Право – язык и масштаб свободы
Шрифт:
Причина противостояния обычного человека и государства кроится в новой форме отношений социального рабовладения, где собственником благ (денег, жилья, должностей и т. п.) выступает государство, эксплуатирующее человека, предоставляющее ему прожиточный минимум только в случае соблюдения установленного характера взаимоотношений. Постиндустриальное государство представляет известную опасность для законопослушного населения, поскольку субъекты власти, наделенные практически неограниченными полномочиями, не считают себя связанными нормами, изданными для населения. Это приводит к неустранимому конфликту между государством (пирамидой субъектов публичной власти) и обычным человеком.
Закон есть требование публичной власти к населению. Конфликт человека и закона проявляется в том, что человек не в состоянии повлиять ни на процесс создания текста закона (поскольку текст создается специальным органом без участия обычного человека), ни на легальное толкование этого текста в правоприменительной практике (поскольку толкование осуществляют субъекты публичной власти, отстраненные
Право не является продуктом исключительно государства и не совпадает с законом, являющимся важным, но только одним из нескольких источников права. Право есть способ и результат взаимодействия людей, порождающего субъективные права и обязанности. Правоотношения суть взаимодействия людей по поводу их субъективных прав и обязанностей. Именно в выборе субъектов и содержания правоотношений человек может найти коммуникационные возможности (социальную страту), соответствующие его представлению о надлежащем праве. Многие сделки даже в современном мире осуществляются «на честном слове», договоры скрепляются рукопожатием. Разветвленная система регламентации частной жизни граждан (в том числе предпринимательской деятельности) не приводит с неизбежностью к защите людей друг от друга и от государства.
Право – это система норм, в формировании которой население принимает активное участие. Можно сказать, что право имманентно культуре соответствующего этноса. Государство как иерархия публичной власти находится в руках тех, кто формулирует, интерпретирует и применяет нормы-приказы. Конфликт изданной субъектом публичной власти нормы-приказа и субъективного права обычного человека на первый взгляд вполне предрешен, – обычный человек уступит или будет сметен «отрядами вооруженных людей». Но в практической жизнедеятельности жернова правосудия могут давать сбой и случаются казусы фрагментарного торжества нормативной системы обычного человека над императивом публичной власти.
Обычный человек при формулировании «личного правила» выявляет наиболее понятный и близкий его мировосприятию источник права, в дальнейшем преимущественно ориентируясь на него. Обыденное правопонимание не оперирует научными категориями государства, закона, права, закономерностями их возникновения и функционирования. Понимание этих феноменов сводится к личным представлениям о существующем и желаемом. Напряженность и внутренний конфликт трихотомии государство-закон-право может быть скрыт от людей, не занимающихся специальными исследованиями. Несовершенство и субъективизм человека в познании общественных закономерностей не снимается систематическим и фундаментальным образованием. Проблема скорее заключается в разнообразии подходов к пониманию означенных феноменов. Представления одних людей о праве, применении закона и функционировании государства подчас не находят единства с представлениями других людей. «Нет истины более несомненной, более независимой от всех других, менее нуждающихся в доказательствах, чем та, что все существующее для познания, то есть весь этот мир, является только объектом по отношению к субъекту, созерцанием для созерцающего, короче говоря, представлением. Естественно, это относится и к настоящему, и ко всякому прошлому, и ко всякому будущему, относится и к самому отдаленному, и к близкому: ибо это распространяется на самое время и пространство, в которых только и находятся все эти различия. Все, что принадлежит миру, неизбежно отмечено печатью этой обусловленности субъектом и существует только для субъекта. Мир есть представление» [270] .
270
Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Гений пессимизма. СПб., 2009. С. 20.
Проблемы неодинакового правопонимания делают невозможным единство индивидуальных нормативных систем. Иллюзорность и синкретичность окружающего мира, энтропия социального хаоса катализируют склонность человека к выработке максимально простых и ясных правил для ускоренного достижения желаемого блага. Многовековой опыт человечества наглядно демонстрирует самые доступные способы получения всего и сразу – это преступление, точнее, его ближайшие результаты. Можно предположить, что большая часть богатств мира сконцентрирована не в руках хлеборобов, медсестер и школьных учителей. Тайны первоначального накопления капиталов будоражат умы человечества: какими способами в России несколько десятков человек за пару десятилетий прибрали к рукам все основные отрасли промышленности. Волшебные превращения так называемой «приватизации» иллюстрируют неодинаковые правовые статусы у личностей, неравно приближенных к механизму распределения государственной собственности. Ночные правила городских окраин во всех государствах отличаются от устава частного колледжа. Можно ли осуждать подростка из пригородной уличной банды за то, что его индивидуальная нормативная система не совпадает с правопониманием стажера нотариуса?
