Практическое руководство по алхимии

Зелатор Альбус

Четвертым элементом является тепло (жар) или, как его не совсем верно называли в древности, огонь. Однако видимый нами огонь, или горение, представляет собою лишь перегруппировку атомных структур, являясь тем самым порождением соответственно твердых, жидких или газообразных тел.

В ответ на это современные ученые могут нам возразить следующим образом. Но, говорят они нам, ведь твердое вещество (под которым понимается лишь одна из возможных форм перегруппировки микрочастиц) всегда может быть переведено в жидкое состояние, тогда как жидкость - превращена в газ, а газ - сконденсирован в жидкость.

Это, безусловно, верно, но этим все и ограничивается, хотя и в пределах вышеназванных элементов может быть достигнуто некое предельное

состояние. Но в каждый данный момент времени и применительно к конкретному составу мы можем фиксировать наличие лишь одного из них, поскольку все они неизменно пребывают в четвертом, а именно в теплоте, энергии, огне пли универсальной плазме, как бы мы его ни называли. Итак, все воспринимаемое нашими чувствами относится к одному из трех вышеназванных элементов, которые проявляются лишь благодаря четвертому. Иными словами, если исключить из нашего рассмотрения их перво форму, то в каждый данный момент времени мы можем иметь дело лишь с одним из них, но никогда со всеми тремя сразу. Как мы упоминали выше, будучи разделены друг с другом, кислород и водород становятся газами, хотя в соединении друг с другом они образуют жидкость (воду). Таким образом, наши современные элементы представляют собою лишь соединения (ассоциации) микрочастиц в виде индивидуальных атомов, каковых насчитывается в настоящее время более сотни.

Допустив далее, что любое вещество, называемое нами ошибочно элементом, представляет собою на самом деле комбинацию неких трех элементов, являющихся неким единством, заключающим в себе тайну бытия любого вида материи (жидкой, твердой или газообразной) и названным алхимиками семенем или Ртутью Философов, мы можем предположить и возможность его выделения в чистом виде. При этом необходимо осознавать, что он не может быть и простым теплом, поскольку последнее представляет собою лишь некую активизирующую силу, способствующую проявлению одного из вышеупомянутых видов материи.

Взяв в качестве примера кусок какого-либо металла, скажем, железа, начнем его отковывать, пока оно не станет настолько горячим, что сможет что-либо воспламенить. Таким образом, исходное твердое вещество, восприняв известное количество тепла пли огня, может быть превращено в жидкость, т. е. расплавлено, выделяя при этом растворенные в нем газы, тогда при отнятии активизировавшего тепла оно может снова охладиться до состояния твердого металла или же (если его отжигать достаточно долго) может перейти в окись железа.

Тоже самое мы можем проделывать и с газами, т. е. сжижая их под давлением или даже переводя их в твердое состояние. Таким образом, именно потому, что все вышесказанное относится к области строго выверенных фактов и истина (в отличие от так называемого знания) неизменна, никто не придает значения тому, что воплощение идеи становится возможным лишь благодаря материи (веществу) и космической сущности (организации). Иными словами, для идеи не существует «происхождения», но одно лишь вечное «бытие». Причем это «бытие в себе» есть сознательное бытие или состав, равнозначный Аристотелевой «идее» или квинтэссенции всех признаваемых алхимиками четырех элементов (поскольку они также относят к ним и огонь), и соответствует в присущем ему единстве или первосущности тому, что они называют первоматерией.

Все алхимики согласны в том, что началом алхимической работы и является получение этой квинтэссенции. Но возможно ли это в принципе? Безусловно возможно, поскольку внутренне присущая материи сущность, обозначаемая нами в качестве ее «идеи», представляет собою ее внутреннюю теплоту или энергию. Иными словами, говоря о воплощенной в материи «идее», мы имеем в виду некое «чувствующее» или «сознающее» тепло.

Лишь исходя из подобных посылок мы и можем попытаться как оправдать создание алхимических сочинений, так и доказать их практическую ценность для нас. Ибо характерный для них образный язык представляет собою лишь способ маскировки.

Иными словами, такие алхимические термины, как «красный лев», «зеленый дракон», «кровь дракона» и «ртуть философов», никогда не следует понимать буквально, т. е. в качестве привычных нам индивидуальных сущностей. Ибо основанное на подобном подходе экспериментирование неизменно окончилось бы полною неудачей.

Из всего вышесказанного следует то, что непредубежденное изучение алхимии способно открыть новый путь в науке, сделав ее, благодаря слиянию с Абсолютом, подлинно достойной человеческой судьбы. Осознание того, что подлинно реальной является именно «идея», а не ее чувственное воплощение, значительно облегчает всю предварительную работу алхимика. Однако начинающий должен прежде всего не только внимательно изучить, но и внутренне воспринять предлагаемые ему концепции, а не просто, так сказать, «сложить их в копилку своей памяти». Ибо каждый раз, когда врата алхимии раскрываются, чтобы пропустить в них еще одного искателя истины, человечеству оказывается великая милость. При этом не следует забывать, что даже такие «узкие врата», каковыми являются творения Парацельса и некоторых других философов, достаточно широки для того, чтобы искренне желающие смогли бы проникнуть во внешний двор Творения.

К сожалению, многочисленные компиляторы и гробокопатели значительно осложнили путь новичка к истине своими комментариями. В качестве примера мы можем упомянуть три совершенно различные версии жизни Парацельса. Поэтому новичку необходимо прежде всего постараться найти оригинальные версии трудов истинных философов алхимии. И лишь после тщательного их изучения он может себе позволить составить свое собственное мнение об этом предмете. Причем критерием правильности сделанных нм выводов является согласие их с фактами, полученными из других источников. Постоянное использование подобной «обратной связи» и последующего синтеза и является основою правильного постижения нашего искусства. Ибо, подобно тому как несть числа атомным перегруппировкам, бесконечны и формы умозаключений, сделанных на основе исходных правильных посылок. Построение одного конкретного умозаключения есть лишь начало построения более высокой и широкой гипотезы. И этот являющийся «бытием в себе» процесс не ограничен во времени, ибо именно он чертит траекторию, обусловливающую течение времени, а не наоборот.

Формулирование любых законов требует знания некоторых исходных норм. Благодаря трудам Пифагора в качестве таковой нормы в нашей науке было принято время пли же его числовой эквивалент. Однако подлинные законы мироздания не могут быть ограничены ни временем, ни числом, ни какими-либо связанными с ними концепциями, ибо лежащая в их основе колебательная активность представляет собою цельность, стоящую вне основанных на числе пифагоровых законов. Несмотря на то что человек может записывать и измерять некоторые из этих колебаний, делая их тем самым интеллигибельными, характеризующая их частота относится к некой физической, но отнюдь не абсолютной реальности. Например, известное научное положение о том, что вызывающий соответствующие изменения в сетчатке красный свет колеблется с частотой 45-47х10 в девятой степени колебаний в секунду (что соответствует длине волны в 7000 А), является лишь неким описанием, основанным на чисто человеческой способности понимания определенной физической реальности.

Известный постулат оптики о наличии шести (трех основных и трех дополнительных) цветов, получаемых с помощью призмы, приводит к тому, что должны классифицировать всякий отличный цвет (например, индиго) как нечто обособленное. Однако подобная физическая классификация цветов основана на представлении о реальности существования спектральной шкалы, отдельные части которой могут быть нами измерены и выделены в качестве известных цветов. Однако не следует забывать, что все так называемые семь цветов радуги являются производными луча белого цвета, который разлагается на них, лишь проходя сквозь стеклянную призму.