Право на рок
Шрифт:
А что касается собственно рок-н-ролла, то здесь вообще обстоятельства сложились довольно странным образом. Получилось так, что основная масса рокеров - ребята среднего класса, рабочие и т.д., то есть те, кто во всем мире является основным потребителем рок-н-ролла, воспитывалась большей частью на группах типа «Black Sabbath», «Deep Purple», «Led Zeppelin» и подобных им отличных, в общем, групп, крепко стоявших на блюзовой основе. Но именно стоявших на ней, а не являющихся корнями рок-н-ролла, как, например, Чак Берри. Большинство русских рокеров видело, так сказать, вершки, а не корешки. А корешки эти самые доставались как раз в основном интеллектуальным кругам еще с шестидесятых годов - кто-то ездил за границу и привозил оттуда пластинки Пресли, Чака Берри и Билла Хэйли, кто-то получал их изредка по почте, что было просто чудом, но все-таки случалось. И в результате интеллектуальная элита торчала от Чака Берри и Бо Диддли, а парни из рабочих предместий зависали на поступавших позже, но в большем количестве «Genesis», «King Crimson» и «Yes». Все наоборот.
Ну, элита там, не элита, а Майк и его друзья тяготели как раз к корешкам. Так уж получилось. И, соответственно, их музыкальные упражнения опирались не на вторичные группы, а вырастали из настоящих корней, они начинали сначала и сразу правильно, не изобретая велосипед и ничего особенно не придумывая.
Майк просто влился в струю рок-н-ролла и с наслаждением плыл по ней, и в ней обрел ту самую независимость, которая делит музыкантов на профессионалов и дилетантов. И если для многих и многих рок-н-ролл оставался занятной игрой, то для Майка это была абсолютная реальность, не исключающая реальности окружающего мира, но параллельная ему. А поскольку все это было «по-настоящему» даже без кавычек, то Майк принялся записывать настоящие альбомы с настоящими обложками и с настоящей музыкой.
Декларацией независимости стал альбом «Майк + Б.Г», (или Б.Г.+ Майк) «Все братья - сестры». Экспериментальным путем было доказано, что качество и сила рок-н-ролла никоим образом не связаны с наличием фузза и квака, киловаттной аппаратуры и наличия в песнях какого-либо протеста и гитарных запилов.
Однажды Майк, Б. Г. и Монозуб слушали концертную пластинку Лу Рида «Lou Reed Live». В одной из песен любимые Майком гитаристы Стив Хантер и Дик Вагнер играли десятиминутное соло. «Слышите, какая в зале тишина, - заметил Монозуб.
– Все торчат». «А может быть, все ушли?» - предположил Майк. Такое вот отношение к длинным гитарным запилам высказал Майк в дружеской беседе и воплотил его в жизнь на «Всех братьях - сестрах».
Здоровая наглость или просто смелость, а, вероятнее всего, просто уверенность в себе и способность связно излагать свои мысли дали замечательный результат - без хитроумных самодельных технических приспособлений и утомительных перезаписей с магнитофона на магнитофон, чем занимались все остальные рокеры Ленинграда и области, на свет появился превосходнейший альбом. Собственно, это был первый по-настоящему профессионально сделанный и записанный рок-н-ролл. Специально или интуитивно, но Майк и Борис не пошли по топкому пути использования различных советских электронных примочек, в принципе не предназначенных для рок-н-ролла и любую песню превращавших в нечто эстрадно-невразумительное, без монофонических микшеров и прочей дряни, а просто записали свои песни так, как они их слышали. Записали так, как надо.
Борис был уже фигурой довольно известной - он играл и пел часто и много, причем в самых разных местах и для разной аудитории: университет, школьные танцы, Казанский собор, Михайловский сад, то есть, концертировал везде, где только возможно. «Я хочу есть и петь», - говорил он. Майка же знали несравнимо меньше, вернее, кроме десятка самых близких друзей, как музыканта, как автора, его вообще не знали.
Худенький интеллигентный и тихий юноша, похожий, несмотря на вполне сознательный уже возраст, на ученика старших классов средней школы, со странной, какой-то старообразной манерой речи, изобилующей словами «весьма», «сударыня», «премерзкий» и подобными, не употребляющимися большинством поклонников питерского (ленинградского) рока. Чистые, точные обороты мешались у него с огромным количеством англицизмов, понятных далеко не всем, и джазово-хипповским сленгом: «кочумай, старичок, премерзкий саунд…» Одевался мальчик Миша неброско, роста был небольшого и как-то терялся на разных «сейшенах», в которых принимал участие на фоне куда более статного и яркого, уже ставшего мэтром для ограниченного контингента волосатых фанов Б.Г. Он иногда играл в составе Аквариума то на басу, то на гитаре, подпевал Б.Г. и пел сам - много на английском и реже - на родном языке. Его сценические действа были довольно необычны и странны - мальчик Миша преображался вдруг в МАЙКА - чужого и малопонятного персонажа, который пел абсолютно мимо нот, если то, что он делал вообще можно было назвать пением, страшно манерничал и кривлялся, проглатывал окончания и начала слов и обильно разбрасывал среди своих фраз всякие «Ох», «Ах», «Мммм», «У-у-у-У», нарочито гнусавил и закатывал глаза. Все это он проделывал с такой потрясающей самоуверенностью и смелостью, был настолько НЕЗАВИСИМ, что его песни все-таки слушали. И тем, кто слушал внимательно - в основном это были его друзья, знакомившиеся с этими песнями на домашних выступлениях в узком кругу, мгновенно становилось ясно, что это подлинные шедевры, к примеру, «Детка», «Ода ванной комнате» и другие - просто гениальные песни, просто РОК-Н-РОЛЛ.
