Право – язык и масштаб свободы
Шрифт:
Подобные суждения, как представляется, отражают реальное положение дел в сфере исследования государственно-правовых закономерностей и свидетельствуют о том, что уровень научной разработки данной категории далеко не соответствует ее подлинной роли и значению в юриспруденции. Прежде всего это выражается в том, что до сих пор не сложилось сколько-нибудь определенного и общепризнанного научного понимания государственно-правовой закономерности, в результате чего рассматриваемая категория фактически не имеет точного содержания.
Можно предвидеть следующее возражение: понятие закономерности не носит специально-юридического характера и принадлежит скорее философии, чем юриспруденции. Из этого можно заключить, что правоведению нет необходимости заниматься созданием своего определения закономерности, а достаточно в готовом виде взять его из философии.
На чем же основывается возможность и необходимость существования в теории государства и права собственного понятия закономерности, не во всем совпадающего с общефилософским? Прежде всего это связано с тем, что предметно-объектная область юриспруденции гораздо уже, чем у философии. Философия обобщает значительно больший круг явлений, в силу чего ее категории оказываются
Кроме того, требовать полного и безоговорочного перенесения философской категории в ту или иную науку можно лишь тогда, когда в самой философии присутствует устойчивое, единообразное понимание данной категории (хотя бы в ее основных чертах). Если это и можно сказать о каких-либо философских категориях, то только не о понятии закономерности. Одни специалисты предлагают называть закономерностью «универсальную мировую связь законов», «единство законов данной области», «совместное действие законов данной области явлений» [309] . Другие выступают против различения закономерностей и законов; третьи указывают, что «различия между понятиями «закономерность» и «закон» – лишь в оттенках» [310] . Есть мнение, что закономерность надо рассматривать «как «пойманную» наукой тенденцию в развитии действительности, представляющую собой проявление закона» [311] . Но встречаются и противоположные суждения: «Принято считать, что в природе действуют объективные закономерности – устойчивые, повторяющиеся связи между предметами и явлениями. Мы же познаем законы – отражение этих объективных закономерностей в нашем сознании» [312] .
309
См.: Марксистско-ленинская философия. М., 1964. С.143; Уледов А.К. Социологические законы. М., 1975. С.59; Тугаринов В.П. Законы объективного мира, их познание и использование. Л., 1954. С. 25 и др.
310
Глезерман Г.Е. Законы общественного развития: их характер и использование. М., 1979. С. 20.
311
Друянов Л.А. Место закона в системе категорий материалистической диалектики. М., 1981. С.10.
312
Грушевицкая Т.Г., Садохин А.П. Концепции современного естествознания. М., 1998. С. 34.
Само понятие объективного закона в социальной философии переживает тот же кризис, что и понятие закономерности в теории государства и права. После того, как марксистская идеология утратила свое монопольное положение, социальная философия резко охладела к категории социального закона; например, едва ли в советское время было возможно появление работы о предмете социальной философии, где вообще не упоминалось бы о социальных законах [313] . Термин «социальный закон» сегодня употребляется в философских и социологических работах не так интенсивно, как раньше. Самые современные, новаторские течения в социальной философии обычно предпочитают не прибегать к данной категории и уж тем более не высказываются по вопросу о ее точном содержании. Возможно, это связано с распространившимися сомнениями в ценности точных определений как таковых и утверждениями, что «сущность вещей не схватывается в понятиях… Ни одно понятие не может выразить не только сущность вещи, но даже наше представление об этой вещи» [314] . Но такой подход ведет к познавательной неопределенности, к отсутствию четкого представления об объектах и предмете исследования, в результате чего оно превращается в «размышления по поводу» и не дает сколько-нибудь достоверных выводов.
313
См.: Гречко П.К. О предмете социальной философии//Вестник МГУ. Серия 7 «Философия». 1995. № 1.
314
Ольшанский Д.А. О роли дискурсивного мышления в общественных науках// Посреднические функции интеллигенции в формировании гражданского общества. Екатеринбург, 2000. С. 72.
Как нам представляется, одна из основных причин осторожного отношения современной отечественной философии к категории социального закона заключается в том, что практически все социальные законы, о существовании которых заявляла марксистско-ленинская философия, оказались поставлены под сомнение либо беспристрастной критикой, либо самим ходом исторического развития. В этих условиях социальное познание вполне естественно утратило уверенность в том, что в общественной жизни вообще существуют такие факторы, которые полностью удовлетворяли бы марксистско-ленинским представлениям о социальном законе. Поэтому само сохранение категории социального закона в философском лексиконе требует подвергнуть ее известному пересмотру по сравнению с прежней трактовкой.
Иначе говоря, единого понимания закономерности в философии просто не существует, и юриспруденции ничего иного не остается, как попытаться самой сформулировать рабочее определение закономерности для внутренних научных целей. На наш взгляд, сущность объективных социальных закономерностей вполне адекватно передана в следующих словах: «явления, события и процессы в природе и обществе при соответствующих условиях развиваются в главном именно так, а не иначе» [315] . Однако необходимо именно определение, причем имеющее операциональный характер, то есть содержащее такую совокупность критериев, которая позволяла бы безошибочно отличать государственно-правовую закономерность от любых других явлений.
315
Керимов Д.А. Философские проблемы права. М., 1972. С. 412.
Процесс формирования категорий правовой науки – если иметь в виду целенаправленное, а не спонтанное формирование – исключительно сложен с методологической точки зрения. В целом, как представляется, здесь возможны два основных подхода. При первом из них понятие формируется как бы «с нуля», после чего под него «подгоняются», подстраиваются все остальные научные положения. Например, некоторые ученые-юристы в одностороннем порядке разработали совершенно новое понятие права и требуют в соответствии с ним полностью перестроить всю юридическую науку [316] . Однако этот подход уместен в тех случаях, когда понятие вводится впервые, иначе он лишь вносит дезорганизацию в категориальный аппарат.
316
См., например: Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1998; Четвернин В.А. Понятия права и государства. М., 1997 и др.
При другом подходе выработка определения исходит из предыдущего опыта научных изысканий, из практики употребления соответствующего термина. Когда требуется определить понятие, уже находящееся в научном обороте, можно установить по контексту те значения, в которых данное понятие обычно используется, и затем, поскольку они не противоречат друг другу, индуктивным путем получить из них общее определение. Тем самым достигается преемственность научного знания и его реальное развитие: оформившиеся идеи получают словесное закрепление и могут служить основой для последующей работы. Подобные «привычки называния» (Л. И. Петражицкий) [317] важны еще и потому, что отражают интерес науки ко вполне определенным явлениям объективной действительности. Если не учитывать таких «привычек» и вкладывать в понятия иной смысл, есть опасность подменить один объект другим, который наука вовсе не стремится изучать.
317
См.: Петражицкий Л.И. Теория права и государства с связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 124.
Итак, что в современной юридической науке считается государственно-правовыми закономерностями? Следует сразу отметить, что определение данного понятия ученые-юристы дают крайне редко. Рассуждая о тех или иных закономерностях государственно-правового развития, они, как правило, обходятся вовсе без точной дефиниции, считая его само собой разумеющимся, несмотря на ту неопределенность, которая существует по данному вопросу в философии. Впрочем, иногда определения государственно-правовой закономерности все же даются. Более того, фактически сложилось и некое общее представление об этом понятии, хотя и не во всем соответствующее имеющимся определениям.
Наиболее типичным является определение государственно-правовой закономерности через категорию «связь»: государственно-правовая закономерность есть существенная, необходимая, устойчивая и повторяющаяся связь явлений в сфере государства и права [318] . Оно повторяет принятое в философии определение закона – именно закона, а не закономерности, хотя между этими категориями нет полного тождества. Без сомнения, данное определение фиксирует одну из существенных сторон закономерности и в целом имеет полное право на существование, однако приведенные выше критические замечания ученых-юристов относительно абстрактности, неопределенности, неуловимости понятия «закономерность», на наш взгляд, касаются именно этой формулировки. Она скорее отражает внутренний механизм действия государственно-правовой закономерности, чем ее наглядные внешние признаки, позволяющие распознать закономерность среди множества явлений правовой жизни. В результате наблюдается некое несоответствие между общим понятием государственно-правовой закономерности и конкретными закономерностями, изучаемыми юридической наукой. Например, С.С. Алексеев при анализе механизма правового регулирования выделял в качестве его основных закономерностей такие, как развитие перспективных способов правового регулирования, сужение сферы применения правообеспечительных актов, укрепление и развитие нормативной основы правового регулирования и др. [319] . В.А. Шабалин добавлял к этому последовательную демократизацию юридической надстройки, всемерное укрепление законности, развитие прав и свобод граждан и т. п. [320]
318
См.: Овчинников С.Н. Закономерности развития и функционирования права. Автореф. дисс… канд. юрид. наук. Л., 1979. С.12; Козлов В.А. Проблемы предмета и методологии общей теории права. Л., 1989. С.30; Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права. М., 1998. С.8; Рабинович П.М. Упрочение законности – закономерность социализма. Львов, 1975. С.33; Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 1. М., 1981. С. 123–124; Сырых В.М. Логические основания общей теории права. Т. 1. С. 49–50 и др.
319
См.: Алексеев С.С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. М., 1966. С. 184–186.
320
См.: Шабалин В.А. Методологические вопросы правоведения. Саратов, 1972. С. 169.