Правитель Аляски
Шрифт:
В том, что подозрения насчёт всяких сплетен Ханта и Эббетса о его миссии здесь, о Баранове и в целом о компании небеспочвенны, доктор Шеффер убедился довольно скоро. При ближайшей встрече король Камеамеа обеспокоенно спросил его:
— Неужели русские действительно хотят начать войну против меня? Неужели вы хотите захватить мои острова?
Опешивший поначалу доктор быстро овладел собой и уверенно ответил:
— Кто бы, ваше величество, ни сказал вам об этом — всё это наглая и бессовестная клевета. Баранов ничего не хочет более, нежели дружить с королём Камеамеа и установить с ним добрососедские отношения во всём
Чтобы сгладить неблагоприятный эффект, произведённый встречей с королём Ханта и Эббетса, доктор счёл целесообразным вновь одарить короля, его жён и некоторых вождей ценными подарками. В ответ брат одной из королевских жён, которого на острове звали Джон Адамс, подарил доктору ещё один участок земли под названием Коани, опять где-то на острове Оаху, по реке Ива. Доктор Шеффер начинал чувствовать себя состоятельным землевладельцем и уже хотел просить разрешения короля отъехать на Оаху, чтобы наконец-то обозреть свои владения. Но тут приболел сам Камеамеа и призвал доктора.
— Я вылечил вашу жену, — уверенно заявил ему Шеффер, — вылечу и вас.
Король жаловался на сердце, и вновь интенсивный курс назначенного доктором лечения вскоре дал положительный результат. Камеамеа распорядился отметить своё выздоровление постройкой нового храма, а доктору Шефферу дал туземное имя Папаа — в честь местного знахаря, который когда-то пользовал его в молодые годы. Доверие короля к доктору было полностью восстановлено, о чём говорило и приглашение Шеффера-Папаа посетить военный лагерь, где Камеамеа показал, как он обучает боевым приёмам несколько сот полуголых воинов.
Даже старый Джон Янг, пронюхавший, что акции доктора Шеффера в глазах короля сильно возросли, счёл нужным позвать его в гости и угостил блюдом, считавшимся здесь деликатесом, — жареной собакой.
В ожидании прибытия кораблей доктор Шеффер стал готовиться к тому, чтобы уговорить короля заключить с компанией контракт на поставку сандалового дерева.
Перу, порт Кальяо,
февраль 1816 года
Уже свыше трёх месяцев корабль «Суворов» Российско-Американской компании под командованием Михаила Лазарева стоял в перуанском порту Кальяо, расположенном в шестнадцати вёрстах от столицы страны Лимы. Завтра намечалось отплытие судна на юг. Обогнув мыс Горн, они пойдут в Кронштадт, завершая тем самым своё кругосветное плавание.
Пару дней назад на борт судна были приняты необычные пассажиры, обитатели Кордильерских гор — девять грациозных лам, одна альпака и одна вигонь. Офицеры «Суворова» приобрели их на собственные средства, за пятьсот талеров, чтобы по возвращении в Россию попробовать акклиматизировать на родине, в имении Повало-Швейковского. Содействовавший им в этой сделке местный негоциант сеньор Абадия, президент солидной Филиппинской компании, предупредил, что едва ли животные перенесут предстоящее им тяжёлое плавание. Ранее уже делалась попытка доставить их в Европу на корабле, принадлежавшем Французской империи, но по пути ламы скончались.
— Раз так, — весело ответил ему Лазарев, — то дело нашей национальной чести и морского искусства — привезти их в Европу в целости и сохранности.
Лазарев собрал весь экипаж и спросил матросов, кто берётся обеспечить перуанским гостьям должный
— Вот только, ваше благородие, — попросил старший из них, матрос первой статьи Кузьмичев, — распорядиться надобно, чтоб каждой животине отдельное ведро для корма было выделено. По глазам их вижу, что они большие чистюли и из чужого ведра ни воду, ни корм принимать не захотят. Да и парусина надобна, чтоб навес от солнца сделать. Иначе запарятся.
— Всё, что необходимо, получите, — пообещал Лазарев. — А если сохраните их, благодарность обещаю и премию от себя лично выдам.
— Будем, ваше благородие, стараться, — заверил Кузьмичев.
После угрюмых северо-западных берегов Америки жизнь в солнечной Лиме казалась русским морякам светлой и безмятежной. Самовольный, по общему согласию офицеров корабля, уход из Ново-Архангельска давно не терзал их души. Какое, в конце концов, право имел Баранов отстранять Лазарева от командования судном? Не он назначал командира, не ему и отстранять.
— Чёрт не выдаст, свинья не съест, — с показным равнодушием отвечал Лазарев, когда его друзья по экипажу случайно касались вопроса о неизбежных неприятностях по возвращении в Россию.
После того как бросили якорь в порту Кальяо, Лазарев дал команду тщательно отремонтировать потрёпанное штормами судно, исправить такелаж, проконопатить корпус и палубы, заново покрасить корабль, и после окончания всех этих работ «Суворов» выглядел как новенький, и ни одно из стоявших в порту судов других стран не могло сравниться с ним по красоте и опрятности, что отмечали зачастившие на борт корабля купцы и знатные представители перуанского общества. Посмотреть же впервые пришедший к берегам Перу русский корабль хотелось многим.
Русским морякам было что показать, помимо самого корабля. Лазарев вёз с собой целую коллекцию туземных редкостей — бумеранги и копья аборигенов Австралии, деревянные маски и боевые доспехи колошей, байдарки и образцы одежды алеутов Северо-Западной Америки.
Даже вице-король Перу, маркиз де Абагадиль, почтил их своим вниманием и пригласил Лазарева и офицеров корабля отобедать с ним.
Чтобы по возвращении в Россию к ним не было претензий хотя бы по торговым делам, Лазарев принял все меры для реализации в Лиме имевшегося на борту мехового груза — мягкой рухляди, как именовали этот товар российские купцы, — шкур морских и речных бобров, медведей, лисиц, котиков, песцов, а также некоторого количества китового уса, общей стоимостью в два миллиона рублей.
Осуществить обоюдно выгодные торговые сделки помог президент Филиппинской компании сеньор Абадия, которому было чрезвычайно приятно установить прямые связи с Российско-Американской компанией. В обмен на часть товаров русским предложили чилийскую медь, хину, перуанский бальзам, вигонью шерсть, хлопчатую бумагу. За остальные же было уплачено наличными.
В конце февраля все грузы были приняты на корабль, а с ними и подарки от вице-короля маркиза де Абагадиля императору России Александру — драгоценные произведения культуры инков. Вице-король передал Лазареву и личное письмо на имя императора, содержавшее весьма лестные отзывы о визите в Перу первого корабля из России.