Правда жизни
Шрифт:
Марта долго молчала и наконец ответила:
– Насколько я знаю, никого у нас в психушку не упекали.
– Но я вас не об этом спросил.
Марта снова задумалась.
– А к чему вы об этом спрашиваете?
– Миссис Вайн, у вашей дочери время от времени возникает состояние… некоторого возбуждения. Ее нельзя остановить, и она сама не может остановиться. Мы стараемся ей помочь, вы знаете это. А кроме того, она разговаривает со своим отцом. Знаете, мой коллега очень верит в благотворное воздействие ЭТ.
– Очень
– Миссис Вайн…
– Ах вы говнюки позорные! Нечисть! Да вы же тут, срань такая, опыты ставите!
Она поднялась.
– Миссис Вайн…
– Передайте своему коллеге: попадется мне на глаза – кишки из него выпущу и на шею намотаю! Понял?
Марта вылетела из кабинета регистратора, пробежала по коридору мимо медсестры, на которую перед тем накричала, и наконец оказалась под лучами весеннего солнца.
– Вези ее в этой штуке! – приказала она Тому. – Забираем Кэсси домой!
– А разве нам можно? – удивилась Юна.
– Нужно, черт возьми. Пошли, Фрэнк, веселее.
– А вещи забрать? – спросил Том, толкая перед собой кресло на колесах с Кэсси и направляясь к грузовику.
Но Марте было сейчас наплевать на пожитки Кэсси. Беглецы покинули холеные земли «Хэттона»; Том катил в кресле Кэсси – в халате, с распустившимися черными волосами. За ними, пытаясь не отставать, семенил Фрэнк, которого чуть ли не волоком тащила тетя Юна. Впереди, обогнав всех, несмотря на то что опиралась на палку, бежала Марта Вайн.
Никогда больше ее дети не попадут в дурдом «Хэттон».
10
Фрэнк заметил, что часто, как только их пути во дворе пересекались, Том останавливал жену, клал руку ей на живот и целовал ее. Тем временем Юна старалась, чтобы Фрэнк увидел разгадку тайны в движущейся почве, колючей соломе, воде. Пахучий пруд кишел многочисленным лягушачьим потомством; кролики, как фокусники, вдруг извлекали откуда-то других кроликов; из-под скорлупы вылуплялись цыплята; мычали и телились коровы. Даже из навозной кучи вырастал чертополох и какие-то бледно-синие цветы с желтыми корзинками. И так без конца. Каждый закопченный уголок и каждая сырая щель на дворе фермы непрерывно плодоносили.
И у Юны живот округлился. Если ее вдруг настигала малая нужда, она садилась на корточки и мочилась на солому в амбаре или у кроличьей клетки. Встретив взгляд Фрэнка, Юна улыбалась ему, не прекращая поливать сено, затем натягивала панталоны и возвращалась к своим трудам. Когда Фрэнку хотелось писать, он, подражая ей, тоже садился на корточки над соломой.
– Парень, бросай ты это дело! – ухмыльнулся однажды Том, увидев, как тот присел. – Слишком долго ты среди девчонок жил! Давай-ка сюда!
Том расстегнул ширинку, вынул увесистый бледный член и стал энергично мочиться на солому.
– Ничего, мы тебя научим писать как надо, научим!
Том мочился, как бык. Фрэнк смотрел, как его струя, пузырясь, лужей разливается по грязи, а с соломы поднимается пар. Он встал, вперевалку подошел к Тому и, бок о бок с ним, взял свой краник рукой и обнаружил, что еще не поздно присоединиться.
– Вот это правильно, Фрэнк! Бог дал мальчонкам, чего не дал девчонкам. И нечего сидеть, жопу морозить!
– Ты чего там парню рассказываешь? – спросила Юна.
– А теперь, Фрэнк, быстро убирай. Нечего девчонкам смотреть, правда?
Тщательно делая все, как дядя, Фрэнк застегнулся.
– Дядя Том, а ничего, что мы землю грязним?
– Ну, ты даешь! А, по-твоему, у нас что под ногами? Навоз да дохлятина всякая, сынок, помет да труха. А если бы этого не было, то земля была бы чистая и ничего бы не росло, а если бы ничего не росло, хороший был бы я фермер, нечего сказать. А если у меня дела не пойдут, как я куплю тебе велик на Рождество?
Том пообещал Фрэнку трехколесный велосипед, который был им не очень-то по карману. Юна была против, но Том сказал, что хочет, чтоб на Рождество все радовались. Да и потом, до праздника еще несколько недель, людям пока есть и о чем другом поговорить. Взять хотя бы голую леди на коне.
В конце октября того года Юна и Том взяли Фрэнка на торжественное открытие новой статуи Леди Годивы на Бродгейте. Бити и Бернард приехали в город и пошли с ними. Считалось, что Кэсси все еще лучше лишний раз не перевозбуждаться, и ее с собой не взяли.
Поскольку Ковентри недавно осчастливило своим посещением королевское семейство, отцам города пришлось поискать человека соответствующего калибра, который мог бы провести почетную церемонию. Обратились к американскому послу. Посол был в тот день занят и предложил себе на замену свою жену. И вот леди, которую сотни школьников, наблюдавших это событие, знали лишь как Супругу Американского Посла, сдернула с конной статуи звездно-полосатый американский флаг и британский «Юнион-Джек», и перед всем Ковентри – тут был и стар и млад – предстала волнующая нагота.
После открытия памятника пили чай у Марты. И хотя Олив и Уильяма не звали, как и Супругу Американского Посла, они тоже пришли. И сестры-близнецы наведались, у которых, между прочим, было что сказать о статуе – они о ней много чего слышали. И только Аида с Гордоном не пришли, сославшись на его геморрой. Кэсси, которая дулась из-за того, что ее не взяли с собой на открытие, уединилась в комнате за закрытой дверью. Марта посоветовала не трогать ее, мол, сама скоро выйдет.
– Просто мерзость какая-то, – высказала свое мнение Эвелин, беря у Юны сэндвич с ветчиной.