Практика частных явлений
Шрифт:
Быть может, сменим ритм?
Первый: (растерянно) Ритм? Это город на юге Австралии? (торопливо бормочет) Она сказала, она сказала... что не выпускает меня из объятий... Ой! Как низко висит люстра! Я опять ударился! (истерично рыдает)
Ангел:
Рамка всё же нужна,
Ничего без неё не получится –
Так уж устроено.
Чтобы
Надо черту провести.
Первый: А если стать лесом? Сосной?
Ангел:
Тогда ты увидишь то, что видит сосна.
Но не больше.
Первый: А надо ли больше?
Ангел:
Не знаю. Я не лекарь
С пачкой рецептов в портфеле.
Но я знаю, что надо оплачивать всё
Только кровью своей.
Нет тверже валюты на свете.
Первый: В каком банке хранить эти деньги?
Ангел:
Просто в банке
С плотно притёртою крышкой.
Главное – чтоб кровь не свернулась
А иначе – дело труба.
Первый: Помню, я читал в гороскопе...
Ангел: (резко)
Гороскопы – хуйня!
Их придумали для мертвецов,
Для филологов с фигой в кармане,
Для звёзд рок-н-ролла,
Уныло играющих в имидж,
Для любителей некро
И прочей контрацептуры.
Первый: Вот те раз! Поскольку я не отношусь ни к тем, ни к другим, ни к третьим с четвёртыми – значит, мне и здесь ловить нечего? (дурашливо смеётся)
Пауза.
Ангел:
Ты всё ловишь свет первородный.
Ты ищешь ключ-чудодей,
Который откроет двери,
К Весне Священной ведущие...
Нет, так не бывает.
Нужно, конечно, что-то иметь,
Но желательно меньше, чем больше.
Вернее – процент с пустоты.
Понимаешь... Есть предел для всего,
Только о нём узнаёшь лишь в последний момент,
Когда ударяешься лбом.
Зато
Только тогда
Ты получишь право
Выпилить рамку,
Чтобы в неё поместить
Залив с высокой травой,
Руки природы,
Песок на губах
И сосны в спящем лесу.
Первый: И ещё...
Ангел:
И ещё – что угодно,
Что оплачено собственной кровью!
Понимаешь... Свет или Тьма
Возникают только впоследствии,
А в самом начале – их нет. (собирается уходить)
Первый:
Я хотел бы... когда-нибудь
Снова с тобой поболтать...
Ангел:
Это – можно. Вот – телефон мой. Звони.
(Протягивает Первому визитку и исчезает).
Первый: (пытается разобрать написанное на визитке) Два нуля... двадцать... два нуля – двадцать... Два нуля – двадцать... Небесная Канцелярия... А? Что-то было, только раньше, давно. Я помню: всё это шло и шло, тащилось и растаскивалось, растаскивалось и растащивалось. Это я уже проходил. Давно проходил, в самом ещё начале чего-то... Наяву. А сейчас-то я – сплю. Да, сплю. Спу.
Картина 2
Первый на том же месте. Его пристанище стало ещё более «обжитым», появился, например, телефон, а также другие предметы и вещи, символизирующие наши представления о комфорте и стабильной, не слишком уж паршивой жизни. Время от времени отчётливо слышны разнообразные индустриальные звуки, а иногда – пение птиц, мычание, хрюканье, голоса плотской любви, стадные кличи спортивных фанатов, гаммы, долбёжка пишущей машинки, чмоканье шампанских пробок, шершавое чирканье спичек, шелест высохших цветов и, разумеется, многое другое.
Шуршит метла.
Первый: (тихо, сонно) Похоже, будет дождь? Портится, портится погода. Где же Элен? Она должна была прийти уже... неужели всё-таки будет дождь?
Появляется Второй . Он тащит на себе мешок чудовищного размера и, соответственно, передвигается с большим трудом.
Э! А ты-то откуда здесь? Ты же умер!
Второй что-то бурчит себе под нос.
Нет, я – рад, ты не думай. Только странно! Я думал – ты совсем ушёл... туда, в то, а ты опять здесь! Что это у тебя такое?
Второй не выдерживает и с грохотом роняет мешок.
Тяжёлая, я смотрю, у тебя ноша. Сядь, отдохни... Расскажи что-нибудь! Мне всё интересно теперь. Сам понимаешь, в моём положении. Нет-нет, я не жалуюсь, всё ведь могло быть и гораздо хуже... Элен... Где же она? Она – неплохая, Элен. (смеётся) Замучила меня рассказами про фильмы, всё не может забыть какое-то кино... там тигры саблезубые охотятся на черногорцев. И ещё журналист американский, голый... Я даже скучаю, когда её долго нет. Она нравится мне. Только вот что меня всерьёз беспокоит – проваливается она всё время. Постоянно. Ты не знаешь – куда это она проваливается? К чему это проваливание?