Правда и ложь. Трактат второй
Шрифт:
…Похоже, теперь все частицы "паззла" успешно соединились.
Кроме одной.
При чем тут синеглазая девочка лет восемнадцати, Сергей все же не понимал. Она единственная не вписывалась ни в один фрагмент. Она вызывала смутную тревогу.
И он до сих пор не мог вспомнить ее имени.
Увы, никак не мог.
* * *
Дэн
– Денис! – когда у моей матушки начинается мигрень (а она ее одолевает минимум раз в неделю), ее голос становится донельзя противным – одновременно надтреснутым и скрипучим. Как у старухи (хоть до старухи моей маман
Но сейчас маман выглядела на все свои сорок два. И ее голос звучал так, что, честное слово, хотелось зажать уши ладонями. Или просто вставить в них затычки.
– Ты опять уткнулся в свои дурацкие книжки? Я же просила тебя сходить в магазин!
– O'kay, – буркнул я, с неохотой закрывая толстый талмуд, такой внушительный, что далеко не каждый мой ровесник взялся бы за его чтение (разве что упертый ботаник, каким сам я когда-то был. До знакомства с Настей).
Но самое забавное (или, точнее, парадоксальное), это то, что именно она рекомендовала мне эту книгу. И данного писателя (о котором я раньше, признаться, не слышал).
Фамилия мэтра была Джон Фаулз. А роман, который меня буквально поглотил, назывался "Коллекционер".
Для несведущих (если и впрямь таковые найдутся) поясню – речь в данном выдающемся опусе идет о некоем молодом английском джентльмене, энтомологе-любителе, который влюбляется в юную английскую леди (или, проще говоря, девушку-художницу), красивую – глаз не отвести.
Несмотря на то, что Джон Фаулз добросовестно описывает ее внешность – длинные светлые волосы, серые глаза и прочее в том же духе, я почему-то немедленно начинал представлять себе другую девушку – темную шатенку с глазами больше синими, нежели серыми. Но в любом случае тоже красавицу.
Конечно же, я имею в виду Настю. Настеньку. Настасью (но, к счастью, не Филипповну).
Но возвращусь к роману. Итак, поначалу у джентльмена (хотя, какой он джентльмен? Мещанин, мелкий клерк, вдобавок со странностями) шансов завоевать свою симпатию не было никаких (разве что время от времени любоваться ею со стороны), но потом он выиграл офигительно большие деньги в лотерею (такое действительно возможно лишь в романах, да и то зарубежных, согласны?), оставил службу, приобрел огромный дом (с огромным подвалом), а заодно – крытый фургон. На котором и разъезжал, выслеживая свою пассию.
И в конце концов он ее выследил. Похитил. И поместил в свой огромный подвал. Замечу, не с какой-то особенной садистской целью. И даже не с целью сексуального надругательства.
Нет, он ее просто поймал. Как до этого ловил бабочек. Даже обеспечил ей относительно комфортные условия (насколько вообще может быть комфортно в подвале) – обставил помещение мебелью, приволок ей мольберт, чтобы могла рисовать (она же была художницей), покупал ей шмотки, вкусную еду, книги… не разрешал лишь бывать на солнце (если он ее и прогуливал, то исключительно по ночам).
Девчонка, конечно, пыталась его разжалобить, прибегала к разным ухищрениям, однажды чуть не проломила ему череп…
Но в конечном итоге закончилось все плачевно – она заразилась от своего похитителя гриппом, грипп перешел в воспаление легких, а поскольку врача ей парень вызвать не мог (равно как и отвезти в больницу), иначе выдал бы себя с головой, она умерла у него на руках.
Вот такая отвратительная (в общих чертах) история.
После Настя поинтересовалась моим мнением о прочитанном, и я честно ответил ей – "Гнусно". Тогда она по своему обыкновению чуть прикусила нижнюю губку и спросила, мог бы я сделать что-то подобное.
У меня едва не вырвалось: "По-твоему, я такой же урод?", но потом я просто решил отшутиться и ответил: "Только с твоего согласия. И, конечно, в подвале держать бы тебя не стал".
– И на том спасибо, – усмехнулась Настенька. Я в миллионный раз залюбовался ее тонкой, длинноногой фигуркой, точеным профилем и спадающими на спину темными локонами, на солнце отливающими золотом. Легонько подпрыгнув, она сорвала с яблони парочку наливных, розовобоких плодов (если мы хотели побыть наедине, то обычно уезжали на дачу профессора и совмещали приятное с полезным – то есть, кое-какую работу непременно выполняли, прежде чем уединиться в уютном домике), и, конечно же, одно яблоко бросила мне. Я поймал его на лету.
В свою очередь, притянул к себе Настю. Что было дальше, каждый может вообразить. Честно говоря, описывать в деталях наши с ней любовные игры я не собираюсь (не порнографический роман пишу, в конце концов). Одно скажу – нам было хорошо. Замечательно нам с ней было. И никто никого ни к чему не принуждал (Если б Настя сказала мне "стоп", я бы тут же остановился). Повторяю – все между нами совершалось на добровольной основе.
…Однако, потом, когда мы расслабленно возлежали на старой софе, застеленной хоть и не новыми, но неизменно чистыми простынями, Настя, по обыкновению потянувшись за своими Vogue, неожиданно спросила:
– А если б со мной случилось что-то дурное, Дэн… ты бы по-прежнему был со мной?
– В смысле? – я действительно поначалу не въехал. Но в груди тут же похолодело от нехорошего предчувствия. – Что значит дурное?
– Ну… – она неопределенно повела рукой с зажатой между пальцев сигаретой, – К примеру, мое лицо оказалось бы обезображено… а? – бросила на меня острый взгляд.
Обезображено? Такое лицо? Я ощутил мимолетную дурноту.
– Что ты несешь? Тебе кто-то угрожает? – приподнявшись с постели, я неосознанно схватил Настю за плечи. Видимо, слишком сильно, ибо она невольно поморщилась.
– Да никто мне не угрожает… Отпусти, Денис, синяки же останутся… (я тут же ослабил хватку).
Ее взгляд на миг сделался насмешливым. Как обычно. Впрочем, потом опять посерьезнел.
– Просто бытует мнение, что мужчина любит глазами. Получается, лет через десять-пятнадцать, когдя я постарею и подурнею…
Я зажал ее нежные губы ладонью.
– Чепуху не мели. Ты не подурнеешь, во-первых. А во-вторых…
– Что? – опять в ее взгляде зажглись хулиганисто-веселые искорки, неизменно меня завораживающие.