Право на вседозволенность
Шрифт:
– Она не будет помнить ничего из того, что сейчас произошло. Вернее, какие-то воспоминания у нее могут остаться, но она не будет знать, были ли они в реальности или только приснились ей. Мы сделаем вид, что ничего не знаем, и тогда нам не придется ничего предпринимать. Главное, помни, ради чего мы это делаем!
– И ради чего же?
– язвительно спросил принц.
– Ради стабильности нашей страны! И ради самой Юлианы. Об одном прошу - не отговаривай ее от этого сана! Карминский больше не посмеет ее третировать, увидишь! Пусть она доучится,
Тут принцу нечего было возразить - Сутяжник был настоящим профи. А если учесть, что это был не опытный юрист, а всего лишь третьекурсница, то в качестве получаемого ею образования сомневаться не приходилось. Но он-то знает, какой ценой ей даются эти знания! Знает, что она уже на пределе своих сил, что бы ни говорил его отец! И самое главное - эта стезя делает ее несчастной!
– Хорошо, папа, я буду молчать, - пообещал он.
– Но если ты оставишь Юлиану Карминскому - я тебя возненавижу. А если она умрет, то я последую за ней, так и знай!
Оберон проглотил подступивший к горлу комок. "Я знаю это, сын... Очень хорошо знаю... " - подумал он.
Энтони наклонился над спящей девушкой и благоговейно поцеловал ее прохладную ладонь.
– Отец, нам пришло время поговорить начистоту, - сказал он.
– Я знаю, что ты все привык решать за других, но у меня на жизнь свои планы. И управление Талинальдией не входит в их число. Я никогда не собирался становиться твоим наследником.
Оберон охнул и сполз в ближайшее кресло. Такого удара от сына он не ожидал. Тот отошел от герцогини и присел на край стола.
– Занимаясь биржевыми операциями, за которые ты вечно меня ругаешь, я заработал достаточно денег, чтобы купить себе новые документы и уехать за границу, - сухо оповестил отца принц.
– Вместе с Юлианой. И не думай, что у тебя получится удержать нас. Пусть ты и считаешь меня бесхребетным ослом, но я многому от тебя научился.
Король ссутулился и опустил голову, чтобы скрыть свой повлажневший взгляд. Угрозы сына были не пустыми словами - он отчетливо это понимал. Впрочем, это были даже не угрозы. Просто констатация фактов уверенным в себе мужчиной, который совсем не походил на его милого покладистого мальчугана. Когда-то он сам так же поступил со своим отцом, и тот тоже не смог остановить его.
– Она знает о твоих планах?
– Нет. Я собирался поговорить с ней об этом на каникулах, но пока мне не представилось удобного случая, - ответил Энтони.
– Но если ты думаешь, что она откажется уехать со мной, то тебя ждет большое разочарование!
– Ты так запросто бросишь меня?
– с болью проговорил Оберон.
– Я тебя никогда не брошу, если ты примешь мою сделку. Ты позволишь Юлиане самой выбрать свой жизненный путь, а я навсегда оставлю свои увлечения и безропотно приму от тебя бразды правления, когда это будет нужным. Иначе ты меня больше никогда не увидишь.
Король поднял голову и заставил себя улыбнуться.
– Хорошо,
– Замечательная идея!
– повеселел принц.
– Пойду, попрошу твоего телохранителя перенести Юлиану в ее спальню.
Схватив из вазы с фруктами яблоко, он собрался уйти, но оклик отца заставил его притормозить.
– Сынок, ты не забыл, что завтра приезжают наши гости? Надеюсь, ты сделаешь мне одолжение, изобразив если не радость, то хотя бы видимость гостеприимства?
– Не волнуйся, папа! Теперь я готов быть милым и приветливым даже со скунсами и крокодилами, - великодушно заявил Тони.
– Да что с крокодилами! Я готов сказать твоей новой фаворитке, что с ее милыми морщинками ей никак не дашь больше сорока!
– Пожалуйста, пожалей меня - избавь ее от своих комплиментов, - смиряясь с поражением, попросил король.
– Твое слово для меня закон, папа!
– подбрасывая яблоко, сказал принц.
– Видишь, каким я стал послушным?
Энтони ушел. Оберон расслабил болевшее от вымученной улыбки лицо и с неприязнью покосился на герцогиню.
– Вот только делаешь ты это не ради меня...
– горько пробормотал он.
***
– Его челюсти вот-вот сомкнутся на моей ноге, и тут я дотягиваюсь до ружья и стреляю в него!
– сквозь сон услышала Юлиана. Она заморгала, с трудом открывая казавшиеся свинцовыми веки.
– О, наша красавица просыпается!
– радостно объявил король и обратился к служанке.
– Жанночка, дорогая, быстро ставь кофе!
Герцогиня села на постели и огляделась. Рядом с ней, теребя за лапки игрушечного медведя, сидел Оберон. Напротив него на диванчике сидели Энтони и врач.
– Что случилось?
– прижимая к себе одеяло, спросила она.
Король пытливо посмотрел на нее.
– А ты разве не помнишь?
Она напрягла память, но в голове были только обрывки воспоминаний и лишающее покоя чувство непоправимости. Что же с ней было? И почему так тяжело на душе?
– Я ничего не помню...
– созналась она. – Помню, как Энтони притворился, будто ему плохо, потом как вы с ним начали говорить о том, что мне было непонятно... А потом... Не знаю, не могу вспомнить!
– Вот видишь, сынок!
– обернувшись к принцу, сказал король.
– Все, как я тебе и говорил! Эти женщины пугают нас до полусмерти, а потом ничего не помнят!
– Он снова повернулся к Юлиане и взял ее ладонь в свои пахнущие мятной растиркой руки.
– Детка, ты отключилась сразу после укола!
– укоризненно сообщил ей он.
– Мы так и не знаем, что с тобой произошло. Доктор говорит на аллергию не похоже, скорей на обморок. Правда, Айзек?