Правда жизни
Шрифт:
Эта находка не только тенью легла на всю его жизнь – он долгие годы хранил ее в тайне.
9
Фрэнку жизнь на ферме была по душе – и он там пришелся ко двору. Казалось, все складывается даже слишком хорошо. Юне и Тому нравилось, что рядом бегает ребенок. Том сказал, что ферме мальчишка нужен так же, как ей нужна собака во дворе и петух на стогу сена. Мальчик довершал картину. Когда он прожил у них полгода, они перестали предохраняться – не сразу, но без споров.
Вот как Юна объявила новости мужу:
– Том, а что б ты сказал, коли узнал
Семья Вайнов приветствовала это событие с радостью, хотя в то время у них был повод и для более мрачных дум. Пока на ферме все шло хорошо, в городе было не так безмятежно. Фрэнк не виделся с матерью несколько недель, потому что ее отправили в заведение под названием «Хэттон».
Об этом учреждении обычно говорили шепотом – в знак неодобрения, а не из-за слабости голоса. Еще «Хэттон» именовали «тем местом», «горой». Это был тоже как бы загородный дом – дурдом: психиатрическая больница, угнездившаяся на большом участке земли среди кустов рододендрона с голубыми и розовыми цветами. Кэсси поместили туда по рекомендации молодого врача. Марта отчаянно сопротивлялась, но состояние Кэсси все ухудшалось, и мать наконец согласилась.
Однажды в воскресенье Том и Юна заехали с Фрэнком в Ковентри за Мартой и направились к Кэсси в больницу. Они взяли с собой черного винограда из лавки Олив и бутылку «Лукозейда» [11] , как будто Кэсси заболела желтухой или сломала ногу. Кэсси разрешили к ним выйти, потому что никому не хотелось, чтобы Фрэнк заходил в палату. Тем временем он, как зачарованный, следил за человеком, который вышагивал по больничной территории, то и дело замирая в виде изваяния, – «застывал» на несколько мгновений и двигался дальше, чтобы принять новую позу.
11
«Лукозейд» – фирменное название витаминизированного напитка компании «Бичам».
Кэсси все время плакала и много говорила.
– Домой хочу! – Она вытирала глаза маленьким носовым платочком и смотрела на Фрэнка, отпрянувшего к подолу Юны. – Вы не представляете себе, что это за место! Вы не знаете, что тут за народ. Слышали бы вы, что тут творится по ночам!
– Чш-ш, – успокаивала ее Марта. – Это ненадолго. Скоро тебе полегчает.
– Да мне уже полегчало! Лучше мне! Лучше! Две ночи назад было полнолуние. Вы знаете, каково это здесь? Знаешь, Том?
– Ну, ты мне расскажешь, наверно.
– Мам, забери меня отсюда! Тут куча девчонок не по делу сидит! Одну засадили за то всего-то, что она родила. Говорит, отняли у нее дите, а саму здесь заперли. Теперь лежит между двумя бабками – одна кожу у себя на руках жрет, а другая нассыт под себя и сидит!
– Кэсси, ты ведь выдумываешь, – не поверила Юна. – Ну, сочиняешь же, скажи?
Кэсси снова разразилась слезами.
Обратно все ехали угрюмые. Дома, перед их отъездом на ферму, Марта напоила Юну, Тома и Фрэнка чаем.
– Надули меня докторишки. Зря я ее туда отдала. Зря.
Юна была другого мнения:
– Мам, доктор сказал, что ей надо подлечиться. Как ты можешь с ним спорить? Доктор лучше знает, чем ты или я, разве не так?
– Да нет – плохо я с ней поступила.
– Ее всегда можно забрать, – проговорил Том, вгрызаясь в кусок кекса данди [12] . – Только она ж снова шляться начнет.
– Не знаю, что хуже.
– Мам! – сказала Юна.
На следующей неделе они поехали к ней снова. На этот раз Кэсси вывезли к ним в кресле-коляске. Кэсси узнала их – и только. Их посещение не вызвало у нее никакого интереса. Юна отвернулась и поморщилась. Марта была потрясена. Она оставила Кэсси с родней и пошла искать врача. Первая медсестра, к которой она обратилась, отказалась помочь, сказав, что в это время ее никто не примет.
12
Кекс данди – большой круглый кекс с изюмом, цукатами, орехами и пряностями; первоначально выпекался в г. Данди (Шотландия).
– Послушай, милочка, – ответила ей Марта, – ты едва ли старше, чем самая младшая из моих дочерей, а их семь человек, и из них никто еще ни разу мне не перечил. Если не хочешь к концу дня сама в палате валяться, то сейчас пойдешь и приведешь мне кого-нибудь – пускай мне ответят.
Медсестра вспыхнула, но пошла искать врача. Вернулась она с регистратором – пухленьким и румяным, как спелое яблоко, в очках, с рановато отвисшим подбородком. У него был грязный воротничок, а галстук-бабочка съехал на бок. Он сказал, что не он лечащий врач Кэсси, но сможет побеседовать с Мартой у себя в кабинете.
– Двадцать три года, – начал регистратор, листая карточку Кэсси. – Родила двоих здоровых детей.
– Это я знаю, – резко сказала Марта. Регистратор поднял на нее глаза.
– И в самом деле. Она находится у нас совсем недолго.
– Это я тоже знаю. А вот что мне хотелось бы узнать – так это почему у нее сегодня такой вид?
– А какой у нее, по вашему мнению, вид, миссис Вайн?
– По моему мнению? По моему мнению, у нее такой вид, как будто из нее всю душу вытрясли. Вот какой у нее вид. Как будто взяли и вынули из нее душу.
Регистратор внимательно изучал свои записи.
– Очевидно, она проходит у нас терапию ЭТ.
– А по-человечески сказать нельзя?
– Электрошоковую терапию. Мы пропускаем через ее мозг электрический ток умеренной силы. Чтобы помочь ей справиться с депрессией.
– С депрессией? Но ни о какой депрессии вообще речи не было!
– Верно, – поспешно поправился регистратор – Иногда мы прибегаем к электрошоку при лечении шизофрении.
– Об этом тоже не было речи.
– Я не говорю, что…
– А что вы тогда говорите?
– Миссис Вайн, вашу дочь лечу не я, но мы ей подобрали лучшую терапию из того, что возможно.
– Что-то непохоже. Непохоже, что от этого тока, который вы через нее пропускаете, ей стало лучше, а? Вы ее видели? Видели? У нее глаза потухли.
Регистратор поднял пухлую руку, пытаясь остановить ее:
– Я говорю с вами откровенно, миссис Вайн, прошу и вас быть со мной честной.
– А я и так никогда не вру.
– Уверен, что это так. Поэтому, может быть, вы сможете ответить мне: страдал ли кто-либо в вашей семье психическими расстройствами?