«Все братья - сестры» были набором первоклассных песен, настоящих хитов - что у Б.Г., что у Майка. Качество материала вполне соответствовало качеству исполнения - если говорить только о пении, то это, пожалуй, самая лучшая вокальная работа Б. Г. Он и открывал альбом отличной, энергичной и в меру философской песней «Я думаю, ты не считал себя Богом…», а запись была просто блеск! Из всего того, что Борис наиграл на гитаре, отчетливо слышны на пленке только две ноты, ощущение такое, что используются только имеющиеся в наличии струны «Ля» и «Ре» - остальные звуки идут красивым ненавязчивым фоном, и Фил Спектор умер бы от зависти, услышь он такую скромную аранжировку…
Технология записи «всех братьев…» была вполне оригинальной и свежей: во чистом поле, что характерно, неподалеку от Штаба Революции (Смольного института благородных девиц), на берегу знаменитой реки стоял магнитофон «Маяк» с ненаправленным микрофоном, а рядом сидели на травке Михаил Васильевич Науменко и Борис Борисович Гребенщиков и играли на уникальных гитарах. Так что фоном к их музыке служили естественный шорох травы и натуральный плеск реки. Все это прекрасно отвечало академическому исполнению первой песни Б.Г. Но все на свете заканчивается, и когда стих последний звук одной из струн Бориса, в пасторальную идиллию окрестностей Смольного ворвался, сметая тональность и расшвыривая во все стороны несколько нот, составляющих простенькую мелодию, ворвался с сознанием собственной силы и правоты резкий гнусавый голос. Голос героев Хемингуэя, Ремарка и Олдинггона, голос Аль Пачино и Алена Делона, голос человека в черных очках, с руками, засунутыми в карманы длинного плаща, и с вечной сигаретой в углу рта. Он был настолько убедителен, что, кажется, убедил даже Бориса - в следующей песне Б.Г. вдруг ни с того ни с сего сыграл совершенно безумное соло на гармошке, все состоящее из одной воющей протяжной ноты - у-у-у-у… А Майк все продолжал и все глубже погружался в образ одинокого волка - «Винооооуу… киноооууу… биллиааааааард…»
Альбом разошелся тиражом в 10 (десять) экземпляров - цифра точная, поскольку альбом был профессионально оформлен фотографом-художником Андреем «Вилли» Усовым, который отпечатал десять комплектов обложек, оклеил ими коробочки с магнитной лентой и, помолившись, запустил все это, так сказать, в массы.
Никому, практически, неизвестный Миша Науменко неожиданно выдал такие потрясающие хиты как «Детка», «Ода ванной комнате», «Гость» и другие, так непохож он был на все, что делалось в рок-Ленинграде, рок-Москве и окрестностях, что остановить его было уже невозможно - в этом случае, безусловно «The show must go on!!» И оно продолжалось, с переменным, правда, успехом.
В Ленинграде деятельность такого рода носила локальный характер и проистекала в узком кругу посвященных и допущенных, не вылезая на поверхность земли и, оставаясь андерграундом, варилась в собственном соку средней крепости. Вообще это был тихий, спокойный город с прямыми, хорошо простреливаемыми улицами (в фигуральном смысле, слава Богу), обзор местности был хорош, и трудно приходилось тем, кто желал собраться в одном месте большой группой и начать играть на гитарах - отовсюду сразу набегали проворные милиционеры и растаскивали народ по разным углам, норам и закоулкам, где обстоятельно внушали мысли о вреде такого рода общения. Чиновный же люд обитал здесь в основном мелкий и трусливый, не любящий рисковать и высовываться и, посему, раз и навсегда определивший свое отношение к рок-н-роллу - его, мол, у нас в городе нет и все тут. Есть «Поющие гитары», «Лира», «Ленинградский диксиленд» - и достаточно. Идеологически выдержанная, солидная и добротная музыка. А никаких «аквариумов» и Майков просто нет.
А у них, в свою очередь, качество появлявшегося материала уже входило в противоречие с имеющимися возможностями для его реализации - песни нужно петь, особенно, если это рок-н-ролл. А играть такие вещи, как «Детка» или «Как звезда рок-н-ролла» на кухне, конечно, можно, но очень недолго - они для этого не предназначены, они должны греметь, под них юноши должны танцевать, а девушки швырять в музыкантов лифчиками и патронами губной помады. Нужно было искать пути на настоящую сцену, в настоящие залы, и вообще, нужно было уже деньги за концерты получать, поскольку имеющуюся независимость начинала подтачивать бедность и необходимость зарабатывать себе на жизнь каким-то паскудством, к рок-н-роллу отношения не имеющему.