Правила бунта
Шрифт:
— Ты вообразил, что это его лицо? — спрашивает Пакс.
— Что-то в этом роде. — Кого я обманываю? Все было именно так. Этот придурок пытался унизить меня перед классом. Он разговаривал со мной, как с маленькой стервой. С тех пор как отец отправил меня в Вульф-Холл, Фитц издевался надо мной из-за моего титула. И он играет в опасную гребаную игру с моим другом. Если бы мое здравомыслие было слабее, вместо стола было бы лицо ублюдка.
Пакс забирает топор из моих рук, ухмыляясь, как дьявол с черным сердцем, которым и является.
— Моя очередь.
— Это
— Не волнуйся, — уверяет он. — Это не займет много времени.
Белая доска получает его удар первой. Пакс уничтожает ее четырьмя мощными взмахами топора. Следующим идет стол, за которым сидит Дамиана. Диван. Полка. Книги каскадом падают на пол, свободные листы бумаги вырываются из переплетов. Хаос, разрушение и безумие... вот для чего я, черт возьми, был создан. Меня подавляли мать, отец и груз ответственности, лежащий на моих плечах. Подавляла эта чертова академия. И гребанный Фитц. Но это... это то, кто я есть на самом деле.
У нас с Паксом есть одна общая черта.
Мы были рождены, чтобы ломать вещи.
Под покровом невероятно строгого детства я всегда был командой вредителей из одного человека. Просто никогда не мог свободно крушить…
Пакс застывает, высоко подняв топор над головой. Оглядывается на меня, глаза блестят из-под капюшона, как лужицы ртути.
— Какого хрена это было? — шипит он.
— Что?
В коридоре раздается громкий хлопок, за которым следует стук ботинок по полированному мраморному полу.
— Это! — Мой сосед по комнате в последний раз обрушивает топор и лезвие вонзается в руины стола Фитца. Мы оставляем его там, с торчащей в воздухе ручкой, как средний гребаный палец, и выбегаем из логова.
Столб света пронзает тьму, когда мы возвращаемся тем же путем, которым пришли. Голос Хью Полсона отражается от стен.
— Ах вы, маленькие ублюдки! Остановитесь сейчас же!
— Разделяемся! — Пакс подталкивает меня к западному крылу здания, а сам бежит на восток.
Никто из нас не задерживается, чтобы поспорить, хорошая ли это идея. Хью за пятьдесят, и он много спит, но все еще в довольно хорошей форме. Колебаться — это не вариант. Остановимся слишком надолго и одного из нас поймают.
Мое сердце никогда еще не билось так быстро.
Позади меня Пакс вопит во всю мощь своих легких, устремляясь в обеденный зал. Невероятные ругательства, которые он выкрикивает, исчезают, когда я поднимаюсь по лестнице налево, перепрыгивая через четыре ступеньки за раз, взлетая на второй этаж.
— Стой! Ублюдок! — рычит Хью. — Подожди, пока я доберусь до тебя, маленький...
Не могу точно сказать преследует ли он меня или Пакса, но не задерживаюсь, чтобы узнать это. Я убегаю. Бегу так быстро, что мои ноги, мое сердце и мой мозг не имеют никакой надежды угнаться за мной. Действую инстинктивно. Только инстинкт заставляет меня остановиться, потянуться к дверной ручке, повернуть ее и ввалиться в комнату за ней.
Темнота.
Но только на секунду.
Загорается свет, и передо мной появляется Кэрри Мендоса, на ее лице смесь шока, страха и ярости. В ее руке кирпич.
Боль
— Какого хрена ты делаешь, Дэш!
Это был не кирпич. Это была... книга?
Она валяется у моих ног — «Граф Монте-Кристо».
— Убирайся! — Девушка бросается на меня, толкая спиной к двери, но у меня нет времени, чтобы понять, какого черта она пытается сделать. По коридору раздаются тяжелые шаги — шаги запыхавшегося пятидесятитрехлетнего фаната «Патриотов» из Нью-Джерси. Они направляются сюда.
Я хватаю Кэрри, обнимаю ее, прижимая ее руки к бокам, и зажимаю ладонью рот.
Она прижимается спиной к моей груди и извивается, как... ну, девушка, которую удерживает парень в капюшоне, который только что ворвался в ее спальню посреди ночи. Черт.
— Ш-ш-ш! Мне очень жаль, ладно. Кэрри, все в порядке. Это я. Ш-ш-ш. Это Дэш.
— Я знаю, кто... ты... такой! — рычит она. — Убирайся... из моей... гребаной... комнаты!
Я крепче сжимаю ее, прижимаясь лбом к ее виску.
— Ради всего Святого, перестань вырываться и заткнись к чертовой матери. Хью где-то там. Если он меня найдет, мне официально крышка.
Девушка замирает.
Слава богу, она, бл*дь, затихает.
Хрюканье и стоны Хью отчетливо слышны через дверь спальни Кэрри. Он неуклюже идет по коридору, останавливаясь каждые пару шагов... и замирает у входа в комнату. Ублюдок!
Раздается тихий стук в дверь.
— Карина?
Девушка кусает меня за большой палец. Я отдергиваю руку, обрывая крик, и Кэрри использует эту возможность, чтобы выскользнуть из моей хватки. Резко обернувшись, она злобно смотрит на меня. Вся моя гребаная жизнь в Вульф-Холле сейчас в ее руках. Если она скажет хоть слово, я улетаю следующим же самолетом обратно в Англию, и одновременно отец отстраняет меня от семьи. Я не любитель умолять, но делаю это молча, с отчаянием, о котором и не подозревал. Даже не знал, что меня это волнует.…
Карина хмурится еще сильнее.
— Да?
Черт возьми, я так облажался!
— Мисс Мендоса, не могли бы вы открыть дверь, пожалуйста?
Я качаю головой.
У Кэрри такой вид, будто она вот-вот обрушит мне на голову весь мой мир... но потом она вздыхает.
— Залезай под кровать и не издавай ни звука.
Нет ничего достойного в том, чтобы залезть под кровать. Ничего. Однако я предпочту забраться под узкую кровать Карины, чем быть вытащенным отсюда Хью, поэтому ложусь на живот и заползаю.
Девушка открывает дверь, театрально зевая.
— Ох... мистер Полсон? Сколько... сколько сейчас времени? Все в порядке?
Что ж, черт меня побери, если она не говорит так, будто только что проснулась. Маленькая Карина должна быть на Бродвее с Мерси в этом году, если это представление что-то значит.
— Уже почти половина пятого, — ворчит Хью. — Почему ты не спишь?
— Я... я спала. — Ее голос хриплый от сна. — Меня разбудил стук в дверь.
— У тебя горел свет, малышка. Ты говоришь правду?