Право на безумие

Земляной Александр

Основных проблем было две. Куда девать меч, и разговор с женой. Но если последнего избежать было нельзя и начало разговора стремительно приближалось, то что делать со «Старым», он решил только сейчас. Замотав меч в одеяло, он сел в машину и нажал на газ.

Алексей ехал в деревню. В деревню, где когда-то жили его дедушка и бабушка, а теперь стоял пустой заколоченный, но все еще крепкий дом родителей его мамы.

Деревня стояла на берегу морского залива и была крепкой и зажиточной. Она всегда была такой, невзирая на все перетряски и волнения общественной мысли. Жили в ней люди хозяйственные и не очень разговорчивые. Мужская половина рыбачила, рыбачила серьезно и активно. Рыбу ловили при всех властях и за ее счет и жили. Она спасала в оккупацию и в послевоенный голод, позволила стать колхозом-миллионером в советское время, а потом не дала мужикам спиться

в перестройку. Власти, конечно, с незаконным выловом боролись, но поделать особо ничего не могли, хотя особо и не старались. Рыба – это деньги, а деньги – нужны всем. Потом, охрану рыбных угодий, по какой-то неизвестной причине, поручили созданному казачьему войску, но жители деревни тут же в это войско вступили, и начали охранять рыбные богатства от самих себя. В общем, жизнь шла как обычно. Неторопливо и основательно.

На краю деревни, дальнем от моря, стоял дом его деда. Дед Саня был человеком уважаемым – почетным колхозником, членом партии, но смотрел на происходящее с позиции здорового деревенского консерватизма. В шестнадцать лет ушел на фронт. Воевал в родных местах, в кубанских плавнях. Отвоевал полгода, получил тяжелое ранение, долго маялся по госпиталям, но выкарабкался и вернулся в родной дом с негнущейся ногой, орденом «Славы» и почетной солдатской медалью «За отвагу». А потом работал и работал. Поднял свое хозяйство, повыдавал замуж младших сестренок, женился сам, воспитал своих детей и, стесняясь своего счастья, радовался успехам подрастающих внуков. Он и умер, работая, легко и тихо, словно боясь причинить беспокойство своим близким.

Алексей, не заезжая в деревню, свернул к кладбищу и около часа сидел у могил деда и бабушки. Потом навел там небольшой порядок, оставил бутылку водки, кулек с пирожками и поехал к дому.

Во дворе этой небольшой крестьянской усадьбы когда-то давно стояла кузня. Хозяином этого старого горна и наковальни был дед его деда. Звали его Иваном, был он георгиевским кавалером и первым парнем на деревне. Сложил он голову в германскую, а навыки никому из детей передать не успел. Так и осталась кузница без хозяина, а потом из нее сделали сарай, в котором держали уголь и дрова на зиму. Будучи мальчишкой, Алексей, приезжая в деревню на летние каникулы, очень любил ковыряться в сваленном хламе, отыскивая старые подковы, кованые гвозди и прочую, необходимую пацанам дребедень. Так он его и нашел. Камень, большой и гладкий, практически весь ушедший в жирный кубанский чернозем. Каким чудом эта глыба оказалась в приморских степях, где ни гор, ни даже холмов никогда не водилось, было абсолютно непонятно. Дед Саня, узнав о его находке, с серьезным видом сообщил внуку, что под этим камнем спрятан чугунок с золотом, и маленький Лешка, никогда еще не сталкивавшийся со взрослыми шутками, неделю настойчиво копал землю в сарае. Ничего, естественно, не нашел, потом получил нагоняй от бабушки за устроенный беспорядок, до слез обиделся на деда и усвоил первый урок недоверия. А вторым и главным знанием уже для взрослого Алексея Егорова было то, что, проводя свои детские раскопки, он узнал пусть приблизительные, но близкие к реальным, размеры камня. Его нельзя было поднять и унести, а это было сейчас главным.

Он разворошил аккуратно сложенную поленицу, откинул немного земли с пола, дошел до камня, тщательно очистил его от грязи, тяжело на него плюхнулся и долго сидел, спрятав лицо в ладони. То, что он собирался сделать, очень походило на предательство, и от этого на душе было очень муторно.

Леший вернулся к автомобилю, достал меч, и с любовью провел по клинку трясущимися пальцами. Тот откликнулся, заискрился изумрудными отблесками, а в голове раздался легкий красивый звон колокольчиков. Леший скорчился и, плюнув на все, резко взмахнул мечом. Они танцевали долго, наполнив воздух тихим свистом и зеленым пламенем. Им было хорошо вместе, они знали и понимали друг друга. Они чувствовали, как их сила, опыт и знания сливаются, перемешиваются, становятся общими. Меч и человек становились единым целым и были счастливы, счастливы оттого, что счастлив другой. И вот, когда это счастье достигло своего пика, Алексей остановился. Он, стараясь ни о чем не думать, быстрым шагом зашел в бывшую кузницу и резко всадил клинок в камень. Тот легко, словно в масло, вошел во вросшую в землю глыбу, и все вокруг замерло и остановилось. В его голове раздался страшный крик боли, от которого Леший упал на землю и заплакал. Сколько он лежал и сколько длился крик, ему было неизвестно. Ему показалось, что он просто потерял сознание, а когда пришел

в себя и решил встать, вокруг стояла тишина. Не было ни пения птиц, ни стрекотания кузнечиков. Казалось, что утих даже шелест листьев на старых абрикосах, рядком стоявших в старом садике.

Меч вошел по самую рукоять, а камень слегка оплавился. Свечения не было, не было и привычного ощущения присутствия рядом, чего-то большого и доброго. Алексей не удержался и прикоснулся рукой к навершию рукоятки. Вспыхнула слабая зеленая искорка, и он услышал очень серьезный детский голос.

– Я буду ждать.

– Прости. Я обязательно вернусь.

Еще одна искорка, и все кончилось. Мир стал обычным и пустым. Леший аккуратно прикрыл рукоять перевернутым ведром, присыпал землей и сложил на прежнее место рассыпанные дрова. Потом вышел со двора на улицу, тяжело опустился на стоящую перед калиткой лавочку и закурил. Было очень плохо и совсем не хотелось оставаться одному.

– Лексей, это ты, что ли?

– Да, я, дядь Миш.

Оказывается, незаметно подошел сосед – дядя Миша. Он действительно был ему дядькой. Не родным, конечно, а так, то ли троюродным, то ли еще дальше. Но в деревне практически все друг другу родственники.

– Шо приехал-то? Стряслось что?

– Да так. На кладбище заехал, посидел. Во дворе немного убрался.

– А шо тут полыхало, пожар? Чи шо? У мене бабка чуть до смерти не перелякалась. Беги, кричит, туши.

– Это я мусор палил. Саляры перелил, видать.

От слова «мусор» его передернуло, и он решил не говорить больше на эту тему.

– Та хиба так можно? Чуть полсела не спалив.

– Прости, дядь Миш. Городской, что возьмешь, соображалка плохо работает.

– Ну, да ладно. Пидем до хаты, я бутылочку от бабки схоронил. Посидим, побалакаем.

– Спасибо, но лучше чайку, мне еще в дорогу.

– Ну, чаю, так чаю. Пидемо.

Он был в гостях у стариков, пока не стемнело. Успокоился, перестали трястись руки, а сжимавшие сердце клещи немного расслабились. Он поблагодарил стариков, незаметно от тетки Тани сунул дядьке, неизвестно как завалявшуюся в багажнике бутылку коньяка, сел в машину и резко сорвался с места. Предстояла долгая, в триста верст, дорога к теще и еще более долгий и тяжелый разговор с женой.

25

Проводы были долгими. Он устал объяснять жене, зачем ему это нужно, почему он не бросит все к чертовой матери и не уволится. Не мог больше смотреть в глаза матери и слушать вздохи отца. Надоело пить водку с друзьями и приятелями, каждый из которых решил сказать ему доброе слово в дорогу. Поэтому на вокзал он прибыл с каким-то внутренним облегчением. Хлопоты и сборы кончились. Перрон, поезд и чистый горный воздух впереди.

Алексей сам себе не мог объяснить, почему он, имея миллион долларов, бросает семью, личные дела и едет в эту командировку, которая, хоть и с малой долей вероятности, но все же могла закончиться довольно печально.

Он был русским офицером и служил своей Родине, которая не всегда была благодарной, но всегда оставалась РОДИНОЙ. Именно так, с большой буквы.

ГОРЫ

Солнце в листву или в зенит,

В полдень жара – злей.

Но человек плохо бежит,

Волк – добегает быстрей.

(Песня, автор автору не известен)

1

– От чего, для чего и почему люди совершают те или иные поступки? В смысле, не поступки с большой буквы, которые оставляют отчетливый след в жизни, а так – поступочки, которые не связаны ни с чем серьезным. О которых не то что не вспоминаешь, а забываешь сразу, как сделаешь. И как принимается решение для этого? На уровне инстинкта? Ну, допустим, мальчишка, стреляющий из рогатки по воробьям. Наверное – это древний инстинкт охотника. А если собирался дать старушке милостыню, а, подойдя ближе, вдруг передумал. Это что? Инстинкт жадности? Вряд ли. Не понравилась чем-то бабуля, и точка. А следующий попрошайка понравился, и получил свои медяки. А ты потом разве вспомнишь, кому в своей жизни подал милостыню, когда и почему именно этому. Или какая причина, за исключением твоего башмака, помешала букашке доползти до известной ей цели. Судьба такая? Чья судьба? Твоя или букашки? Неужели в книге судеб прописаны такие мелочи, как плевок в сторону или прыжок через лужу? А кто тогда? Сам человек, его мозг или какой-нибудь высший разум принимает такие «глобальные» решения.