ощутила слабость в ногах, развернулась и уперлась руками и лбом в ствол ближайшего высокого дерева.

Да что же такое происходит?! И со мной, и вообще?

Невесть откуда взявшаяся смелость отняла силы. Я была уверена в том, что поступила правильно, что не ошиблась, отогнав саму смерть от рыжего. Может, потому баргест и убежал, что не время Ириану умирать? Кстати, об умирании. Он там кровью истекает!

Я отлепилась от дерева — в прямом смысле отлепилась — и увидела на своих руках липкие кровавые отпечатки. Когда я успела так пораниться? Но теплая липкость осталась и на лбу… Я взглянула на ствол дерева, в который так опрометчиво уперлась. Он весь сочился кровью, а лиственную крону на ветках заменяли белеющие кости.

Ужаснувшись, я отошла от дерева к Ириану.

Жизнь стремительно покидала его вместе с кровью. Я оторвала несколько лоскутов от своего итак уже изодранного платья и кое-как заткнула глубокие борозды на его груди, оставленные когтями баргеста. Лицо мужчины казалось особенно белым на фоне крови да морковной рыжины его волос. Я едва нащупала пульс на его шее…

Он умрет, если в ближайшие минуту-две не случится чудо. Если бы рядом был хоть один фейри, любой фейри, можно было бы напоить Ириана его кровью и спасти. Но рядом никого, все празднуют…

Я задумчиво взглянула на свои окровавленные ладошки. Эта кровь мертвая и бесполезная, но моя собственная кровь может сгодиться, ведь в ней спит магия друидов. Женщинам Вегрии и остальных цивилизованных стран магичить строго-настрого запрещено, но в экстремальных ситуациях можно нарушить запрет.

Я отвязала платок Ириана, которым он перевязал мое плечо, и ковырнула рану ногтем. Смочив пальцы кровью, я коснулась ими губ рыжего. Затем я коснулась пальцами со своей кровью его ран и начала проговаривать простейший заговор, которым дядя иногда лечил больных:

— Услышь меня, Ириан, и отзовись. Прими мою кровь и исцелись. В ней сила друидов, ей подчинись. Услышь меня, Ириан, и…

— Уходи, смертная.

Я подскочила на месте и взглянула в сторону, откуда раздался голос.

Голос принадлежал сидхе, одетому в непраздничные серые одежды, грязные и мятые, к тому же. Да и сам он был серым, грязным и помятым. И очень высоким, около двух метров. Такой рост даже среди сидхе считается признаком особой красоты, но вряд ли можно назвать этого сидхе красивым — уж очень худ, кожа да кости. Мне пришлось

задрать голову, чтобы разглядеть его лицо.

Он точно не из тех, кем хочется восхищаться. Спутанные светлые волосы коротко обкорнаны, сероватая кожа явно не знает ухода, бесцветные губы сжаты в тонкую полоску, а глаза прикрыты засаленной повязкой. Слеп? Или у него смертельный взгляд?

— Вы не вняли предупреждению, — глухо проговорил сидхе. — Так умрите.

— Ты подослал баргеста? — спросила я, пытаясь сохранить спокойствие.

— Вы должны были уйти, узрев его. Никто не должен видеть меня. Никто не должен нарушать мой покой.

Все понятно, социофоб.

— Мы уйдем, — пообещала я, — честно, уйдем. Даже побежим. Только вылечи сначала этого человека, он серьезно ранен.

— Я не потрачу и капли своей крови во имя чьего-то спасения, — напыщенно ответил сидхе. — Мир отверг меня, и я отвергаю мир.

— Если ты не поможешь, мой провожатый умрет, некому будет вывести меня из холма, и я останусь тут, с тобой.

Как я и ожидала, такая перспектива незнакомца-социофоба испугала, и он, прошептав что-то нелестное про смертных, подошел к нам. Двигался он уверенно, словно видел через повязку. Склонившись над Ирианом, он коснулся его лба рукой и сразу же одернул.

— Поздно? — испугалась я. — Умер?

— Жив! Ты исцелила того, кого исцелять не следует! Проклятье снято. Надменный бог возвращается к жизни!

— Надменный кто? — ахнула я, и посмотрела на Ириана.

Раны на его груди затягивались. Кожа наполнялась сиянием. Морковно-рыжие волосы темнели до красно-медных и прямо на глазах отрастали. Менялся костяк лица, доводились до совершенства черты. Трещали кости, раздвигаясь, удлиняясь. Плоть наполнялась силой.

Ириан открыл золотые глаза сидхе.

Глава 7

Глаза рыжего, его настоящие глаза, оказались дивно красивыми. Рисунок радужек, как мозаика, был собран из разных оттенков золотого, и глаза казались то красноватыми, то светлыми, как солнечный свет. Такие оптические эффекты — зрелище слишком сложное для моих заурядных человеческих глаз. Я стала смотреть на более безопасные «части» Ириана и выяснила, что ничего безопасного в нем нет. Он большой, безупречный громила с белой кожей и темно-рыжими волосами, пряди которых так причудливо раскинулись по земле, что напоминали кровяные потеки.

Он моргнул раз, другой, поморщился, закрыл глаза.

Надо же — сидхе, да еще и бывший бог! Вот почему у него такой мерзкий характер, вот откуда в нем напыщенность и взгляд в стиле «вы букашки, я орел». В наставлениях друидов говорится, что нет созданий более коварных, жестоких и своенравных, чем бывшие боги, а я друидам верю. Не прикончит ли он меня этой своей божественной рукой воина, когда придет в себя окончательно? С него станется! Вполне может решить отомстить за то, что я была с ним непочтительна.