Правда жизни
Шрифт:
– Ё-моё, как ты туда забрался? – крикнул Том.
Кэсси завизжала. Фрэнк снова захихикал.
Только Юна засмеялась и подставила руки, как будто хотела поймать Фрэнка.
Кэсси на ферме нравилось – первое время. Сначала все устроилось очень хорошо – они поселились с Фрэнком в одной комнате над старой маслобойней. Вместе ходили кормить уток и цыплят. Однажды Кэсси подняла Фрэнка среди ночи, чтобы показать, как телится корова. Правда, Кэсси выдержала это зрелище только до той минуты, пока Тому не пришлось вытаскивать теленка веревкой. Они щекотали свиней за
Но вот погода испортилась, дни стали короче, и Кэсси теперь вынуждена была сиднем сидеть в гостиной, которая время от времени наполнялась дымом из камина, если капризный ветер вдруг резко менял направление. После обеда Том, отупевший от долгих дневных трудов, сидел, устремив взор в очаг. Юна вязала или читала книгу. Кэсси ерзала, сучила руками, вертелась на стуле.
– Кэсси, да что это с тобой? – спрашивала Юна. – Не можешь минутку спокойно посидеть?
– Юна, а может, в паб сходим? Ты как-то говорила, тут паб есть. То ли «Красный лев», то ли «Голубая свинья», не помню.
– «Синий колокол». А кто с Фрэнком останется, если мы все в паб уйдем?
– Ой, не подумала. Ну, может, с тобой вдвоем сходим, а, Том? Что скажешь?
– Нет, я не пойду. Наработался, ноги как деревянные.
До «Синего колокола» было две мили, но от Кэсси так просто не отделаешься.
– Тогда пошли с тобой, Юна. А Том посидит, правда, Том?
– Две бабы гуляют! – всплеснула руками Юна. – Да за кого нас примут?!
– Ох, ну и зануда ты. И ты тоже. Зануды.
– Так и есть. Я душный и отсталый.
Юна засмеялась:
– Ох и душный – задохнуться можно. А отсталый-то – заскорузлый, одно слово. И доволен – как свинья в своем говне.
Кэсси встала и подошла к окну. Из темноты за стеклом на нее в упор смотрело ее отражение. Она постояла у окна, потом подошла к Тому и хлопнула его по животу.
– Гусь лапчатый! – Она потянула его за рубашку. – А ну, покажи пузо, не высыпало?
Том схватил ее за запястье.
– Отстань, дурочка! – засмеялся он.
Кэсси снова отошла к окну и топнула ногой.
– Короче, я пошла в паб!
Она схватила пальто и шарф, и не успели Том и Юна и слова сказать, как она уже была за порогом.
Хлопнула дверь.
– Мы ей разрешили? – спросил Том.
– А куда деваться? – пожала плечами Юна.
– Вот так оно и бывает?
– Ну да.
– С ней ничего не случится?
Юна втянула воздух сквозь зубы.
– Не случится.
– Бедняжка Фрэнк, – вздохнул Том.
На следующий день Том отвез Кэсси на своем грузовике к автобусной остановке, чтобы она уехала в Ковентри. Фрэнку сказали, что Кэсси немного побудет у бабушки, – он воспринял новость беззаботно, видимо, его совсем не тяготило, что он останется на ферме. Кэсси снабдили гостинцем для Марты – яйцами, молоком и цыпленком. До остановки ехали недолго и все время молчали.
Выбравшись из машины, Кэсси сказала:
– Не думай, что я вас с Юной не люблю.
– Знаю, – тихо сказал Том.
– Просто в деревне я, кажется, свихнуться могу. Прямо кожу с себя содрать хочется, понимаешь? Орать и топать ногами хочется.
– Деревня не всем подходит.
– Но это не потому, что
– Знаю, Кэсси, знаю. А теперь мне надо ехать. Работа ждет.
– Вы ведь присмотрите за моим парнишкой? Конечно, присмотрите. Пока, Том, пока!
Фрэнку понравилось жить на ферме. Ему не пришлось к ней долго привыкать. Он будто тут и вырос. Бывало, испачкается, ноги промочит. Не раз поскальзывался он на коровьих лепешках, а однажды Юна услышала его протяжный вопль, и ей пришлось вытаскивать его из пруда с утками. Но, как она и говорила, мыла и воды у них хватало.
Особенно воды. Ферма была удивительно мокрым местом. Вода лилась с неба, пузырилась по земле, стояла в прудах, струилась ключами, ручьями и речушками – в городе такого не увидишь. Из земли сочилось, по ней текло, ее затопляло. Почва говорила с Фрэнком языком воды, и его любимым местом был мостик через ручей. Правда, «мостик» звучит слишком громко для нескольких досок, вдавленных в берега отцом Тома в слякотные времена, чтобы можно было перейти с верхнего поля на нижнее. Глубина быстрого ручья достигала всего нескольких дюймов: неопасно – и Фрэнку разрешали там играть. Мостик со всех сторон густо зарос ежевикой и чертополохом. Фрэнк обнаружил, что можно пролезть под досками мостика и спрятаться там от всех, как в берлоге.
Можно было устраивать себе норы и логовища по всей ферме. Кругом стояли полуразрушенные конюшни, покосившиеся сараи, ржавела заброшенная техника, а у зеленой изгороди в поле у ручья валялись искореженные обломки немецкого бомбардировщика, разбившегося в ночь сокрушительного налета на Ковентри.
Как-то раз Юна попросила Фрэнка помочь ей ощипать цыпленка. Фрэнк был очень хорошим помощником – он внимательно наблюдал. Она хочет угостить его этим цыпленком, он ведь такой молодец. Звучало заманчиво, и Фрэнк пошел с Юной в курятник. Она поймала упитанного цыпленка. Тот пронзительно закудахтал, задрыгал ногами и забил крыльями – казалось, несмотря на свою куриную породу, он вот-вот взлетит. По дороге домой, зажав цыпленка под мышкой, она двумя руками свернула ему шею и сразу же посмотрела на Фрэнка.
Он на всю жизнь запомнил выражение ее лица в ту секунду. Цыплячья голова повисла. Фрэнк понимал, что Юна только что голыми руками прикончила живое существо, но она смотрела так, будто ничего такого не случилось. В ее взгляде не было жестокости. Наоборот, она глядела на Фрэнка очень ласково, даже с жалостью, как будто это ему сломали шею. Она вроде бы улыбнулась, а глаза ее сильно заблестели. Ему вдруг показалось, что она выросла, стала грозной и могучей, а мертвый цыпленок – это жертва, принесенная ее силе, трофей, который ей можно носить на поясе.
– Давай, Фрэнк, – сказала Юна и разрушила чары. – Займемся-ка перьями.
Фрэнк отнес немного перьев к мостику и пустил их поплавать в прозрачном ручье. Затем он решил украсить свою берлогу. Извиваясь, он вполз в сухое пространство под мостиком, полежал, прислушиваясь к собственному дыханию, и стал втыкать перья в земляную стену, поддерживающую доску над его головой. Перья то вставлялись легко, то их острие не могло проткнуть засохшую грязь. Фрэнк поскреб землю ногтями. И вдруг наткнулся на что-то твердое и блестящее.