Правда выше солнца
Шрифт:
Ификл сбивчиво забормотал, рассыпаясь в благодарностях. Кадмил прошёл мимо него, с трудом удержавшись, чтобы не шлёпнуть по сияющей лысине. «Пообедаю, – думал он, – потом полчаса на ложе, и лететь. Надо ещё подготовить представление для Акриона».
В том, что Акрион придёт, Кадмил не сомневался. Всё-таки неплохо обладать божественным даром убеждения.
У двери ему пришла в голову одна мысль.
– Ификл, – позвал он, щёлкнув пальцами, – ты ведь просил помещение под архив?
– Давно уж, – поднял голову толстяк. – Отчётов за всё время набралась прорва. На нижнем этаже мне склад дали, да только внизу сыро, свитки портятся...
–
– Воистину счастливый день! – хрипло сказал Ификл, улыбаясь изо всех сил. – Славьтесь, милостивый!
– «Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам», – ответил Кадмил и вышел.
«А ещё Сократ писал, что исполнение желаний становится источником скорбей, – подумал он, поправляя на ходу складки гиматия. – Вот и Семела: исполнила желание и нынче же получит повод для скорби. Только бы Акрион не начал чудить».
Интерлюдия 1. Нежданный гость
Батим, 614 квадрат Северного полушария. 2195452 сутки, 351 минута. День, который может стать последним мирным днём.
– Жезлы к бою!
Земля дымится от магии, словно подожжённый торф. Небо – сплошная белёсая пелена, как будто бельмо на огромном глазу. По земле длинной цепью рассыпались человечки. Держат строй, наставили перед собой палки с набалдашниками фокусирующих кристаллов. Армия. Вышколенные, неподвижные, одинаковые. Ждут сигнала. Ждут цели.
Он считает про себя: один, и один, и один. В воздухе перед человечками распускается, подобный громадному цветку, силуэт пернатого змея. Крылья – что тучи, хвост – что вихрь, глаза – что две луны. Две луны Батима, синяя и голубая, которых давно никто не видел из-за пелены на небе.
– Разрядом... Залп!
Гром слышен даже здесь, на мостике командного пункта. Режим – разряд. Три сотни прирученных молний бьют в тулово монстра, сплетаются, выжигают на своём пути частицы смога, дождевые капли, самый воздух. Змей распахивает пасть, корчится, плещет крыльями. Ещё мгновение – и распухает взрыв. Клочья размётывает от горизонта до горизонта, свет на минуту чернеет, смог из белёсого становится траурным.
– Залечь!
Человечки споро лезут в заранее выкопанную траншею, скрываются в узком провале. Если приглядеться, можно различить блестящие иглы выпростанных из траншеи жезлов. Сейчас они должны переменить зарядные кристаллы, чтобы встретить врага во всеоружии. Кто не успел – тот в бою мёртв.
Он считает про себя: два, и два, и два. Из-под земли вырастают тени; двуногие, четвероногие, десятиногие, с рогами, с жучиными лапами, со скользкими от яда крючьями под брюхом. Омерзительной лавиной текут по линялой земле полигона, вздымая клубы мёртвой, едкой, раздирающей лёгкие пыли. Темнота, готовая пожрать свет; хаос, атакующий порядок; чистое зло против воинской доблести. И – резкая черта траншеи, которая сдерживает живую лаву. Совершенная композиция, яростный контраст, борьба форм. Это так прекрасно, что он, любуясь, едва не пропускает момент для команды.
– Огнём... Залп!
Рёв пламени, реки палящего света, море оранжевой плазмы. Режим – огонь. Тени вспыхивают, полыхают, топорщится палёная щетина. Горят беззвучно. В его власти заставить их кричать и шипеть от боли, но это ни к чему. Достаточно зрительной иллюзии. Сейчас ведь только учения. Пусть враги превращаются в золу молча. Тем более что нужно беречь энергию для следующей волны.
Впереди самое сложное.
Он считает: три, и три, и...
Прямо перед ними, там, где только что пылал огонь. Поначалу призрачные, будто вылепленные из дыма, что остался после сгоревших чудовищ. Затем – всё яснее и ближе, ярче и заметней. И прекрасней. Струятся волосы, беззащитно светятся груди, маленькие ступни попирают горелую твердь. Женщины, человеческие самки, юные и созревшие, субтильные и сочные, высокие и миниатюрные, бледнокожие и смуглые – идут, бестрепетно глядя солдатам в глаза.
И даже здесь, на мостике, он чувствует людское смятение. Кто-то застыл, заворожённый, кто-то шепчет спасительную формулу, кто-то раздвинул рот в ухмылке, простецки любуясь животной красотой. Они не готовы к такому. Это нечто новое.
Поэтому нужно преподать им урок.
– Морфом... Залп!
Смертельно, невыносимо долгое мгновение ничего не происходит. Сердце успевает трижды толкнуться о рёбра – тум, тумм, туммм – пока те, внизу, наводят жезлы на цель. Готовятся стрелять в эту красоту, в эту нежность, в тех, кто кажутся такими похожими на жён, любовниц, на всех когда-то встреченных и брошенных девчонок, на всё то, по чему они тоскуют в ночных казармах.
Потом стук сердца тонет в звуке разрядов. Режим – морф.
Это последнее испытание, и он не жалеет энергии. Женщины вразнобой визжат, падают, тянут руки, которые тут же становятся крыльями, ластами, ветвями. Тела – жемчужные, молочные, опаловые – распадаются потоками червей, застывают каменными изваяниями, обрушиваются брызгами смердящей жижи. Одна превратилась в крошечный дворец с изящными фронтонами, и только из центральной башенки прорастает голова без носа и нижней челюсти. Другая стала повозкой о трёх колёсах на гнутых высоких рессорах, но вместо четвёртого колеса – кровавое тулово, голый истерзанный торс с обрубками ног. Третья обернулась сворой собак, они брешут и воют, рвутся в разные стороны, но не в силах сдвинуться с места, поскольку срослись задними частями в единое многоногое, страдающее, одуревшее от боли и страха чудище. И всё это продолжает морфировать, меняться, терять и обретать форму, цвет, объём, тело, голос.
Солдаты бьют из жезлов по жуткому месиву, не сдаются. Стоят до конца. Это – учения, всего лишь учения. В бою будет хуже, они знают.
Он чувствует, что выложился до конца. Взмахнув рукой, растворяет иллюзию.
– Стройся!
Закидывая за спины горячее от боевой работы оружие, люди карабкаются вон из траншеи. Бегут, хрустя песком, по полигону, ровно по тому месту, где только что умирали невиданные твари. Собираются в круги – ровные, как небесным циркулем отмеренные – и стоят неподвижно.
Локшаа доволен.
Только три сотни солдат: один батальон его непобедимой армии. Ни единой ошибки, ни единого промаха. Вот он, результат муштры, учений, тревог, проверок, магических боевых мутаций. Вот оно, лучшее вооружение – трёхрежимные жезлы, созданные на славной маленькой Земле, где не действуют батимские конвенции о военных разработках. Вот он, Локшаа, властитель иллюзий, способный моделировать настоящие оперативные ситуации на полигоне. Сегодня его батальон расстрелял разрядами Ведлета, сжёг армию Айто, превратил в оживший кошмар «волну плоти», которую может выставить на поле боя Такорда. Всё, как по-настоящему. Они не подведут, если случится то, чего все так боятся – и все, затаившись, ждут.