Правее на солнце, вдоль рядов кукурузы
Шрифт:
– Ты не понимаешь, Маргарита Терехова только внешне истерична и ненормальна, но все не так просто. Ее ведь образ должен нести какую-то идею, культурный код… А вот петуха убивают – это же тоже культурный код, а не просто акт убиения птицы. Андрей Тарковский – он ведь не признает соцреализм, это же слишком примитивно, – говорила Ниночка очень возбужденно. – Поэтому Тарковский и уезжает за границу. В СССР его не понимают и не поймут. Ой, мне надо бежать, меня ждут.
И Нина убежала – наверное, к тому телефонному абоненту. Ей срочно хотелось все обсудить, она боялась растерять свежие эмоции. А я подумала: вот Тарковский уезжает, он считает, что его не ценят в СССР, не признают. А как же Фейертаг? У него ведь скромная должность –
Вскорости в баре «Сайгон», что на углу Невского и Владимирского проспектов, я узнала про то, где можно купить отличные виниловые диски и про «квартирники» или «флэты». И я стала часто бывать на «квартирниках», где играли хороший рок, моя коллекция виниловых дисков быстро пополнялась. Один из любителей рока написал так: «Расцвел «Сайгон» – кафе на углу Невского и Владимирского – стал информационным тусовочным центром города. Милиция тоже, надо отметить, устраивала свои «концерты» в «Сайгоне»…» Хочу подчеркнуть еще одну важную миссию «Сайгона», почему-то о ней пишут мало. Это было интеллектуально знаковое место, мы были предтечей Ленинградского рок-клуба на Рубинштейна, мы подготовили его возникновение и становление. А то, что в центровом баре из-под полы продавали диски и шмотки (отсюда и интерес милиции), было делом второстепенным.
Как писал Коля Васин, большой знаток питерского рока, «в 1957 году на Россию упала американская, совершенно атомная бомба под названием РОК ЭНД РОЛЛ». К тому времени, как я приехала в Ленинград, в 1974 г. Битлз уже 10 лет безраздельно властвовал над умами молодежи. Но начиналось другое десятилетие и другой виток развития рока. В Питере стали появляться местные, русские рок-группы. Сначала они пели на английском, пели всё: Битлз, Роллингов, Эмерсона. А потом группы стали петь на русском. Романтик Коля Васин трактовал это так: «В Железном Занавесе оказалось Окно в Европу, а напротив окна как раз Град Питер. Сквознячок и дунул. Нашлись в асфальтлэнде смелые ребята…Прямо из-под асфальта стали появляться невиданные цветы! То бишь группы с русскими названиями: Авангард, Аргонавты, Лира, Фламинго и др.» Мне повезло – я оказалась в Питере в самый бум питерского рока, его первой волны, его феерического начала. Как пишут музыкальные журналисты, первые русские рок-группы вовсе не были рахитичными, они так запели на английском, как будто это был их родной язык. Самопальные питерские группы стали оазисами в асфальтлэнде. Мы регулярно эти оазисы посещали, потому что они нужны были нам как воздух.
Помню, стою я в «Сайгоне», облокотившись о длинный стол, который идет вдоль Владимирского проспекта. Какой-то художник подходит ко мне, улыбаясь:
– Привет! Знаешь, на кого ты похожа? На решетку у Летнего сада. Хочешь, напишу твой портрет. Прямо здесь и сейчас, – предлагает парень, играя словами. Он находит повод познакомиться. Но я не знаю, радоваться этому или нет.
– Ну почему же, на решетку? – спрашиваю я, чтоб оттянуть момент ответа на предложение.
– В тебе есть готика и изысканность, и что-то причудливое, и что-то непростое, – говорит парень. – Ой, посмотри! Вон туда-туда! – восклицает художник и показывает мне на парней в джинсах, с длинными волосами. Они пристраиваются за соседний стол пить кофе. По «Сайгону» проносится легкий вздох восхищения. – Это группа «Санкт-Петербург».
– Где будут играть? – спрашиваю я с придыханием.