Цели, мотивы, установки людей не изменились за тысячелетия, гедонистический лозунг «хлеба и зрелищ» сегодня не менее актуален: человеку по-прежнему необходимо есть и пить, удовлетворять сексуальные стремления, пользоваться жилищами и транспортными средствами, оберегать детей и быть защищенным в старости. Каждый человек – гедонист по своей натуре, даже если он не осознает или не признает этого. Современное общество потребления возбуждает потребительские желания, навязывает увеличивающиеся и усложняющиеся блага, заманивая гипертрофированными образами роскошной жизни: дворцами, бриллиантами, мощными автомобилями, яхтами и т. д. В это же время для большей части населения земного шара невозможно не только получение рекламируемых предметов роскоши, но даже удовлетворение базовых потребностей в пище, одежде, жилье, лекарствах, образовании.
С одной стороны, обычные люди умирают от голода, холода, болезней, отсутствия лекарств. С другой стороны, специальные субъекты демонстрируют личные самолеты, усадьбы, яхты и т. п. Растущее в геометрической прогрессии социальное расслоение общества, исчезновение так называемых социальных лифтов способствует криминализации и анархизации молодежи. У пришедшего в этот дивный мир для радости и наслаждений молодого человека в какой-то момент может сложиться впечатление, что все блага уже захвачены группами политико-финансовых олигархов, а его будущая жизнь укладывается исключительно в схему рабовладельческих отношений. Феномен социальной справедливости не может найти своего реального воплощения для многих людей. Во всех вариантах правопорядков именно такой упрощенный взгляд на функционирование общества формирует социальную базу для рекрутирования в группы нарушителей закона и анархистов. Ошибки государственного управления и недостатки первичного образования катализируют недовольство субъекта имеющимся у него минимумом благ, формирует социальную базу преступности и анархизма.
Преступность становится своего рода вечным двигателем – частью жизненного механизма цивилизации, демонстрирующего человечеству грани дозволенного. Жернова правосудия перемалывают человеческие судьбы, но на смену ушедшим в тюрьму в строй встают очередные добровольцы. Человек становится биороботом конвейера преступности, занимает уготовленное место, быстро «прожигает» часть своей жизни, затем его заменяют другим элементом из «дышащей в затылок поросли». Преступников репродуцирует общество, нуждающееся в них, чтобы иметь перед собой образцы неповиновения. Миф о Робин Гуде, грабящем богатых и помогающем бедным, во все времена будет современным. Воровская идея вносит коррекцию в распределение благ, налогоплательщики платят деньги государству, часть бюджетных денег через коррупционные составляющие поступает на содержание преступных сообществ. «Как мы видим, речь действительно идет о замещении криминалом важнейших функций, подлежащих ведению государства и гражданского общества. Последствия такого замещения не просто тревожны, они ужасны» [271] . В бюджетах государств растут статьи расходов на борьбу с преступностью (включая борьбу с терроризмом, экстремизмом, внешними врагами) и содержание тюремной индустрии.
271
Зорькин В.Д. Конституция против криминала. Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин о борьбе с организованной преступностью // Российская газета. – 10.12.2010; www.rg.ru/2010/12/10/zorkin.
Защита жизней, здоровья и собственности граждан должны рассматриваться как обязанность со стороны государств, но XXI век предлагает другую парадигму: защити себя сам! Тенденция неоспорима – доверие населения к судам, административной и правоохранительной системе стремительно падает во всем мире. Государства больше не гарантируют гражданам безопасность. «В самом деле, государство, не способное защитить своих граждан от массового насилия со стороны бандитов и коррупционеров, этой неспособностью обрекает себя на деградацию» [272] . Критиками государственного принуждения выдвигается концепция ограничения роли государства, замены его насилия на разнообразные формы социального контроля. Между тем, ослабление государственного контроля никогда не приводило и не приведет к удовлетворению потребностей общества в необходимых ему благах, не уменьшит количество преступлений и не изменит человеческую сущность. Никто, кроме государства, не вправе и не в состоянии императивно воздействовать на преступность: использовать деньги общества, людей, оружие, определять виновных лиц, лишать их свободы и жизни. «Только государства и одни государства способны объединить и целесообразно разместить силы обеспечения порядка. Эти силы необходимы, чтобы обеспечить правление закона внутри страны и сохранить международный порядок» [273] . Нарастание противоречий на земном шаре уже отражается в усилении тоталитарных функций почти всех государств. XXI век может стать эпохой развития государственного (социального) рабовладения, хотя сегодня это может звучать непривычно на фоне рассуждений о развитии демократии.
272
Там же.
273
Фукуяма Ф. Сильное государство. М., 2009. С. 199.