Правитель Аляски
Шрифт:
— Благодарю за честь, ваше величество, — пробормотал доктор Шеффер с кислой улыбкой. — Мне и самому, — покривил он душой, — очень нравится обращение «каука Папаа».
Посчитав вопрос об именах исчерпанным, Каумуалии перешёл к волновавшей его теме:
— Как обстоят дела со строительством форта в долине Папаа?
Доктор Шеффер с готовностью ответил:
— Я заложил на восточном берегу реки, недалеко от устья, не один, а даже два форта. Правда, из-за недостатка людей, которые привлечены к работе на плантациях, эти форты придётся строить не из камня, как здесь, в Ваимеа, а с помощью дерева и земляных насыпей. Но и такие крепости будут надёжно защищать долину... — он едва не сказал «долину Шеффера», но вовремя
Каумуалии так и не узнал, что первому из заложенных фортов доктор Шеффер дал имя Александра, второму — Барклая — в честь ещё одного русского героя войны с Наполеоном. Он не упомянул этого, чтобы вновь не раздражать короля. Услышанному же тот одобрительно покивал головой и благосклонно спросил:
— Что ещё хотел бы сказать мне каука Папаа?
И доктор решил воспользоваться моментом и присутствием первых вождей острова во имя дальней цели.
— Ваше величество, — скорбным голосом начал он, — мне неприятно затрагивать эту тему, но и промолчать не могу. Начальник нашей фактории Фёдор Лещинский, вы его знаете, только что доложил мне о состоянии дел здесь, в Ваимеа. Он пересказал слова кого-то из канаков, что ваш вождь... — доктор сверился с лежавшей на столе бумажкой, — вождь Камахалолани, наслушавшись всяких сплетен о русских от недавно побывавших на острове американцев, распространяет злобные слухи, говорит, что русские погубят канаков, ввергнут их в кровопролитную войну. Этот вождь подбивает своих подданных не подчиняться приказам русских и не работать на строительстве форта. Если мы сразу не пресечём такие разговоры, наша армия не будет боеспособной и мы никогда не победим короля Камеамеа. Как главнокомандующий русско-канакским войском, я обязан поставить вас в известность об этом прискорбном происшествии.
По лицу короля прошла тень, и он гневно заговорил с сидевшими на полу вождями, обращаясь преимущественно к пожилому, лет пятидесяти, мужчине с перебитым то ли в драке, то ли в сражении носом. Должно быть, это и был вождь Камахалолани. Тот что-то угрюмо бубнил в своё оправдание.
— Алии Камахалолани, — повернулся наконец король к доктору, — уверяет, что его слова были неправильно поняты. Он лишь передал кому-то, что говорили ему о русских американцы. Но сам не поддерживает американцев. Если же каука Папаа считает, что этот алии в чём-то виноват перед ним, вождь готов принести свои извинения и делом искупить свою вину. Камахалолани предан нашей общей с русскими борьбе против Камеамеа и, как только начнётся война, поставит в наше войско своих лучших воинов.
— Благодарю вас, ваше величество, я вполне удовлетворён объяснением алии Камахалолани, — доктор Шеффер кивнул в сторону провинившегося. Но ковать железо имело смысл, пока горячо.
— У нас, в России, — доктор потыкал большим пальцем за спину, где, по его предположению, был север, — есть замечательная традиция. Если император, или, по-вашему, король, награждает за особые заслуги перед отечеством кого-либо из своих подданных участком земли, то тем самым он подаёт сигнал и другим высшим лицам двора. Они тоже стараются, каждый по-своему, облагодетельствовать королевского избранника и наградить его кто чем может. А у вас, ваше величество, нет такого обычая?
Внимательно выслушав лихо закрученную тираду, Каумуалии на своём языке передал её вождям. Те отделались короткими репликами. Король резюмировал по-английски:
— Поскольку мы теперь подданные России, мои вожди считают, что нам следует перенимать хорошие обычаи, принятые при дворе русского императора. Вожди обещали подумать, как, по примеру своего короля, они смогут выразить уважение к кауке Папаа.
