Правда
Шрифт:
– А что насчёт меня?
– Вы полночи сидите здесь, а потом работаете весь день. Вам тоже нужно спать.
Он усмехнулся:
– Нужно? Сейчас?
– Конечно. Вы не можете работать в таком напряжении. Я бы посоветовала вам провести какое-то время вне работы или уделить больше времени сну.
Его лукавая улыбка заставила её смутиться. Он над ней посмеивался?
– Ну, ладно! Почему вы улыбаетесь? Вы надо мной смеетесь?
– спросила она.
Он попытался спрятать улыбку, промелькнувшую в его тёмных печальных глазах.
– Я не смеюсь, мне просто весело.
– Хорошо, пусть будет так. Но вам нужно поспать.
– Не могу припомнить, когда в последний раз кто-то говорил мне, что делать.
Натаниэль откинулся на спинку кресла и посмотрел на свою жену. Мария не ушла спать, а осталась сидеть и позволила ему выговориться. Она не могла забрать его боль. Но, возможно, ему станет намного легче, если он выразит свои мысли. И таким образом боль уменьшится. Натаниэль продолжил:
– Вообще-то помню.
Они больше не смотрели и не касались друг друга. Оба сидели, откинув головы на плюшевые выступающие изголовья кресел и наблюдая за Шаррон.:
– Помните?
– напомнила Мари.
– Шаррон была единственным человеком, который мог сказать мне, что я должен делать.
– Он усмехнулся.
– И как я должен это делать.
После он продолжил описывать любовь своей жизни, её невероятную красоту и стойкую волю.
– Я вернулся домой с войны, когда та ещё не закончилась, но мой срок подошел к концу. Она писала мне, а я - ей. У нас до сих пор где-то в коробке хранятся те самые письма. Я не мог дождаться, чтобы снова её увидеть, услышать её голос и обнять.
Он потянулся вперёд и взял в свои руки хрупкую ладонь жены.
– Мне нужно показать тебе фотографии. Я понимаю, что перед тобой совсем не то, что вижу я. Я по-прежнему вижу полную жизни волевую девушку, к которой спешил домой, чтобы жениться на ней.
Мария ничего не говорила. К слезам, которые она пыталась прятать, прибавились еще эмоции. Она ощущала сильную печаль за мужчину, рассказывающего красивую историю своей любви - ту самую, что имела жестокий печальный конец.
– Я тебе когда-нибудь рассказывал, что её семья меня не одобряла?
В это было сложно поверить. Ведь Натаниэль Роулз был уважаемым бизнесменом.
– Нет. Но почему?
– Ну что тут можно сказать? Сначала я не понравился её отцу.
– И с усмешкой добавил: - Поверь мне, эти чувства были взаимны. Но основная причина заключалась в том, что у них были деньги. Не много, но они жили в достатке. А у меня за душой не было ни гроша. Он не верил, что я смогу обеспечить его дочь всем, к чему она привыкла.
Мари расплылась в улыбке:
– Но вы доказали, что он был неправ.
– Доказал.
– В его голосе не слышалось торжества, лишь меланхолия.
– А он признал, что был не прав?
– Нет. И оно понятно - настоящие мужчины не извиняются. Кроме того, он умер еще до того, как я сколотил свой первый миллион.
– Он взмахнул руками, обводя комнату вокруг.
– Это всё было для неё. И сейчас я должен держаться ради неё. Я не отступлюсь. Даже если она не со мной, я буду делать это ради неё.
– Она всё ещё любит вас.
Так удивительно легко продолжать этот душевный разговор и не смотреть друг на друга.
– Ваш голос её волнует. У нее начинает быстрее биться сердце, когда вы рядом с ней.
– Думаешь, она всё ещё понимает?
– В какие-то дни, в какие-то мгновения - да. Когда я только начинала работать, ей нравилось просматривать старые фотоальбомы. Мне кажется, это был её способ цепляться за старые воспоминания. Она рассказывала мне различные истории: о вас двоих в молодости, о мистере Самюэле и мистере Антоне. У вас обоих было, даже есть то, что посчастливилось испытать очень маленькому количеству людей.
Натаниэль посмотрел на часы.
– Мария, время уже далеко за половину четвертого. Тебе нужно немного поспать. Я останусь здесь до утра. Можешь сменить меня через три часа.
Когда она не сдвинулась с места, он поднялся и взял её за руку. Девушка заметила блеск в его глазах. Он размышлял о другом времени и другом месте.
– Я настаиваю на этом. Я хочу, чтобы ты немного отдохнула.
Она позволила себя поднять, её рука по-прежнему оставалась в его ладони.
– Спокойной ночи, Натаниэль.
В присутствии остальных она обращалась к нему официально. Но во время их личных разговоров она уже давно не звала его мистером Роулзом.
Все это не было запланировано. И не было правильным. Он стоял, держа Мари за мягкую тёплую руку, а их грудные клетки соприкасались. На ней из одежды была ночнушка, а на нём - только футболка. И в этот миг что-то изменилось. Они оба это осознали, но никто из них не произнёс ни слова.
Натаниэль Роулз привык брать от жизни всё, что хочет. И всё, чего он хотел больше всего на свете, была его жена. Но судьба жестока, и она оказалась ему недоступна, как бы долго или сильно он ни старался. Всю свою жизнь он работал, чтобы дать ей всё самое лучшее. Но он не смог дать ей здоровья.
Перед его глазами была Шаррон такая, какая она была и какой перестала быть. В его же руках сейчас находилась живая и волевая энергия, заключённая в прекрасной заботливой девушке. Глядя в её светло-серые глаза, он заметил искру там, где только недавно блестели слёзы.
И хотя он всё ещё крепко держал её за руку, а их сердца отчаянно бились в соприкасающихся грудных клетках, Натаниэль видел, как Мария отвела свои блестящие глаза в сторону. Ему не хотелось терять этот живительный источник. В нём таилось больше жизни, чем за последнее время он держал в своих руках. Он нежно приподнял подбородок Марии и заговорил глубоким грудным голосом. За всё время их бесед она никогда не слышала такого тона: