Право на выбор
Шрифт:
— ...этого мы не узнаем.
— Узнаешь, и уже очень скоро.
— О чем ты?
— О том, как без меня.
Он поднимается… разматывает бинты на руках… Что, неужели все-таки реагирует?..
— Раш…
— Ага… две-три недели, максимум — месяц.
— Но ты ведь с ней рядом… все это время…
— А еще с ней рядом ты.
— ...
— Все, хватит. Я уйду до того, как начну терять конечности и разлагаться. Просто скажи ей… да что угодно скажи. Она не будет грустить.
— Подожди.
— Чего?..
Мар прикрывает
— Я… что-нибудь придумаю. Должен быть способ... не терять конечности.
— А что тут можно придумать? — усталая злость поднимает змеиную голову, наполовину срубленную. — Тут или ты, или я, третьего не дано, сам видишь.
— Я что-нибудь придумаю.
Упрямый как… зачем? Ради чего стараешься?.. Как будто тебе не легче… не проще было бы…
— Как знаешь. Если нечем занять башку — удачи.
Все равно они оба прекрасно знают, что от Шер-минар нет лекарства. Дарганы, имеющие нечто похожее, придумали инъекции, которые позволяют сдерживать безумие влечения, но больше на психическом уровне — иначе бы не прекращались войны. А больше ни одна известная раса не обладала таким дерьмовым способом выбора партнерши. Не можешь быть с ней? Тогда сдохни.
В ушах пульсирует, и он прислоняется в стене дома, который так и не стал домом.
Но сжигать его больше не хочется.
…
— Как прошло? Ну, слушание?
К своему собственному стыду, я вспоминаю о причинах отъезда Мара только спустя пару дней после его возвращения, но оправдываю себя тем, что просто было не до этого. Мы активно приводили в порядок дом (я старалась хотя бы не путаться под ногами), помогали с тем же соседям. Постепенно жизнь в Рум'ре устаканивалась: сворачивали свои базы медики и спасатели, уменьшались и исчезали каменные завалы. В местном храме провели ритуал на упокоение погибших — двадцать чертыре тура, из них пятеро детей. Я старалась не думать об этом слишком много — потому что прекрасно знала, как глубоко могут утянуть подобные мысли и как сложно потом выбираться.
— Оно еще в процессе.
— А как тебя отпустили?..
— Меня не отпускали.
Я даже вилку роняю.
— А как тогда…
— Показания я дал, неоднократно. Поэтому когда увидел новости, то первым же рейсом улетел.
— А тебе ничего не будет?..
Мар улыбается — у меня под ложечкой стынет. Имею ли я право… на эту его улыбку?
— Не переживай. Уже все уладили. Семейные обстоятельства экстренного характера — это достаточно уважительная причина.
Я вымученно улыбаюсь в ответ и тут же одергиваю себя. Хватит. Ты ничего не сделала. Мысли… это просто мысли. Пока они не превратились в поступки, они вредят только тебе самой… нужно как раньше… вести себя как раньше, чтобы никто не страдал от этих мыслей…
— Раш, а… твоя работа… все нормально?
Тупица. Тупица, тупица, поумнее ничего не могла придумать?
Тур не поднимает глаз — последние несколько дней он вообще почему-то перестал
— Все в порядке. Семейные обстоятельства — уважительная причина.
Повисшая за столом тишина вымораживает внутренности. Оно… всегда так было? Нет, хорошо у нас и не было, но… вот так? Что-то поменялось, между ними, между мной и Рашем, между мной и Маром, этот клубок с каждым вдохом все туже, все плотнее… Не задохнуться бы в нем — и не задушить самой.
Раш остается на ночь с нами — в его доме временно живет семья, оставшаяся без крыши над головой. Мне неловко — больше, много больше чем раньше, как будто возвращаясь к привычной рутине я предаю нечто, что возникло между нами… оно не имело право возникать, оно не было желанным… но от этого мне не легче…
— Очень было страшно? — спрашивает Мар, когда я клубочусь у него на груди, силой объятий стараясь вытеснить всё лишнее из себя. Слегка похолодало, но в его руках по-прежнему жарко — то, что нужно, когда внутри гуляет озноб.
— Угу…
— Уши твои как?
— Лучше. Поставили новые ретрансляторы. А я и без них уже что-то понимала, представляешь?
— Ты умница. Скоро и эти уже не понадобятся.
— Да где там скоро…
— Я в тебе не сомневаюсь.
Зато сомневаюсь в себе я.
Я сжимаю руки еще крепче. Если бы можно было вот так раствориться в нем… просочиться под кожу и кости, стать еще ближе, стать его частью и никогда, никогда не разделяться… если бы…
— Все в порядке?
Нет.
— Угу.
— Ладно… тогда засыпай...
Во сне я откатываюсь на бок — и сквозь дрему чувствую, как меня прижимают к себе, спиной к животу, горячему, твердому… жар этот путает сознание и мешает мысли… они липкие и ломкие, эти мысли, как будто не мои, чужие… ладонь на животе… мятая простынь под бедром… жарко… капли пота между грудей, в паху, в прогибе позвоночника… жарко…
Темнота все же уволакивает меня в свои недра, чтобы вытолкнуть под утро — всю взмокшую, слегка одуревшую, едва соображающую… за спиной по-прежнему — жар и твердость тела, мне неловко от собственной скользкой кожи… сквозь остатки полусна я подумываю подняться в душ — когда ощущаю прерывистое дыхание затылком, когда ладонь на животе начинает его поглаживать… осторожно… кончиками пальцев… улыбка сама собой растягивает губы…
Я тоже… очень скучала…
Он гладит осторожно… словно боится разбудить… хочет приласкать спящей? живот сводит, долго ли я смогу притворяться? скоро он поймет, что я не сплю… если еще не понял… но пока… пока можно сделать вид, что я и правда сплю… расслабить бедра… чуть теснее прижаться к его животу и… ооох… одно это чувство… когда он, каменный настолько, что это должно быть больно, вжимается в мою спину… чуть потирается… так легко, словно дрожит… Понял или нет? Запах его возбуждения — резкий, вышибающий мозги — его запах уже достиг меня, а мой… мой запах?.. Чувствует ли?..