Правила одиночества
Шрифт:
— Березы нет, — с сожалением заметил он, — дубовые взял, по большому счету, разницы нет. Там, правда, были еще хвойные, но это для садомазохистов, а мы, господин Караев, с вами — люди правильной ориентации. Пить будем? — спросил он, кивая.
Ислам посмотрел в указанную сторону. В противоположной кабинке сидели мужчины, обмотанные простынями, как римские сенаторы. Перед ними на столике, устланном газетой, стояла литровая бутылка водки в окружении бутылок поменьше, с пивом. Пили они из пластиковых стаканов, закусывая копченой скумбрией и
— И то верно, — согласился Сенин, — что нам, выпить, что ли, негде? Ладно, пойдем, друг, в помывочную, смоем грехи наши.
Разоблачившись, друзья перешли в помывочную. У одной стены этого большого помещения в ряд стояли душевые кабинки, середина была заставлена каменными лежаками, в самом центре были расположены несколько кранов с горячей и холодной водой. У противоположной стены находился высокий водоем с холодной водой, предназначенный для контрастных ванн, и дверь, возле которой столпилось около полутора десятка голых мужчин.
— Это что за очередь? — спросил Ислам.
— В парилку, — коротко ответил Сенин.
— А что, там по очереди парятся?
— Да нет, просто любители парилку готовят, подметают, сушат, проветривают — чтоб по уму было.
Сенин разыскал две свободные шайки, сполоснул, наполнил горячей водой и сунул в них веники.
— Пусть мокнут, — сказал он, — главное — чтоб не сперли, пошли сполоснемся и — в парилку.
— А что, веники тоже воруют?
— Еще как!
Любители наконец открыли двери, и народ стал просачиваться внутрь.
— Пошли, пошли, — заторопил Сенин, — а то сейчас набьются, как сельдь в бочку, дышать будет нечем!
Четверть парилки занимала огромная беленая печь. Вслед за Сениным Ислам поднялся по ступенькам на деревянный помост и тут же присел от нестерпимо горячего воздуха. На деревянных лавках, где в ряд сидели сосредоточенные люди, свободных мест не было, поэтому он так и остался сидеть на корточках. Сенин, побравировав немного стоя, тоже присел рядом.
— Хорошо! — задушенным голосом произнес он.
Ислам, малодушно помышлявший о бегстве, не ответил.
— Может, еще поддать? — послышался чей-то маниакальный голос, но его никто не поддержал. Один из любителей поднялся и стал крутить над головой сложенной вдвое простыней, разгоняя сухой горячий воздух. Через некоторое время раздались первые робкие хлопки, тут же последовал суровый окрик: «Погоди, дай погреться». Но через некоторое время хлопки повторились, и вскоре все остервенело хлестали себя вениками. Атмосфера в парилке сразу стала влажной и тяжелой.
— Пошли окунемся в бассейн, — предложил Сенин, — как раз народ разбежится — придем похлестаемся.
Они покинули парилку. В помывочной Сенин поднялся по железной лестнице и с диким воплем кинулся в водоем. Ислам, недолго думая, проделал то же самое. Холодная вода обожгла тело, сердце бешено заколотилось, он окунулся несколько раз с головой и вылез. Сенин с вениками в руках уже стоял у входа в парилку.
— Может, посидим
— Ни в коем случае! — отозвался Сенин. — Процедуру нарушать нельзя.
Ислам повиновался. Через десять минут они вышли из парилки, раскрасневшиеся, с приставшими к телу листочками. Обмылись под душем и поплелись в раздевалку.
— Ну как? — спросил Сенин, когда они сидели в кабинке, обмотавшись простынями.
Ислам кивнул — ощущения были неслабые: в висках стучали молоточки, а тело горело, словно ошпаренное.
— То-то же! Хандра прошла?
— Пожалуй, — улыбнулся Ислам; за последние полчаса он ни о чем не думал, хотя это было бы слишком просто.
Сенин сходил к банщику и вернулся с двумя бутылками «Жигулевского».
— Водки не пьем — хотя бы пивом разговеться, а то в горле совсем пересохло.
Он сцепил бутылки пробками, дернул и открыл одну из них, вторую откупорил кулаком, приложив горлышко к краю стола.
— Пиво после коньяка. Плохо не будет?
— Да выветрился уже коньяк твой, — махнул рукой Сенин и приложился ртом к бутылке.
Это зрелище оказалось сильней опасений. Несмотря на то что худшие воспоминания из прожитой жизни были связаны как раз с тем, что он пил пиво после водки или коньяка, Ислам поднес горлышко к губам и с наслаждением ощутил холодную, пузырчатую, покалывающую нёбо влагу.
После бани зашли в магазин и поехали к подруге Сенина, она жила на «Белорусской». Сенин предложил Исламу пригласить Машу для компании. Ислам, недолго думая, достал мобильник и набрал Машин телефон.
— Привет, — сказал он, услышав ее голос, — чем занимаешься?
— Здравствуйте, — удивленно растягивая слова, выговорила Маша, — уроки делаю — в смысле, к зачету готовлюсь. А что?
— Меня тут в гости пригласили — я хотел тебя позвать. Но раз ты занята, извини, если помешал.
— Да нет, вовсе вы не помешали, я и так все знаю уже. Мне зачет автоматом поставят, я пойду с удовольствием.
— Тогда я тебя попрошу взять такси за мой счет и приехать.
Ислам продиктовал адрес.
Дверь им открыла высокая худощавая брюнетка лет тридцати пяти. Увидев Сенина, удивилась и с иронией воскликнула:
— Саша, не ошибся ли ты адресом? Сегодня же Катькин день!
— Я не один, между прочим, — укоризненно сказал Сенин, — и, вместо того чтобы ерничать, пригласила бы лучше войти.
Женщина выглянула, заметила Караева, смутилась.
— Ой, здравствуйте, входите, пожалуйста, — и посторонилась, пропуская их в крохотную прихожую. Нина занимала небольшую комнату в двухкомнатной коммунальной квартире. Вдоль одной стены стояла секционная мебель, состоявшая из гардероба, серванта и книжного шкафа. Подступ к окну преграждал небольшой диван, который трансформировался вперед, образуя двуспальное место, но сейчас он был сложен. У свободной стены томился в одиночестве журнальный столик. В центре серванта, в специальной нише, был расположен телевизор.