На том разговор завершился. Король Каумуалии встал и, пожав доктору руку, пригласил его завтра, как только доктор отдохнёт от путешествия, вместе осмотреть строительство
— Почту за честь, ваше величество! — расшаркался довольный доктор.
Весьма кстати брошенное им замечание относительно обычаев русского двора имело самые неожиданные и приятные последствия.
Для Шеффера явилось сюрпризом, что первым, кто решил показать ему своё расположение, был не кто иной, как вождь Камахалолани. Он пришёл к доктору ранним утром и, хмуро глядя в землю, сказал, что хотел бы в доказательство своей дружбы подарить кауке Папаа два участка принадлежащей ему земли на берегах реки Ваимеа. Доктор постарался скрыть, насколько это предложение ему по нраву, и пригласил вождя присесть на стул, чтобы обсудить некоторые детали.
— Вы готовы подарить землю вместе с людьми? — деловито уточнил он через переводчика, который отныне, по приказу Каумуалии, неотлучно находился при нём и даже спал в помещении русской фактории.
— Если вам нужны люди, я могу подарить вам десять человек, — с тем же хмурым видом сказал кауайский вождь.
— Лучше уж двадцать, — ласково сказал доктор Шеффер.
Вождь удручённо почесал в затылке и, ещё более насупившись, кивнул в знак согласия.
— Как далеко от гавани находятся эти участки земли? — продолжал уточнять доктор Шеффер.
Один участок, под названием Гурамаи, был на правом берегу реки Ваимеа, недалеко от гавани. А второй, под названием Ваикири, — на её левом берегу, несколько дальше от гавани. Там есть принадлежащая вождю деревня с тем же названием, и, если науке Папаа удобно, он готов уступить двадцать её жителей.
— Пожалуй, да, — всё так же сдержанно вёл дело доктор Шеффер. — Чтобы всё было сделано по закону, я прямо сейчас оформлю от вашего имени дарственную на землю. Может быть, стоит даже назвать её Декларацией дружбы? Вы же признали, дорогой алии, что не поверили всем этим грязным сплетням, которые распространяли о нас американцы, не так ли?
— Да-да, — пробурчал вождь, выслушав перевод. — Грязные слухи, и только.
Достав лист чистой бумаги, доктор Шеффер на минуту задумался и затем аккуратно написал по-английски текст Декларации дружбы и дарственной на землю от вождя Камахалолани доктору фон Шефферу. Получилось следующее: «Вопреки грязным, бессовестным слухам, распространяемым моряками и другими гражданами Соединённых Штатов, я могу заверить доктора медицины и естественных наук, коллежского асессора, комиссионера Российско-Американской компании Егора фон Шеффера, что мы не желаем ничего более, как дружбы с русскими, и в особенности со служащими упомянутой компании. От русских мы никогда не слышали ничего плохого. От американцев слышали много нехорошего и злого. Я дарю в знак моей дружбы доктору Шефферу два участка земли: один на правом берегу реки Ваимеа (у гавани), называемый Гурамаи, для разбивки там садов, огородов и плантаций, а другой на левом берегу реки Ваимеа, у деревни Ваикири, с двадцатью жителями в придачу. Эти участки земли даются в постоянное пользование и не облагаются налогом».
Закончив писание бумаги, Шеффер громко и внятно прочёл её и попросил переводчика изложить вождю смысл. Вождь выслушал с прежним хмурым видом, не выразив на лице никакого воодушевления.
— Соблаговолите, ваша честь, — вежливо сказал доктор, протягивая вождю бумагу, — поставить свой знак где-нибудь здесь, в конце текста декларации.
Вождь поставил на бумаге крест и тут же не прощаясь вышел. Окрылённый успехом, доктор Шеффер спокойно снёс проявленную вождём невоспитанность.
Едва провинившийся и так быстро искупивший свою вину алии покинул его, как доктор Шеффер был извещён, что к нему пожаловала вместе со своей матерью, королевой Капуле, кауайская принцесса Наоа. Доктор, быстро набросив на плечи сюртук, опрометью кинулся во двор, чтобы лично встретить важных посетительниц. Переводчик еле поспевал за ним.