Правила Барби
Шрифт:
– Послушай меня, я не буду повторять дважды. Тебе не стоит поощрять похотливых ублюдков вроде Кита Роджерса и Дика21 Картера, пока они думают лишь о том, как скинуть с тебя это платье.
– Он Даг, и скажи мне, Джефри, почему это я должна слушать тебя, м? Разве тебе интересна моя персона? – В ее голосе плескался яд, она наслаждалась тем, что теперь мои же собственные слова вызывали во мне чувство вины, она видела это в моих глазах, слышала в моем голосе и чувствовала на каком-то совершенно невидимом уровне. Она никогда не сделает это первой, она ни в чем не признается, Барбара может продолжать эту игру вечность.
Мое горло будто сжали колючей проволокой, эту тяжесть невозможно было больше выносить. Между тем, чтобы продолжить игру или сдаться, я выбрал то, чего хотел с того самого дня, когда Эванс появилась на пороге моего дома. И хочу сказать, что поражение еще никогда не ощущалось слаще.
Я потерся носом о ее теплое покрасневшее плечо, втягивая воздух так, словно этот вдох был моим последним. Она пахла солнцем, она пахла страстью, она пахла моей жизнью.
– Что ты, блять, хочешь услышать? Что мне не все равно? Что у меня есть к тебе чувства? Что я думаю о тебе каждую свободную минуту, а каждую несвободную минуту пытаюсь отогнать мысли о тебе, чтобы хоть ненадолго заняться работой? – Я поднялся маленькими поцелуями по ее плечу и прижался губами к шее, чувствуя, как ее тело охватывает дрожь, а дыхание становится глубже и резче. Рукой я обвил тонкую талию, прижимая Эванс к себе так сильно, что легко мог сдавить все ее органы.
– Что хочу снять на видео твою улыбку и просматривать эту запись часами? – Она сжала руки в кулаки, опираясь на деревянные панели и вдруг всхлипнула. Я мгновенно прижался губами к ее раскрасневшейся щеке. – Что мечтаю пройтись по каждому сантиметру твоего тела губами, а потом снова и снова, пока твоя кожа не онемеет от моих поцелуев? Что все эти годы я не мог оставить тебя, оставить нас и жить дальше? Что в своей голове сотни раз рисовал иные сценарии наших отношений, где я не совершаю ошибку, и мы не расстаемся? – Мои губы коснулись ее уха, и я перешел на шепот. – Что ты хочешь услышать, моя дорогая Барби? Что ты единственная девушка, ради которой я поставил бы весь мир на колени?
– Но ты, ты… – Она никак не могла связно высказать то, что хотела. Ее слова прерывались всхлипами, по щекам текли слезы. Она зажмурилась и тихо плакала, пока я обнимал ее.
– Да, Барбара, я так сильно погряз в этом, что стал одержим твоим запахом, взглядом твоих глаз и твоим смехом, – признался я, собирая губами каждую слезинку с ее щеки.
– Я боялась признаться самой себе, но я ждала тебя, я думала, ты приедешь за мной, я надеялась, что ты найдешь меня, Джефри. Но ты не приехал. Лучше бы ты вообще никогда не замечал меня, лучше бы ты никогда не пытался заговорить со мной, лучше бы я не знала тебя!
Я усмехнулся после ее слов. Не замечать ее?
Да куда проще было не замечать сотен людей вокруг нее, и если бы на их головах были навешаны огромные красные мишени, то я все равно пялился бы на ее розовый ободок.
– Из-за тебя я больше не завожу отношений, из-за тебя я больше не доверяю мужчинам, из-за тебя… мне страшно, – повержено выдала она. – Вы разрушили мой мир вместе с Дорис. Ты сломал меня, Джефри, и даже не попытался починить.
Она была права во всем, но я был так слаб, чтобы признать это раньше: во всем произошедшем была моя вина. Но я хотел все исправить, и одновременно боялся снова навредить.
– Я был в Нью-Йорке два года назад, видел тебя в розовом плаще с перетянутой поясом талией и завивающимися от ветра волосами, видел твой магазин и твою подругу-брюнетку. – Барбара замерла, казалось, даже дышать перестала. – Но я увидел тогда кое-что еще: ты улыбалась. Черт, моим последним воспоминанием о тебе было то, как ты плачешь, а в твоих глазах горит ненависть, и я был заражен этой же ненавистью. Я не хотел приносить ее в твою жизнь снова. Я думал, что моим лучшим решением будет оставить тебя, я надеялся, что ты счастлива. – И совершил очередную ошибку, когда решил вернуться в Солт-Лейк-Сити, так и не приблизившись к ней. Но теперь она снова рядом, она в моих руках.
В помещении послышался шум, словно кто-то спускался по лестнице, а затем раздались голоса. Эванс напряглась. И, черт возьми, мне хотелось подвесить за яйца кретина, что помешал нашему разговору.
– Но я не была счастлива, если хочешь знать, – прошептала она. – В любом случае это в прошлом. Не понимаю, почему мы вдруг решили выговориться. Отпусти уже меня, мое тело затекает.
Теперь, когда мы наконец приоткрыли друг для друга свои сердца, она вдруг решила пойти на попятную?
Я снова прижал ее к стене, вжимаясь каменным членом в ее ягодицы. Она вздохнула, маленькие кулаки сжались до побеления костяшек. А посторонние голоса стали отчетливее. Три или даже четыре парня разговаривали, вломившись, чтобы сделать себе парочку коктейлей. Они не могли нас увидеть, если только не захотят взять новую бутылку виски или вина.
– Нет. Ты моя, Барбара, всегда была моей, разве ты еще не поняла? – прикусив краешек ее уха, прорычал я.
– Не смей трогать меня! – зашипела она, пытаясь вырваться.
Я усмехнулся и уткнулся носом в ее шею, свободной ладонью обхватывая ее грудь и сжимая сосок через ткань платья. В другой моей руке все еще находился мадлер. Не в силах выбросить из головы одну совершенно безумную идею, я коснулся металлическим кончиком задней поверхности ее бедра и стал поднимать его выше.
Глава 26
Барбара
Его слова словно заезженная пластинка проигрывались в моей голове.
Мне не показалось, у него были ко мне чувства, и они никуда не делись. Я верила ему, ведь будь все иначе, отправился бы он в Нью-Йорк за мной?
Черт!
И зачем он только рассказал мне это? Зачем заставлял меня сбрасывать так старательно выстраиваемые в течение долгих лет щитки?
Кожу на моих щеках стягивало от недавних слез, Фостер признался в стольких вещах, обдумать и принять которые мне требовалось время, но я не могла думать о чем-то серьезном, пока его теплое дыхание овевало мою шею, а губы касались плеча, посылая по моему телу маленькие разряды тока. А еще эта холодная штука, скользящая по моему бедру. И что он хотел сделать с ней?
– Просто перестань так много думать, – прошептал он, словно мог читать мои мысли и знать о моих сомнениях и страхах. Его пальцы нежно прошлись сначала по одному моему плечу, затем по другому, сбрасывая тонкие бретельки платья, ткань скользнула по моей талии и бедрам, и сложилась в гармошку у моих босоножек. Холодок коснулся моей кожи, вызывая тысячи мурашек на ней. Грудь стала такой тяжелой, что это приносило мне дискомфорт, но Фостер и это понимал, потому что через мгновение его ладонь накрыла мою грудь, а ловкие пальцы принялись играть с сосками. Он знал мое тело лучше, чем знала его я сама. – Не сомневайся и позволь мне сделать тебе хорошо.