Правила одиночества
Шрифт:
До дома доехали быстро, за десять минут. Нодар снимал комнату в двухкомнатной квартире в одной из «хрущевок». Хозяином был заторможенный малый по имени Гера. Он нигде не работал, любил выпить и довольствовался небольшой арендной платой и регулярными подношениями. Ислам бывал здесь довольно часто: офиса Нодар не имел, поэтому многие вопросы решал в своей квартире.
— Нано нет? — спросил Ислам, когда они поднялись в квартиру.
— В Тбилиси уехала, — ответил Нодар, — сын у нее заболел.
Нано была его гражданской женой. Каждый раз, когда Ислам приходил, она накрывала на стол и уходила на кухню. Высокая, статная, красивая женщина лет сорока. Самому Нодару было пятьдесят восемь, правда, выглядел он значительно моложе, что было удивительно, учитывая то количество лет, которое он провел в лагерях.
Нодар поставил на стол глиняный кувшин с вином, тарелку с сулугуни и достал из серванта два хрустальных бокала.
— Не волнуйся, друг, — сказал Нодар, наполнив бокалы, — куда он денется, отдаст деньги, я присмотрю за ним.
— Что за вино? — спросил Ислам.
— «Изабелла» и «саперави», домашнее.
— Купажированное, — сказал Ислам.
— Да, нет, смешанное, — пояснил Нодар, — хорошее, попробуй.
Ислам выпил вино, взял ломтик сыра.
— Понравилось?
Ислам кивнул:
— Хорошее, только сладковатое — мне больше сухое по нраву.
— Ну что ты, оно совсем не крепленое, это «саперави», сладкий виноград, такой вкус дает. Деньги возьмешь?
Нодар открыл нижний ящик серванта, вытащил оттуда бумажный пакет и вывалил содержимое на край стола. Ислам перебрал пачки, стянутые резинками, две отодвинул:
— Лишнее.
— Это не лишнее, это за тару, — сказал Нодар.
— Нет, так не пойдет, тара сейчас дефицит. Они требуют натуральный обмен, я тебе уже говорил: надо сдавать бутылки из-под пива.
— Где я возьму столько бутылок? — воскликнул Нодар.
— Принимай, — посоветовал Ислам.
— Я принимаю, но не несут.
— Наверное, слишком дешево принимаешь, поэтому не несут, в другом месте сдают.
— По двадцать копеек принимаю, клянусь, куда еще дороже!
— Значит, приемщики твои «химичат». Нодар задумался.
— Надо проверить, это ты правильно говоришь. Он взялся за кувшин, но Ислам остановил его:
— Мне больше не наливай.
— Почему? — удивился Нодар. — Не понравилось?
— Понравилось, только я вино не пью, так, только попробовать, у меня от него голова болит. Я пью только крепкие напитки.
— Коньяк есть, армянский, хочешь?
— Нет, я на машине, пить не буду, тем более армянский.
— Ну, как хочешь, друг, — Нодар налил себе вина, сделал глоток, — как с вина может голова болеть, это же вино! — слово «вино» он произнес с пафосом.
— Это смотря какая голова, — заметил Ислам.
В дверь позвонили, Нодар пошел открывать. Ислам услышал женский голос и приглушенный разговор в прихожей. Затем в комнату вошла высокая стройная женщина лет сорока, у нее были большие серые глаза, длинный вздернутый нос и редкие зубы.
— Познакомься, друг, это Зоя, — представил ее Нодар, — помогает мне бухгалтерию вести. Садись, Зоя, выпей с нами вина.
— А я про вас много слышала от Нодара, — радостно улыбаясь, сказала Зоя.
У нее было приветливое лицо, но смотрела она так пристально, что становилось как-то не по себе. Зоя, ничуть не таясь, во все глаза рассматривала Ислама. «Восторженная идиотка», — почему-то решил он, хотя оснований так думать у него не было — видел он ее впервые. С приходом Зои возникла некоторая неловкость, чтобы разрядить ее, Ислам предложил выпить. Нодар поспешно схватился за кувшин и наполнил бокалы.
— Ну, давай, друг, за твое здоровье, — произнес Нодар. Исламу показалось, что он чем-то смущен. Ислам сделал глоток и поставил бокал на стол.
— Спасибо за угощение, — сказал он, — мне нужно ехать.
— Да подожди, — остановил его Нодар, — Зоя сейчас уходит, а у меня к тебе еще одно дело есть.
При этих словах женщина вскинула на Нодара быстрый взгляд и поджала губы.
— Да-да, я ухожу, — подтвердила она, в ее голосе слышалась обида. Она поднялась, попрощалась и вышла из комнаты. Нодар пошел ее проводить. До Ислама вновь донеслись звуки короткого приглушенного разговора, затем клацнула железная дверь, и Нодар вернулся. Он был раздражен.
— Что-нибудь случилось? — спросил Ислам.
— Достала эта дура меня, — сказал Нодар, — один раз по пьянке влупил ей — теперь отвязаться не могу. Хорошо, Нана не подозревает ничего… В прошлый раз муж ее приперся, дебил, отношения выяснять, чуть с лестницы его не сбросил. Она, оказывается, ему уже призналась, что в меня влюбилась. Так вот: пожалеешь человека, подпустишь к себе, а она уже корни пустить норовит.
Нодар сокрушенно покачал головой. Ислам сказал:
— Жалость — это опасное чувство.
Да знаю я, — согласился Нодар, — в первый раз я из-за жалости сел. В одном месте сейф взяли, сдуру деньгами сорить начали — кто-то стукнул. Деньги у подельника дома спрятали. Когда нас взяли, он меня попросил на себя все взять — мол, у него ребенок маленький. Я как дурак согласился, все в абрагов играл. Тем более срок маленький давали, три года всего, но я из тюрем уже не вышел после этого.
— Почему так получилось? — спросил Ислам.
— Из-за побега. Хоть и не удалось, а срок добавили, а потом — пошло-поехало: то в бунте участвовал, то надзирателя избил, в общем, восемнадцать лет просидел, с небольшими перерывами.
Нодар рассказывал с легким раздражением, но Ислам все равно попросил: «Расскажи про побег». Нодар с грустью усмехнулся.
— Молодой я был, зеленый, домой сильно хотел. План простой был совсем. Котлован рыли на зоне, потом бетонировать стали. Бетон на самосвале привозили, я шофера из машины выкинул, говорю, колесо, спустило, он поверил — дверь открыл, из кабины выглянул. Три ряда колючей проволоки у нас было, я рассчитывал на машине протаранить их: первую сетку пробил, а на второй заглохла машина — надо было на второй передаче все время ехать, а я переключился на третью, перегазовку не сделал, короче, повязали меня.