Правда и ложь. Трактат второй
Шрифт:
Отправку сына в психоневрологический диспансер (на чем весьма настаивал его лечащий врач) Горицкий решил отложить. Как говорится, еще не вечер. В любом случае, если и возникнет необходимость поместить Геру в клинику, это будет лучшая швейцарская (а, может, и курорт в Ницце), но никак не отечественный дурдом (пусть даже с палатами для VIP-ов).
…На явную (и грубую) колкость сына Станислав Георгиевич ничего не ответил. Раз ёрничает – значит, ему уже лучше (в течение первых трех дней после алкогольной детоксикации) Гера вообще молчал, тупо пялясь в навесной потолок.
Посему,
– Как самочувствие, Георгий?
Георгий скорчил мину, не иначе долженствующую означать отвращение (больше, правда, это походило на то, будто ему, под видом яблока или абрикоса, дали раскусить недозрелый лимон).
– Прекрасно, mein Herr. Wunderbar. Jahwol! – выбросив вперед правую руку в издевательски-нацистском приветствии, парень, по-видимому, исчерпал свои слабые силенки (сказалась суточная подпитка организма глюкозой посредством капельницы) и, устало откинувшись на подушку, прикрыл глаза.
– Ну да, – слегка задумчиво согласился Горицкий-старший, – Методы воспитания у меня и впрямь…
– Концлагерные, – со вкусом закончил его фразу любящий сын.
"Жаль, поздновато я их применил", – едва не вырвалось у банкира в пылу досады.
Однако, взяв себя в руки, он почти невозмутимо произнес:
– В самом деле? Следовало, значит, позволить тебе спиться? Или даже подсесть на иглу?
Гера промолчал, демонстративно отвернувшись к стене.
– Разговаривать, выходит, не желаешь, – вздохнул Станислав Георгиевич (в это мгновение он, цветущий сорокалетний мужчина, ощутил себя едва ли не дряхлым и беспомощным стариком), – Ладно, отвергла тебя какая-то пигалица…
– Не говори о ней так, – прошипел Егор в стену, – Вообще, не смей судить о том, чего не знаешь! – рывком повернулся к отцу, ошпарил разъяренным взглядом воспаленных ("Плакал он, что ли?" – мимоходом ужаснулся банкир) глаз, – Сначала ты мать довел до могилы, теперь, видимо, мой черед?
Горицкий ощутил удушье. Даже машинально ослабил узел галстука и расстегнул на рубашке пару верхних пуговиц.
– С этого места, пожалуйста, поподробней, – сдавленно произнес Станислав Георгиевич, – Каким образом, я, по-твоему, довел твою мать?
– Очень просто, – невозмутимо ответил отпрыск, – Не уделял ей должного внимания. Практически ее игнорировал. Плевал на нее. Да ты и женился-то лишь ради денег!
Горицкий прикрыл глаза, стиснул челюсти… и мысленно начал отсчет от десяти до нуля (именно в таком порядке). На цифре "три" осознал, что снова может взять ситуацию под контроль. И холодно посмотрел на сына.
– Да, кое в чем ты действительно прав. Благосостояние родителей Валерии, твоей матери, действительно сыграло немалую роль в том, что мы с ней… сошлись. Но что касается этих абсурдных обвинений, о том, что я, якобы, не уделял ей внимания… ты, дорогой мой, вероятно, повторяешь слова бабули по материнской линии, – по тому, как Егор густо покраснел, Станислав Георгиевич понял, что угодил в яблочко. Кто, как не бывшая теща с ее склочной натурой, могла пытаться настроить сына против отца? – Да, я был поглощен финансовыми делами, не спорю. А как иначе я мог сделать карьеру? Достичь высокого положения? Наконец, иметь то, что сейчас имею? Или ты предпочел бы папашу-тюфяка? Тряпку, лодыря, не способного обеспечить не только семью, но и себя самого? По-твоему, таких не бывает?
– Хватит вбивать в меня прописные истины, – буркнул Егор, снова намереваясь спрятаться в свою раковину (иначе, натянув одеяло по самую макушку, отвернуться к стене), – Может, ты и гений в области финансов, но в отношениях с людьми, – снова обжег отца воспаленным взглядом, – Ты, папа, извини, просто сухарь. Нельзя всех мерить одной гребенкой!
– Меркой, – машинально поправил сына Станислав Георгиевич. Похоже, депрессия – штука коварная и заразная… иначе отчего он сам вдруг ощутил апатию и резкий упадок сил?
А главное, в сознание забралась провокационная мыслишка: "Может, Герка не так и неправ? Ради чего, собственно, я старался, если единственный сын ни в грош не ставит мои усилия?"
– Ну, и что я, по-твоему, должен сделать? – устало спросил Станислав Георгиевич, глядя на отпрыска – бледного, осунувшегося, несчастного "гадкого утенка" со смесью жалости и… легкого разочарования ("Для Егора отказ пигалицы, на которую он положил глаз, самое страшное, что может случиться в жизни. Разве это нормально?"), – Привести к тебе живого слона? Или, может быть, тигра?
– Почему слона? – растерянность слегка оживила бледное лицо сына, – При чем тут слон… или тигр?
– Классиков надо бы знать, Георгий, – Горицкий постарался изгнать из собственного голоса назидательные интонации (не хватало еще, чтобы Гера подумал, будто отец намерен прочесть ему мораль), – В частности, я имею в виду рассказ Куприна. О богатенькой девочке, угасающей от хандры (Гера снова начал краснеть), которую мог развеять разве что слон. Да, живой, натуральный, цирковой слон.
– И что? – с любопытством спросил Егор, приподнимаясь на локте, – Ее повели в цирк?
– О, нет, – Станислав Георгиевич усмехнулся. Невольно. – Это к ней привели слона. Да, не удивляйся, к ней, на дом. Сколько такой эпатаж стоил ее отцу, в рассказе не говорится, однако…
– И так ясно – немало, – в голосе Геры вновь проскользнула тоска, – Но я-то не прошу слона, пап. Я вообще ничего не прошу… только оставь меня в покое, ладно?
– И дать тебе спокойно покончить с этой постылой жизнью? – невозмутимо поинтересовался Горицкий, – Мало того, что на мне до сих пор лежит вина за случившееся с твоей матерью… хоть, строго говоря, не настолько я виноват, как тебе внушает бабуля… (Егор опустил глаза и даже начал покусывать губы) Нет, тебе я пустить жизнь на самотек не позволю. И не надейся.
– Так на черта мне эти врачи, таблетки, сиделки! – пылко воскликнул Егор, рывком садясь на кровати, – Приведи слона, папа! – на впалых щеках заалели пятна лихорадочного румянца, – Точнее, не слона, сдался мне этот слон… Ты знаешь, кто мне нужен, – добавил, понизив голос, единственный отпрыск президента "Бета-банка", – Знаешь… Ну, так и докажи, что ты не сухарь и не ходячий арифмометр, как тебя называют за глаза. Убеди ее, – губы парня растянулись в невеселой улыбке, – Как убеждаешь деловых партнеров. Как вы, бизнесмены ("Это слово в устах Герки звучит хуже ругательства", уныло отметил Станислав Георгиевич), умеете убедить… любого. Ну, так и ее убеди!