Правитель империи
Шрифт:
Он, конечно, не сомневается, что посол СССР в Дели напишет для этого номера специальную статью. Но вот как бы насчет двухсот-трехсот рупий? Жизнь сейчас так вздорожала и так возросли издержки производства, что одному ему невмоготу поднять выпуск специального сдвоенного номера. Ведь идея такая важная, такая благородная! И — политический резонанс!
Я долго и вежливо разъясняю ему, что финансированием прессы мы не занимаемся, что идея создания всемирного правительства — лишь красивая утопия, и что богачи, черт
Он слушает внимательно, уставившись в пол. Затем поворачивается ко мне и глядит на меня уже не восторженными глазами, а грустными и в то же время шальными глазами человека, в чем-то твердо убежденного.
— Вероятно, в большинстве вопросов вы и правы, господин Картенев. Но идея всемирного правительства — гениальна. Вы посоветуйтесь с господином послом, а я еще как-нибудь заскочу к вам. Честь имею!
И он спешит к выходу, подобрав полы своего белого балахона обеими руками…
В коридоре встречаю советника Карлова и вкратце рассказываю ему о раннем визитере. Карлов смеется:
— Бьюсь об заклад, что этот ваш „Кактус“ до вас побывал в английском, американском и еще в нескольких посольствах или сейчас туда направился. А как же иначе! Вопрос о всемирном правительстве требует весьма широких международных консультаций…
Не успел я вернуться к себе и приняться за справку о процессе монополизации прессы Индии, как снова звонок.
— Виктор Андреевич! — опять дежурный. — Тут к вам еще один журналист на прием просится. Что ему сказать?
И вот передо мной невысокий, худощавый человек в стареньком дхоти, в стертых кожаных босоножках — из тех, которые держатся на одном большом пальце ноги. Редкие, седые, длинные волосы — чуть не до плеч. И добрые-добрые, усталые глаза.
— Понимаете ли, мистер Картенев, — говорит он застенчивым глухим голосом, — я свободный журналист.
— Простите?..
— Ну, видите ли, я не работаю в штате редакции определенной газеты или журнала, а пишу по заказу.
Он торопливо раскрывает передо мной дешевенькую бумажную папку, в которой аккуратно подшиты газетные вырезки — его статьи.
— Вот это, например, „Земельная реформа и горсть риса“. А это, торопится он, словно боится, что я его перебью, это — „Сколько земли надо одному человеку“, — о помещиках Севра Индии. А это интервью с министром сельского хозяйства нашей страны. Вы, конечно, знаете, что с помощью Советского Союза в Суратгархе создана образцово-показательная государственная ферма.
Я беру у него папку, листаю. Есть вырезки совсем свежие, есть более старые, но тематика у них одна: сельскохозяйственные проблемы Индии.
— Насколько я смог понять, — ободряюще говорю я, — Вы специализируетесь на проблемах, так или иначе связанных с хлебом, а точнее, с рисом насущным.
Чем-то этот человек вызывает во мне симпатию. Чем?
— Истинно, — поспешно соглашается он. И добавляет: — Уже двадцать лет, как я занимаюсь только этой тематикой!
Мы еще раз встречаемся взглядом. И я вдруг понимаю, что передо мной голодный, да-да, голодный трудяга пера.
— Вы знаете, господин Картенев, я хотел бы написать книжку о госферме, созданной с вашей помощью.
— Это интересно, — говорю я.
— О, и еще как! Это потрясающе интересно. Вы знаете, ферма существует всего лишь пять лет, а средние показатели я имею в виду урожайность различных культур, надои молока и прочее — выше, чем в зажиточных частных хозяйствах. И это ведь при условии, что ферма находится в полосе пустынь и что ирригация там пока все еще несовершенна. Вот, не изволите ли полюбопытствовать? Примерный план книги.
Я бегло просматриваю протянутый им листок бумаги. Что ж, ничего не скажешь, логично, занимательно, полезно.
Да-а, с одной стороны, его предложение, вроде бы, прямо связано с нашей помощью Индии, с пропагандой этой помощи, а с другой — индийский журналист, советское посольство… Щекотливо, ведь верно? Могут сказать: „Купили!“…
В таких случаях, как этот, особенно остро чувствуешь недостаток опыта, незнание уже сложившейся практики.
— Вы знаете, мистер Картенев, — прерывисто шепчет он, ни одно правое издательство такую книгу не опубликует. А левые — все нищие.
Мне страшно хочется сказать ему что-то теплое, ободряющее. Ведь я же вижу, что это честный, порядочный человек, друг. Я уверен в этом на девяносто девять и девять десятых процента.
Но я отвечаю ему так, как, видимо, отвечают в таких случаях все третьи секретари всех посольств:
— Вы, пожалуйста, оставьте этот планчик у меня. Я подумаю, посоветуюсь, и, скажем, через недельку сообщу вам свое решение…
Со стороны все это выглядит убедительно, солидно. А по существу маленький и слабо ориентирующийся в обстановке чиновник становится в царственную позу дипломата великой державы.
И вдруг, махнув рукой на все этикеты, я улыбаюсь моему новому знакомому и говорю:
— Знаете что? Вообще-то от меня мало что зависит, но я от всей души постараюсь вам помочь. Как вы думаете — какой вариант был бы для вас наиболее подходящим?