Правоверный

Олейник Станислав Александрович

Лунный свет четко высветил три мужских силуэта, заталкивающих в багажник автомобиля, что-то большое и бесформенное.

— Яша! — крикнул он, бросаясь к машине. Но тупой тяжелый удар, обрушившийся на его голову, опрокинул на землю.

Сознание возвращалось к нему вместе с пульсирующей болью в затылке. Он лежал на цементном полу, в углу большого, чем-то похожего на склад, помещения. Пошевелиться было сложно, его руки и ноги были связаны. Рот был залеплен скотчем.

До него долетели непонятные крики:

— Итальянцы, что-ли, —

подумал он, услышав непонятную быструю речь. С трудом, разлепив веки, увидел перед собой расплывчатые пятна человеческих силуэтов, которые постепенно оформились в полнее осязаемые мужские фигуры и лица. Одно принадлежало маленькому щуплому, лет пятидесяти человечку, в сером плаще и надвинутой на глаза шляпе. Что-то, крича на непонятном языке, он бегал вокруг стола и размахивал руками. Второй, лет сорока, высокий, с массивной головой, глубоко посаженными глазами и тяжелой челюстью, почтительно стоял, опустив голову. Третий, примерно такого же возраста, что и второй, но с более мягкими чертами лица и торчащей во рту не зажженной сигаретой, деловито привязывал к спинке стула, что-то похожее на человеческую фигуру.

Наконец, тот что кричал и размахивал руками, успокоился и сел за стол. Закурив сигарету, он посмотрел на привязанного к стулу человека и, перейдя на великолепный английский, спросил:

— Где наши камни!? Ты водишь нас за нос уже целую неделю! Спрашиваю последний раз, ты, вонючее дерьмо, где наши камни!?

— Камни…. какие камни? — мелькнуло в голове Фила. — Так это же алмазы! — наконец-то дошло до него.

Раздался какой-то булькающий шипящий звук, постепенно переходящий в человеческую речь:

— Поверьте, я ни в чем не виноват. Я и сам не пойму, почему так долго нет курьера из Германии. Он должен был появиться неделю назад.

— Так это же Яков! — узнал в этом хрипящем и свистящем голосе Фил своего друга, и почти сразу помещение заполнил полный боли человеческий вопль, который перебил не менее визгливый крик:

— Ты врешь, дерьмо! Врешь! — и снова мелькание теней и дикие вопли.

— Закройте ему пасть, чтобы он не орал! — срывая голос, крикнул пожилой невысокого роста мужчина..

С квадратной челюстью подскочил к Якову, и ловким движением рук, залепил тому скотчем рот.

— Фил попытался распрямить затекшие ноги, но ничего не получилось. Щемящая боль в боку вызвала у него непроизвольный стон.

— Ты парень сделал большую ошибку, что связался с этим дерьмом, — услышал он рядом с собой чей-то голос. Повернув голову, увидел человечка, которому он определил роль главного. Тот смотрел на него сверху и явно наслаждался мнимым превосходством гнома, над коварно поверженным великаном.

— Мне жаль тебя, — явно издевался тот. — Ты оказался ненужным свидетелем…

Стараясь ни о чем не думать, Фил прикрыл глаза. Из-за усиливающейся боли в бедре, до него не сразу дошла серьезность произнесенных по его адресу слов.

Телефонный звонок, и почти сразу

лавина итальянских слов. Затем короткое молчание и, теперь уже более спокойная речь, явно адресованная Якову:

— Тебе повезло, дерьмо. У тебя появилось время подумать.

— А с этим что делать? — спросил здоровяк с лицом дегенерата.

— Когда вернемся, уберете. И чтобы никаких следов.

Фил понял, что последняя фраза имела к нему непосредственное отношение.

Раздался лязг металлических запоров, неясные затихающие голоса, и все стихло.

Фил снова открыл глаза. Ни стула, ни прикрученного к нему Якова, нигде не было видно. Там, где он стоял, на полу лежала какая-то бесформенная куча.

— Свалился, — с безразличием подумал Фил о своем друге, и вдруг вспомнив, что слова «когда вернемся, уберете…» относятся именно к нему, стал лихорадочно искать выход из создавшегося положения.

— Так, сначала нужно заставить работать ноги, — решил он, и начал кататься по грязному цементному полу, с трудом сгибая и разгибая их в коленях. Почувствовав, как они оживают, он медленно стал подтягивать их к подбородку, а свой зад втискивать между связанных за спиной рук. Мокрый от пота, а дышать можно было только через нос, он задыхался. Кажется прошла целая вечность, пока он протиснулся между рук. Как это получилось, он и сам не мог понять. Спустя много лет, будучи в спортивном зале, он попытался снова проделать этот «трюк». Но сколько не бился, ничего у него не получилось. Возможно, и года были уже не те, да и гибкость не та…

А сейчас, в полном изнеможении, но уже с лежавшими на животе связанными руками он, вытянувшись во весь свой рост, отдыхал. Гулко стучало сердце. Грязный пот заливал горящее от перенапряжения лицо. Немного придя в себя, он поднес связанные руки к лицу и, шевеля кончиками пальцев, с огромным трудом отодрал со рта скотч. Внимательно осмотрел стягивающий руки узел и, не раздумывая, впился в него зубами. И вот, наконец, облегченно вздохнул, — руки были свободны. Зная, что захватившие их люди в любое время могут вернуться, он поспешил освободить от пут и свои ноги. С трудом поднялся, и, шатаясь, словно пьяный, подошел к лежащему на полу Якову. Сняв с него все путы, и осторожно отодрав со рта скотч, он внимательно осмотрел своего друга. Яков был без сознания. Пульс почти не прощупывался. Фил приподнял его и прислонил к прохладной стене.

Лицо, превращенное в кровавое месиво, неожиданно дернулось. С трудом, открыв глаза, Яков увидел перед собой своего друга.

— Прости меня дружище, — с трудом прошептал он, — это по моей вине ты влип в большую неприятность…

— Ничего, ничего. Все нормально, — попытался успокоить его Фил, — мы выкарабкаемся. Посиди спокойно, а разберусь здесь, что к чему. Пока твои знакомые не вернулись, нам нужно быстро исчезнуть.

— Исчезнешь ты один. Я все…. готов, — подобие улыбки искривило разбитые губы Якова.