Правила Барби
Шрифт:
– Мистер Джонсон подошел ко мне в период высокого эмоционального спада прямо во время моей свадьбы – это первое, что вам стоит знать об этом человеке, – с предложением купить у меня пакет акций, который я получу в наследство через год от отца. Мистер Джонсон предложил мне подписать предварительное соглашение, и даже прислал мне его курьером на днях, – сказала я, вытягивая из своей сумочки сложенный вдвое листок бумаги. Это был лишь первый лист из двенадцати, но в качестве символа мне хватит и его.
Джефри удивленно вскинул брови, ведь я не говорила ему о том, что предварительное соглашение у меня на руках.
Я поймала взгляд Джонсона, который выглядел хмурым, словно грозовая туча.
– Второй момент – это соглашение, в котором я насчитала семь подводных камней: самое простенькое – если я подпишу соглашение, а затем передумаю, то должна буду выплатить мистеру Джонсону неустойку в размере полной стоимости сделки, – огласила я, вертя в руках бумажку.
Все важные шишки, их жены, а в отдельных случаях и молоденькие любовницы стали слушать меня гораздо внимательнее.
– Должно быть, ты думал, что я подпишу документ на эмоциях, не прочитав его ни разу и без своего юриста. Больше всего я ненавижу, когда меня судят исключительно по внешнему виду и полагают, что я глупа как пробка. Я дочка Оливера Эванса и если внешность и хитрость мне достались от мамы, то мои мозги целиком и полностью отцовская заслуга. И каждое слово, написанное в этой бумажке, я могу понять и проанализировать, хоть и не люблю читать мелкий шрифт. Так вот, что я хочу сказать. Ты можешь взять это соглашение и пойти с ним в свою подлую лживую скользкую задницу, мистер Джонсон. – Я ухмыльнулась краснеющему от ярости Джонсону и взглянула на Джефри, который никак не мог сдержать победной улыбки. – Есть вещи, которые не продаются, и одна из таких вещей – семья. Я люблю тебя, Джефри, так сильно, как никого и никогда не любила, ты моя семья. И впервые за всю свою недолгую жизнь, я даже не могу найти недостатков в своей семье, потому что она идеальна. – Зал разразился аплодисментами, все взгляды в помещении обратились к нему. Фостер покачал головой, не сводя ликующего взгляда с моего лица и пряча улыбку.
Только посмотрите на него! Любовь всей моей жизни засмущался.
– Так что мой совет тебе, Джонсон, уходи по-хорошему, потому что все, что ты сможешь получить от меня, – я разорвала листок и швырнула клочки в Джонсона, – вот это.
Джонсон еще в течение нескольких секунд надувался от злости прямо как воздушный шарик, ведь понимал, что ничего не сможет сделать со своим положением, а затем решил покинуть празднование.
К тому моменту Фостер поднялся на сцену и поцеловал меня. Мое сердце трепетало от каждого его прикосновения, каждого движения его языка. Он давно подарил мне свое сердце, а я в ответ отдала ему свое.
Компанию ждало светлое будущее, все шестерки Джонсона сдуются и больше не будут слушать его, ведь я дала понять каждому в этом зале, кто займет место генерального директора. Никто не пойдет против Фостера, ведь теперь король здесь один – и это Джефри – мой муж.
***
Мы вломились в его кабинет, переговариваясь и хихикая, словно обезумевшие подростки. Я была здесь впервые и недоумевала, зачем он привел меня сюда, если все стены в его кабинете стеклянные, но Фостер быстро решил эту проблему, опустив жалюзи.
Я подошла к огромным панорамным окнам, которые выходили на ночной город, и горы. Джефри мгновенно оказался за моей спиной и притянул меня к себе, крепко вжимая меня задницей в горячую выпуклость в брюках. Он принялся оставлять маленькие влажные поцелуи на моей шее, чем вынудил меня откинуть голову на его грудь.
– Я совершила столько ошибок и должна извиниться перед тобой. Я была несправедлива к тебе с самого детства, нужно было поверить тебе сразу, но мне было страшно, – призналась я. Фостер развернул меня к себе, большие руки принялись гладить мою талию, грудь и попку.
– Все это в прошлом, – прошептал он, одним резким движением усаживая меня на стол. Мы целовались, покусывая губы и языки и сталкиваясь зубами, не в силах оторваться друг от друга.
– Подожди. Я хочу кое-что сказать.
– Сейчас? – он непонимающе вскинул бровь.
Я кивнула.
– Наш брак не сработает, если ты, руководствуясь моей защитой, будешь скрывать от меня что-то, неважно что, даже мелочь способна все испортить.
– Я это понимаю, только правда, – кивнул он.
– Еще я никогда не буду трофейной женой, я не буду украшением и не планирую ходить в клуб для привилегированных леди, которые не в состоянии самостоятельно нарезать хлеб, пить розовое шампанское и обсуждать последние сплетни. У меня появилась возможность исполнить свою мечту, и я буду работать на нее так усердно, как еще никогда до этого. Работать под началом другого дизайнера, мириться с тем, что меня будут именовать как Барбару Эдвардс – все это не важно, если в конце концов я добьюсь своего.
Фостер кивнул, нежно зарываясь пальцами в мои волосы.
– И я не собираюсь мешать тебе, я буду рядом на каждом шагу и всегда поддержу тебя.
– Хорошо. Просто предупреждаю перед тем, как начнется наша новая жизнь без лжи, тайн и…
– В доверии, – добавил он. – Я хочу, чтобы ты доверяла мне, а не другим, какими бы убедительными их слова тебе ни казались. – Я спрыгнула со стола и схватила свою сумочку, вынимая из нее маленькую вещицу – кулон моей мамы. Джефри не проронил ни слова, даже когда я, пристав на носочки застегивала цепочку на его шее. Закончив, я заключила его лицо в ладони и заглянула в зеленые глаза.
– Я уже доверилась, перед пожаром я поняла, какой идиоткой была, я хотела прийти к тебе и зацеловать тебя до потери сознания. Ну, или пока не появился бы твердый стояк.
– А он точно появился бы, – ухмыльнулся Фостер.
– Да, я в этом никогда не сомневалась, – я рассмеялась, прижимаясь к нему и ощущая, как тот самый стояк, едва не прорывая брюки Фостера, упирается в нижнюю часть моего живота. – Я люблю тебя, Джефри, и люблю давно. Возможно с восьми лет, когда я наблюдала, как ты с мальчишками играешь в домике на дереве, может с девяти, когда в день похорон моей мамы ты пошел за мной в конюшню, и я впервые увидела твою искреннюю улыбку после моих слов о змее. А может, с пятнадцати, когда я недоумевала, почему ты смотришь на меня таким пронзительным взглядом на балу дебютанток.
– Все дело в платье, которое выглядело как пережаренный зефир, – сострил он, за что получит моментальный шлепок по своему непострадавшему в пожаре плечу. – Шучу. Все потому, что я мечтал танцевать с тобой, кружить тебя по залу и видеть перед собой твои глаза, а не щеглов, которые пытались тебя лапать.
Никто меня не лапал, гребаный собственник.
Фостер схватил меня за щеки и поцеловал, не позволяя отстраниться.
– Я люблю тебя, малышка Барбара. И хочу кое-что спросить у тебя… – Он не договорил, отошел в сторону, позволяя мне взглянуть в окно.