Правитель Пустоты. Цветок пустыни
Шрифт:
Они оба старались не смотреть на тело Манса, которое бледным призраком с алым распотрошенным животом лежало на земле. Его нежное лицо застыло маской, а из груди торчал зеленый стеклянный нож. Но нельзя было бесконечно оттягивать неминуемое.
— Мы не сможем оставить тело просто так, — растерянно произнес профессор, опустив голову.
— Это не тело. Это Манс. Не говори о нем так, словно это пустая кукла.
— Да, конечно… Прости, — Аш смутился из-за укора спутницы. — Но Манса нужно похоронить.
— Хочешь сжечь его, как это принято в Залмар-Афи? — Лантея проговорила это несколько
— Не стоит оставлять его лежать на земле. Дикие звери придут на запах.
— И что ты предлагаешь? — девушка поморщилась и повернулась к Ашу.
— Думаю, мы можем погрести его по заветам альвов. Они кладут своих умерших в землю, чтобы они навсегда слились с ней в одно целое и после проросли новой жизнью.
— Что ж… Пусть лучше так, чем стать добычей волков.
Они копали землю очень долго. Сначала она казалась сухой и жесткой, но потом начался рыхлый и влажный слой, в котором извивались толстые розовые черви. Аш лежал на боку, вытянув свою больную ногу, и палкой рыл почву. Лантея использовала один из ифритских топоров, но вскоре просто начала голыми руками выгребать землю. Они выбрали тихое место под двумя раскидистыми голубыми елями, но даже после целого часа стараний яма получилась совсем неглубокой. Однако сил копать дальше уже не оставалось.
Девушке пришлось в одиночку нести тело. Она бережно уложила его на дно небольшой могилы и расправила одежду. Какое-то время пара просто молча смотрела на своего друга, с которым им предстояло навсегда попрощаться. Лантея тяжелым взглядом окинула нож, стеклянным укором торчащий из груди брата. Она чувствовала ядовитые побеги вины, оплетающие ее сердце. Быть может, совсем не Эван’Лин стоило винить во всех этих смертях? И тетушка могла жить, если бы Лантея не захотела поехать в столицу, пойдя на поводу у своих глупых желаний. И мать с отцом могли уцелеть, если бы девушка никогда не покидала свой город и жила по законам хетай-ра. Тогда не погибла бы Эрмина в острых клыках ксоло, а Виеку не пришлось бы жертвовать своей жизнью. И брат бы тогда не лежал в холодной земле.
Лантея решительно схватилась за рукоять стеклянного ножа и выдернула его из груди Манса с неприятным звуком. Ничего уже не изменить. Для того, чтобы обелить свою жизнь, ей пришлось бы умереть и родиться вновь. Девушка сложила руки брата вместе и вложила в них нож.
— Прощай, — она низко склонилась над телом и сделала жест уважения, словно благодаря Манса за все то время, что он был рядом с ней и поддерживал ее.
Аш сжал губы в тонкую линию, окидывая лицо друга прощальным взглядом. Он протянул руку и убрал локон белых волос с открытого лба юноши, а после едва слышно прошептал:
— Мне жаль, что ты видел море лишь однажды.
Пара медленно начала забрасывать тело землей. Они сгребали руками черную почву, пока белое тело не оказалось полностью ей укрыто. Неглубокая могила быстро заполнилась, а вскоре над местом последнего ночлега Манса появился невысокий холмик. Лантея принесла из леса цветы и желтые кленовые листья, которые положила на рыхлую землю. Некоторое время Аш и хетай-ра просто стояли в молчании, а потом развернулись и вместе скрылись в лесу, оставляя за спиной кусочек своего прошлого и непомерно огромный выкуп за свободу.
Возвращаться в земли альвов было бессмысленно: дети леса просто не пропустили бы их через северную границу Ивриувайна. Из своих духовых трубок они на расстоянии расстреливали всех, кто осмеливался близко подходить к неприступным крепостным стенам со стороны империи. Единственным приемлемым вариантом было двигаться на восток, чтобы рано или поздно выйти к королевству Тхен. Гоблины не были такими принципиальными существами, как альвы, они бы подлечили ногу Аша и помогли найти работу для нищих путников. Эти невысокие создания с сероватой кожей ценили деньги больше всего на свете: они умели их зарабатывать и легко находили общий язык с теми, кто ценил труд. Профессор обдумывал возможность поселиться в ифритских кварталах королевства Тхен, где жили беглые рабы из империи. Гоблины не промышляли работорговлей, их это не привлекало, потому что они могли предоставить любому желающему работу и достойную оплату.
Погони больше не должно было быть. Ашарх считал, что ифриты не стали бы отправлять больше воинов на поимку пары рабов, поэтому дальше можно было двигаться спокойнее, но населенных пунктов и дорог все равно нужно было избегать. Хотя они пока что и не попадались на пути беглых пленников. Их окружали лишь сплошные стены дремучего леса, который тянулся во все стороны до горизонта. По предположениям Аша, они уже пересекли границу между округами и давно блуждали по чащам Си Харук, но утверждать наверняка было проблематично, поскольку вся средняя полоса империи Ис утопала в тайге. Преподаватель знал об этом округе лишь то, что он совсем недавно стал самостоятельным, отделившись от более сильных соседей — Удраш Мэ и Дум Куох. Такого рода дробления были обыкновенной ситуацией: округа сливались и распадались, ведя междоусобные войны за спиной генерал-императора за право обладания лучшими территориями. Именно поэтому конечное число округов постоянно менялось, а генералы-экзархи, ставленники правителя, силились доказать друг другу и себе, что могут диктовать соседям свои условия.
Несколько дней пара медленно и упорно продвигалась на восток. Лиственный лес давно затерялся за их спинами, а впереди раскинулось царство голубых елей и высоких корабельных сосен. Дни становились холоднее, а ночью невозможно было спать без костра. Путешественники понимали, что сильно рискуют, разводя огонь, ведь они не знали, насколько близко от них могла оказаться дорога или же поселение. Мало ли несколько любопытных ифритов захотели бы посмотреть, кто же это разжег пламя посреди леса. Но пока что боги миловали двоих беглецов, которым и так приходилось несладко.
Изуродованная нога профессора причиняла ему немыслимые страдания. Она болела и мешала ходьбе. Аш даже не мог просто на секунду на нее опереться, как лодыжка сразу же взрывалась волной резкой боли. От костыля ныло плечо, но мужчина продолжал ковылять дальше, не жалуясь и не плача. Его спутница, как и он сам, тяжело переживала утрату друга, поэтому не стоило давать ей новый повод для беспокойства. Рана не воспалилась и когда-нибудь должна была зарасти сама, хотя Ашарх уже сомневался, что сможет ходить не хромая, как прежде.