Правила перспективы
Шрифт:
Здесь царил, как сто лет назад верно подметил еще герр Киршенбаум, "дух натуралистического натюрморта".
То есть все было крепким, основательным и неизменным. Даже резкий запах кофе, смешанный с запахом табака и средства для чистки раковин, был единственным в своем роде. Кофе давно кончился, и на смену ему пришла водянистая жижа, но запах впитался в стены. Герр Вольмер же, хоть и бывал излишне суров, никогда не бывал груб. Сквозь пожелтевшие кружевные занавески, на которых были вышиты сценки сельской жизни, можно было разглядеть площадку перед Музеем, скромный музейный садик с коваными
Ein' feste Burg ist unser Gott.
— Вернулись, герр Хоффер?
— Мой дорогой герр Вольмер, — произнес тот, опускаясь на стул, — я восхищен вашей отвагой.
— Какой еще отвагой?
— Что значит какой? Вашей! Кстати, я делал обход. Зашел убедиться, что у вас все в порядке.
— На чердак ходили?
— Гм, нет. Думаете, стоило?
— Эти ублюдки кидают зажигательные и фосфорные бомбы. Одна взорвалась на улице, сам видел, как она подпрыгнула. Мало ли, может, и на чердак такая угодила.
— Да, это возможно.
Герр Вольмер аккуратно сложил газету и положил ее перед собой, как драгоценную историческую реликвию.
— Не беспокойтесь, герр Вольмер, я туда немного погодя загляну.
— Незачем вам туда лезть. Подниматься высоко, да и не можете вы быть в двух местах одновременно, — сказал вахтер и поправил остроконечный шлем, который был ему великоват и поэтому сползал.
— Но ваше место здесь, герр Вольмер.
— Не переживайте, герр Хоффер. На чердак схожу я.
У герра Хоффера прямо сердце сжалось. Надо самому проверить чердак — нельзя гнать туда хромого герра Вольмера, да и пост надолго оставлять не следует. В Музее когда-то были четыре огромных чердака — настоящее чердачное царство с высоченными потолочными балками в лучших традициях швабских амбаров (архитектор был родом из Швабии). Позже, когда перекрывали стеклянной крышей Длинный зал, один чердак ликвидировали; оставшиеся же были темны, грязны, полны крыс и пауков. Картин там никогда не хранили. От одной мысли о зажигательной бомбе среди сухих деревянных балок по спине герра Хоффера пробежали мурашки.
— Разве мы не услышим, если на чердак упадет бомба?
— Конечно нет. Как нож сквозь масло пройдет.
— Герр Вольмер, только не надо про масло. Я отдаю наш недельный паек девочкам.
— Тем лучше для вашего здоровья, герр Хоффер.
— Как вы думаете, герр Вольмер, может, они прекратят бомбить? Кажется, поутихло. Бомбят где-то вдалеке. Наверное, это была ложная тревога, и они не…
— Небось, бомбят там, где СС, — перебил вахтер, прислушиваясь. — Чего на гражданских бомбы тратить. Они же не знают, — мрачно усмехнулся он, — что здесь собрались члены вермахта, все как один готовые погибнуть за родину.
Герр Вольмер ткнул пальцем герра Хоффера, который уныло кивнул в ответ.
— Сомневаюсь, что это достаточный повод нас бомбить, герр Вольмер. Видите ли, я не хочу, чтобы в Музей попала бомба.
— Разумеется, герр Хоффер.
— Музей необходимо сохранить для будущих поколений. Конечно, в нем немного чего осталось, но тем не менее это все еще Музей, а значит — место особое.
— Само собой, герр Хоффер.
— Невероятно прекрасен. Поэтому, если дело дойдет до самого худшего, разумнее всего будет поднять белый флаг и сдаться — исключительно ради потомков, герр Вольмер.
Герр Вольмер взглянул на и. о. и. о. директора, выпятив губу. Усы у него были по-старомодному пышными, кайзеровскими, взгляд — отнюдь не дружелюбным. Он с трудом поднялся, вытащил из чулана ружье и положил его на стол рядом со сложенной газетой, едва не задев герра Хоффера дулом. Ружье было старое, это бросалось в глаза сразу. Тем не менее ружье — это ружье. Даже из старого можно убить. Даже старик со старым ружьем может убить. Американцы долго думать не будут. Правила игры знали все: где начинают обороняться, туда и падают бомбы. На церкви, школы, музеи. Иногда даже на больницы и сиротские приюты. Он не понимал, как объяснить то, что случилось с Дрезденом, но наверняка и здесь имелась какая-то простая военная причина. Дуло блестело от смазки, приклад был отполирован.
— Все это очень впечатляет, герр Вольмер. Но как человек, стоящий во главе Музея и отвечающий за его сохранность, я вынужден запретить вам оказывать вооруженное сопротивление врагу. Это бессмысленное проявление героизма может подвергнуть опасности все, что здесь хранится. Вспомните Страсбургский собор в тысяча восемьсот семидесятом. Мы обстреляли его только потому, что французы устроили на башне наблюдательный пункт артиллеристов…
— Вы в каком звании, герр Хоффер?
— В каком я звании?
Вахтер постучал пальцем по своей фольксштурмовской повязке. Она была яркая, желто-оранжевая; орел и буквы вышиты фрау Вольмер — профессиональной белошвейкой. Повязка герра Вольмера смотрелась намного лучше тряпки, что украшала рукав герра Хоффера.
— Рядовой, — вздохнув, признался и.о. и.о. директора. — И не могу с этим смириться. Я не вхожу в состав вермахта, я гражданское лицо в дурацкой повязке. Вот, в чем правда, герр Вольмер. И ничего тут не поделаешь.
Герр Хоффер стянул повязку, больно задев рану на ладони, и, скривившись, швырнул ее на стол.
— В ней больше нет смысла, — продолжал он. — В данный момент значение имеет только моя должность в этом Музее, и как должностное лицо я прошу вас, герр Вольмер, не совершать самоубийства.
Герр Вольмер, и без того крупный мужчина, казалось, стал еще больше и даже в плечах раздался, заполнив собой полкомнаты. К его лицу прилила краска.
— Хватит с меня повязок, — сказал герр Хоффер, — нашивок и знаков отличия на военной форме. Посмотрите, к чему это нас привело. Без этих дурацких тряпочек нацизм ничего бы не добился. Вот что привело к катастрофе, герр Вольмер, — идиотские вышитые тряпочки! Маскарадные костюмы!