Правда о Бебе Донж
Шрифт:
— Второй вопрос: да…
Это был вопрос о преднамеренности. Франсуа с трудом понимал объяснения мосье Бонифаса на эту тему. Мосье Бонифас заявил ему:
— Если даже присяжные скажут на первый вопрос "да", то может быть они скажут "нет" на следующий…
— Но моя жена призналась в преднамеренности.
— Это не имеет никакого значения… Речь идет об определении степени наказания… Ответив "нет" на следующий вопрос, присяжные
В зале заседаний раздался ропот. Жанна нашла в темноте руку Франсуа и сжала её.
Звонок… Призыв к порядку…
— Третий вопрос: да…
Вокруг люди заволновались. Таким образом, присяжные приняли во внимание смягчающие обстоятельства!
— Останься, Франсуа…
Но, если он и хотел броситься в зал, то жандарм все равно бы его не пропустил.
Молчание. Шаги. В течение нескольких минут, пока суд совещался, люди переговаривались, ходили. Если бы заседание длилось еще два часа, если бы оно длилось всю ночь, никто бы не ушел. Но теперь было известно обвинение…
— Успокойся, Франсуа…
Жанна тихо плакала. По-прежнему она видела лишь эту полоску света из-под двери и серебряные галуны жандарма.
— Суд, посовещавшись…
Все застыли.
— … приговаривает…
Рыдание. Это Жанна, которая клялась быть хладнокровной… Она все еще держала руку Франсуа.
— … к пяти годам принудительных работ…
По залу пронесся шум, похожий на шум накатывающегося на гальку прибоя. Это была реакция толпы. Одни уходили, другие оставались в этом зале, где уже погасили половину ламп.
— Пойдем!
Жанна знала обратную дорогу. Она быстро прошла по коридору, толкнула какую-то дверь, которая вела в маленькую комнату, где стояла только скамейка. Напротив виднелась еще одна дверь, которая была открыта. Можно было видеть собравшихся уходить судей. Появилась Бебе, она спустилась по ступенькам в сопровождении двух жандармов и мосье Бонифаса…
Но все исчезло: открытая дверь, кусок пустого зала, блюстители закона и адвокат в мантии. Была ли там Жанна?
В полутьме осталась только Бебе, в шляпке с таинственной полувуалью, закрывавшую только верхнюю часть лица.
— Ты был здесь? — спросила она.
И сейчас же добавила:
— Где Жак?
— Он дома… Я думал…
У него сдавило горло. Слова казались грубыми и шероховатыми.
Он потянулся к белым рукам жены, которые виднелись из-под темных рукавов костюма.
— Прости, Бебе… Я…
— Ты тоже здесь, Жанна?
Сестры упали Друг другу в объятия, точнее это рыдающая Жанна упала в объятия своей сестры.
— Не нужно плакать… Скажи Марте… Но она, конечно же придет ко мне завтра… Я узнавала… У меня есть еще неделя до того, как меня увезут в Гагенау…
Франсуа слышал. В его мозгу сразу возникла картина из какого-то фильма, который он смотрел вместе с… Ну, почему
Ну что ему было до присутствия мосье Бонифаса и двух жандармов?
— Я прошу простить меня… Думаю, что я понял… Я надеялся…
Он угадывал ее глаза под тонкой вуалью. Они были спокойны и серьезны. Она склонила голову. Это уже была не такая женщина, как остальные. Она казалась ему недоступной как Пресвятая Дева, которая должна явиться первым христианам.
— Это ни к чему, Франсуа! Слишком поздно, понимаешь? Все сломано… Я и сама не знала, до какой степени… Когда ты выпил кофе… я смотрела на тебя… я смотрела на тебя с любопытством, только с любопытством… Ты уже не существовал для меня. И, когда ты, прижав руку к груди, побежал к дому… у меня была только одна мысль: "Только бы все поскорее кончилось!.." Сломано…
Я не должна была говорить тебе этого, но так будет лучше… Я объяснила это мосье Бонифасу…
Я слишком долго ждала и слишком долго надеялась…
Всё, о чем я прошу тебя, так это оставить Марту с Жаком… Она знает, что нужно делать. Мэтр Бонифас, благодарю вас. Вы сделали все, что могли. Я знаю, что если бы следовала вашим советам с самого начала… Но я не хотела, чтобы меня оправдали. Что это?
Она вздрогнула. Сверкнула вспышка. Это фотографу удалось проскользнуть в комнату.
— Прощай, Жанна… Прощай, Франсуа…
Она была готова идти с жандармами к машине с решетками, которая ждала ее во дворе.
— Тебе лучше взять развод и начать жить заново… Ты ведь полон жизненной силы!
Это были последние слова, которые он услышал от Бебе.
— … полон жизненной силы!..
Она произнесла их с завистью, с сожалением.
Дверь… Шаги…
— Пойдем.
Это была Жанна, которая в отчаянии бросилась на грудь Франсуа.
— Это невозможно! Нет! Это невозможно! Бебе! Наша Бебе! Франсуа! Не позволяй ей уйти.
Франсуа машинально похлопывал своячницу по спине. Мосье Бонифас, покашливая, отошел в сторону.
— Франсуа! Бебе в Гагенау! Почему ты молчишь? Почему ты позволяешь это делать? Франсуа! Нет! Я не хочу…
Он силой повел ее к выходу, где они нашли встревоженного Феликса.
— Бедный Франсуа…
Нет! Ну, нет же! Нет бедного Франсуа! И не было бедного Франсуа!
А был просто…
Кто был? Невозможно объяснить ни Феликсу, ни Жанне.
Просто настал ее черед… Она высоко пролетала над залитым лунным светом плато… Он подавал ей знаки, звал ее…
— Слишком поздно, мой бедный Франсуа…
Она торопилась, она исчезала.
Ему оставалось только сидеть в одиночестве и ждать ее второго появления… Он станет прислушиваться к шумам, к шагам, к ударам аэролитов… И к шуму машин, которые..