– Подожди, сейчас будет известно, – отвечает художник. – Где-нибудь в пригородах, в каком-нибудь зачуханном ДК. Ну как обычно. В Токсово, Калгари, Сланцах…
Вопрос знакомства решается сам собой. Я не могу упустить концерт. А сейчас, вспоминая тот случай, я думаю: как странно, тогда в Ленинграде 70-х модной
В 70-х я выбрала себе такой стиль одежды: кожаная юбка, кожаные украшения и прическа каре с немного подвитыми волосами. Да, я еще носила сильно начесанные и немного взлохмаченные волосы. Как все рокеры и приближенные к ним личности. Я увлекалась записями рок-концертов на бобины и подолгу слушала их в своей комнате на Марата на магнитофоне «Весна». Это был момент высшей гармонии: дом на Марата – рок из магнитофона – и арка, в которую был виден большой заманчивый город, сквер с хиппующими деревьями.
Благодаря моим усилиям по культурному самосовершенствованию, мне кажется, я изменилась в лучшую сторону – теперь я могла подолгу говорить о музыке, книгах и кино. Но для многих однокурсников я оставалась просто отличницей, и, может быть, даже «книжным червем».
***
О кафе и ресторанах. Если я скажу, что мы любили ходить в кафе и рестораны, когда были студентами, это значит, ничего не скажу. В кафе и ресторанах вообще проходила наша жизнь после лекций – там мы встречались, чтобы поболтать на общефилософские темы, назначали важные встречи и свидания, отмечали сдачу экзаменов, сессии, удачные статьи, брали интервью у героев наших репортажей. Имелось несколько знаковых мест встреч, которые были крайне популярны среди молодежи.
Первое кафе – «Сфинкс». Оно находилось в глубине Васильевского острова, почти на равном расстоянии от факультета журналистики и Академии художеств. Каменные сфинксы стояли на берегу Невы, деятели искусств считали их своим оберегом. Больше всего среди посетителей «Сфинкса» встречалось журналистов и художников. В кафе было всегда уютно, шумно. Играл меломан с известными музыкальными композициями. Завсегдатаи сравнивали это кафе с Клозери де Лила, Ротондой и Бродячей Собакой. Поэзо-вечеров здесь, правда, не устраивали, а вот небольшие выставки иногда бывали. Часто я наблюдала, как молодые Ван Гоги и Дюреры рисовали автопортреты или портреты красивых посетительниц кафе. Некоторые позеры делали это прямо на салфетках.
Однажды целый вечер в теплом, прокуренном зальчике кафе мы все вместе не сговариваясь слушали новый концерт Элтона Джона. Кельнерша Рая ругала нас за то, что мы курим «Фениксы», «Столичные» и даже «Лайки». Это были времена, когда выпить эспрессо с сигаретой в конце рабочего дня было любимейшим наслаждением и образом жизни. Рая концептуально была не против курения, она была против дешевого табака. Никто не знал, что девушка, которая сидела рядом со мной в таком же пестром шарфе как у Кирхнера и курила «Кент», была англичанкой, подругой детства Элтона Джона. Это было почти невероятно и слабо похоже на правду. Поэтому об этом мы с Джулией молчали, покуривая «Кент». Англичанка всех угостила сигаретами, которых в Питере было не достать. Джулия приехала стажироваться в наш университет, а познакомились мы в общежитии, на славной вечеринке.
Мы иногда приходили в «Сфинкс» впятером, мы сами называли себя «золотой пятеркой», нас было пятеро – девочек-медалисток: я, Ниночка Алпатова, Вита Дорошенко, Галя Фонарева и Ира Черноловская. Мы все очень старались друг перед другом блеснуть своими знаниями. И сами себя называли интеллектуалками.
– Девочки, смею доложить вам, я недавно прочла Золя, – сказала Галя Фонарева. Она была миниатюрной девочкой в очках, настоящей отличницей. И говорила очень убедительно, с нажимом на слова. – Он написал: только через журналистику можно прийти к истинному, глубокому пониманию жизни.