Правда и ложь. Трактат второй
Шрифт:
Настя обреченно взглянула на часы. Если поторопиться, можно успеть на ближайший рейсовый автобус… все равно настроение безнадежно испорчено, и любовные игры с милым не доставят того удовольствия, какое могли бы доставить до этого идиотского звонка.
– В восемь вечера я буду дома, – она неосознанно заговорила банкиру в тон – сухо и деловито, – Полагаю, именно там мы и сможем все обсудить.
Опять секундная пауза (или легкая заминка?)
– Согласен, –
Настю бросило в жар от резко нахлынувшей неприязни к этому хозяину жизни, ради ничтожного сынули, похоже, готового пойти на любую авантюру (или аферу?)
– Да. Именно в его присутствии, – отчеканила она ("А заодно и в присутствии Лорда. Для подстраховки").
– Отлично, Настасья, – больше добавить она ничего не успела, ибо связь прервалась.
Спустя мгновение надежные руки Дениса опустились на ее плечи.
– Что случилось? – негромко спросил он.
– Да ничего, – в течение ужасной секунды, растянувшейся, казалось, на целую вечность, Настя боялась, что попросту разрыдается на широкой груди своего бойфренда.
Впрочем, усилием воли ей все-таки удалось взять себя в руки.
– Из деканата звонили, – изобразив удрученный тон (что было совсем нетрудно) пояснила (точнее, солгала) Настя, – Какие-то неясности с оформлением документов… В любом случае, надо ехать.
Если Дэн и заподозрил неладное, то ничего ей не сказал.
Он всегда выгодно отличался от своих ровесников врожденным чувством такта.
* * *
Снова банкир
…Окинув взглядом массивную "сталинку", Горицкий вышел из машины и в сопровождении Лебедева направился к нужному подъезду.
На звонок домофона отозвалась не "пигалица" (как он ожидал), а сам профессор (отчего Станиславу Георгиевичу на миг даже стало неловко).
Тем не менее, голос банкира звучал уверенно.
– Добрый вечер, Валентин Владимирович. Это Горицкий. Вряд ли вы меня помните, хоть я некогда и сдавал вам экзамен, – тут он не сумел сдержать легкого (определенно нервного) смешка, – В любом случае, я хотел бы побеседовать с Анастасией.
– Моей дочерью? – озадаченно переспросил профессор, после чего банкир услышал, – Что ж, проходите, и писк электронного устройства, разблокировавшего дверь подъезда.
На третий этаж они с Лебедевым поднялись пешком (допотопный лифт не вызвал доверия у Станислава Георгиевича).
…Постаревший и поседевший (однако, сохранивший тонкость и благородство черт лица, а также ясный взгляд) Воронцов распахнул дверь своей квартиры, одновременно скомандовав глухо зарычавшей черной мускулистой псине: "Место, Лорд, место!"
Именно эта грозная собака и помешала Горицкому обратиться к охраннику: "Побудь у двери". Станислав Георгиевич опасался бойцовых и сторожевых псов (ведь даже хорошо воспитанные собаки бывают непредсказуемы).
Поэтому, вежливо поздоровавшись (и пожав протянутую профессором руку), он заодно представил и Лебедева, как начальника своей службы безопасности.
Во взгляде синих глаз Воронцова мелькнула легкая усмешка. Но руку он, тем не менее, подал и Лебедеву.
– Валентин Владимирович.
Тот с величайшей осторожностью пожал профессорские пальцы.
– Очень приятно. Лебедев Александр Сергеевич.
– Запоминающееся имя, – одобрил профессор, – Что ж, проходите, господа, – указал в сторону гостиной.
– Чай, кофе?
– Большое спасибо, не стоит беспокоиться, – начал Горицкий, отчего-то ощущая нарастающую неловкость – квартира профессора, несмотря на весьма скромную обстановку, внушала чувство сродни благоговению. Может, оттого, что не была захламлена безвкусными мещанскими безделушками, а, может, потому, что одна из комнат была превращена в самую настоящую библиотеку (стеллажи с книгами полностью занимали две стены).
Соседняя же дверь была закрыта. Воронцов стукнул в нее пару раз, затем толкнул.
– Настенька, к тебе гости…
…Спустя секунду раздался писк, возвещающий о выключении компьютера, стук отодвигаемого стула и, наконец, легкие шаги.
Станиславу Георгиевичу казалось, что он готов ко всему. Он готов был увидеть эффектную девицу с параметрами подиумной "модели", но так же мог узреть "серенькую мышку", усмотреть в которой нечто особенное мог лишь его сын, пресыщенный "платными девочками" из службы эскорта. К любому он был готов…
только не к тому, что увидит все ту же хулиганисто-лукавую Красную Шапочку, разве что повзрослевшую на четырнадцать лет.
И подросшую… сантиметров на семьдесят.
…В одном теперь Горицкий не сомневался – у его сына действительно отменный вкус. Девчонка была хороша. Хороша чертовски. Ни вульгарности, ни излишней слащавости. Воплощенный идеал славянской красоты- высокие скулы, открытое чистое лицо, в меру припухшие губы, короткий прямой носик, роскошные "соболиные" брови и, конечно, большие, миндалевидной формы, темно-синие, оттененнные густыми ресницами, глаза… нет, очи.
Плюс коса. Натуральная темная коса до пояса. Прямо-таки сказочная.
Рост Настеньки Горицкий на глаз определил как метр семьдесят пять (плюс-минус сантиметр). И сложена она была идеально – тонкая, но не производящая впечатление худой, длинноногая, с выраженной осиной талией и вполне отчетливой (при хрупкой в целом фигурке) грудью.
"Не хватает разве что сарафана и сафьяновых башмачков", – иронично подумал банкир: на Насте были потертые светло-синие джинсы, бледно-лилового цвета футболка и спортивные тапочки.