«Правила бунтаря и застенчивой девушки»

Соренсен Джессика

Затем я задерживаю дыхание и позволяю каждому проклятому слогу погружаться в мое сердце.

– Я тоже тебя люблю, – я шепчу. – Думаю, на протяжение уже некоторого времени.

Его глаза расширяются, но этот взгляд длится только мгновение. Потом его губы оказываются на моих. Вскоре его руки находят мое тело, проскальзывая под мою рубашку. Его пальцы трут мои соски, и моя спина выгибается, колени прижимаются к его бедрам. Он снова повторяет движение, шепча, что он может остановиться, если мне нужно. Хотя, я не хочу, чтобы он останавливался.

Никогда.

И именно это я ему говорю.

Он

стаскивает мою рубашку, а я тяну вниз его пижамные штаны и боксеры. Потом он кладет меня спиной на кровать и просовывает пальцы внутрь меня, когда его язык раскрывает мои губы. Он работает надо мной до тех пор, пока я уже не могу дышать. Целует меня до тех пор, пока я не могу ясно думать. Любит меня до тех пор, пока все не кажется правильным, и ничего не кажется неправильным.

Хочу, чтобы он меня никогда не отпускал.

Его мысли, кажется, соответствуют моим, когда он отдаляется только, чтобы надеть презерватив. Затем он располагает свое тело надо мной, медленно целует, словно запоминая каждое касание наших губ.

– Ты уверена, что хочешь это сделать? – спрашивает он, глядя мне в глаза.

Я киваю с явным намеком на нервозность. Но я отпихиваю это чувство подальше и обнимаю ногами его талию, действительно, хочу это сделать.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – заверяет он.

Потом он целует меня, когда проскальзывает внутрь, а я держусь за него и не хочу отпускать.

Может это и не совершенство, но считаю, что, безусловно, близко к нему.

Глава 25

Виллоу

Следующие несколько дней движутся медленно, но самым лучшим образом. Мы с Беком проводим много времени бездельничая, смеясь, и сжигая ужин, потому что я, по–видимому, отстойна в приготовление пищи, которая не проходит обработку и не находится в коробке. Бек считает мои отстойные навыки приготовления пищи довольно забавными, даже когда я запускаю все дымовые детекторы в доме, а его смех делает немного легче мои попытки не паниковать.

Чтобы ослабить еще больше своего стресса, я решаю устроиться на работу в библиотеке и занятия по репетиторству в колледже. Бек пытается отговорить меня от двух работ, но я хочу быть в состоянии позволить себе что–то сама, даже разумную скидку в арендой плате. Я также решаю, что Вэн пришлет мне мой последний чек по почте вместо того, чтобы самой его забирать, никогда снова не хочу возвращаться в это место.

Вэн, кажется, не очень обрадован тем, что я бросаю работу, но я рада. И я, действительно, снова начинаю чувствовать себя собой: планировщиком, человеком, который делает правильный выбор, девушкой, которая любит проводить время со своим лучшим другом – ну, я полагаю, что теперь со своим парнем, что для меня является новым и совершенно незапланированным. Это нормально. Я начинаю понимать, что незапланированные вещи иногда оказываются стоящими.

Кажется, что все идет отлично, пока мне, наконец–то, не приходится признать, что я не могу больше продолжать стирать и снова носить одну и ту же одежду. Я должна вернуться в квартиру,

чтобы забрать свои вещи и машину. Так что очень ранним утром пятницы мы с Беком забираемся в его машину и едем обратно к месту, которое, я надеюсь, больше никогда не увижу.

Просто пребывание здесь приводит меня в плохое настроение, и мне интересно, – так ли я себя чувствовала в течение многих лет: ходячим дурным настроением? Я решаю спросить об этом Бека, так как он, кажется, очень хорошо меня знает.

– Ты – не ходячее дурное настроение, – закатывает он глаза, когда хватает одеяла с моей кровати и пихает их в коробку. – Даже сейчас ты не в дурном настроении. Ты просто грустная, потому что это место напоминает тебе о слишком большом количестве плохих времен.

– Да, ты, вероятно, прав, – я открываю верхний ящик комода, чтобы вытащить свою одежду и нахожу снежный шар, который подарил мне Бек. Я улыбаюсь, когда его поднимаю.

– На что ты смотришь? – спрашивает Бек, становясь рядом со мной. На нем джинсы, которые покрыты пылью от перетаскивания мебели, серая рубашка с засученными длинными рукавами, а пряди его волос спутаны. Он выглядит так сексуально. Я не могу понять, как, черт возьми, мне так долго удавалось держать свои руки подальше от него.

Это говорит о слишком большом самообладании.

– На снежный шар, который ты мне подарил, – я поднимаю его и немного трясу.

Он улыбается, глядя на искусственный снег, плавающий в воде.

– Ты знаешь, я очень нервничал, когда его выбирал.

– Серьезно? – спрашиваю, и он кивает. – Почему?

Он пожимает плечами.

– Я думаю, только потому, что это был первый подарок, который я когда–либо тебе дарил.

Мои пальцы обхватывают снежный шар.

– Это был не первый подарок, который ты мне дарил.

Его лоб морщится.

– В самом деле? Что еще я тебе дарил?

– То, чего больше никто никогда не дарил, – я протягиваю руку и переплетаю наши пальцы. – Безопасность.

Его губы дергаются в небольшой, грустной улыбке.

– Однако, это не настоящий подарок, принцесса. Ну, это не должно быть подарком. Это должно быть чем–то, что просто есть.

– Для меня это было подарком. Когда я была моложе, я, правда, много об этом думала, – чтобы у меня был кто–то жизни, кто заставлял бы меня чувствовать себя спокойно вместо того, чтобы постоянно пугать, – я смотрю на снежный шар, наклоняя его назад и вперед. – Я просто никогда не думала, что это произойдет. Затем случился ты, и все изменил. Иногда мне интересно, могло ли так стать, что я жила в этом месте и не превратилась в свою мать, потому что ты всегда был надежным?

Он фиксирует свой палец под моим подбородком и побуждает меня посмотреть на него. Когда наши глаза встречаются, облизывает свои губы.

– Я не думаю, что могу взять на себя полную ответственность за это. Думаю, что ты выжила в этом месте, потому что чертовски сильная.

Я улыбаюсь, затем придвигаюсь, чтобы его поцеловать. Прямо в тот момент, как наши губы соединяются, внутри дома становятся слышны голоса.

– Где вы, ребята! – сквозь хихиканье кричит Винтер. – И что вы делаете? Потому здесь действительно очень тихо.