Правый поворот запрещён
Шрифт:
– Вот-вот, я это имею в виду. И чем быстрее, тем лучше. Она была одета?
– Да.
– А где одежда?
– В райотделе в Богдановске. Сушат, - Войцеховский долго разминал тугую сигарету, закурил.
– У Кубраковой на руке оказались часы. "Сейко". Механические, заводятся и идут от движения руки. Водонепроницаемые. Я вскрыл их, в них была вода. Случается.
– Шли?
– спросил Щерба.
– Стояли. Остановились в 10.22.
– А может это 22.22, - усомнился Щерба.
– Тогда это разница в двенадцать часов, существенная разница. Для нас, разумеется.
– На циферблате в календаре-окошечке
– Сколько могут стоить такие часы?
– вдруг спросил Щерба.
– Минимум две тысячи, - сказал Скорик.
– Если она сама бросилась в воду или попала туда случайно, тогда понятно почему часы остались на руке...
– Щерба умолк. Наступила пауза. И Скорик, и Войцеховский поняли ход его мысли, она возникла у них еще в Богдановске при осмотре трупа, когда увидели на Кубраковой часы.
– А если она оказалась в воде не случайно...
– Тогда это убийство не с целью грабежа, - закончил Скорик.
– Если вообще убийство, - буркнул Щерба.
– Что ежели труп принесло не течением, а утонула Кубракова здесь же, где ее нашли, - после паузы произнес Щерба, словно уже позабыв о часах.
– Просто труп пролежал на дне двое-трое суток, как обычно бывает, потом всплыл у этой коряги?
– Щерба встал, захлопнул дверцу сейфа, оперся о него жирной спиной и скрестил на груди руки.
– Значит, не почему она оказалась тут, а как?
– спросил Войцеховский.
– Во-первых, к этому месту транспортом не подъехать: к самому берегу, а он высок, крут, спускаются сады и огороды. Пешком от дороги надо топать километра три. С чего бы Кубраковой и тому или тем, кто возможно, был с нею, переться из Богдановска по шоссе, а потом еще три километра брести вниз по реке через чужие дачные участки? Маловероятно. Даже для самоубийства можно было поискать путь поудобней. Во-вторых, дно в этом месте чистое, полный песок. Я опросил и взрослых, и детей, они тут часто купаются, ныряют. Зацепиться трупу, чтобы пролежать трое-четверо суток, не за что. Донное течение быстрое, оно сволокло бы труп на несколько десятков метров. Так что ваш вариант, Михаил Михайлович, не подходит. Труп откуда-то принесло течением.
Щерба молча прошелся по кабинету, потом развел руками, словно разговаривая сам с собой, наконец произнес:
– Добро! Будем пока исходить из этого, больше у нас нет ничего, посмотрел на Скорика.
– Что собираетесь делать, Виктор Борисович?
– Завтра с утра отправлюсь туда.
– Вы тоже поедете, Адам Генрихович?
– спросил Щерба Войцеховского.
– Видимо, придется, - подумав, ответил тот.
– Кто из угрозыска там работает?
– поинтересовался Щерба.
– Местные, - сказал Скорик.
– А из областного УВД?
– Кажется, выехал Проценко.
– Ладно, я пошел, - Войцеховский загасил сигарету, повернулся к Скорику: - Вечером созвонимся. Если ехать, то пораньше.
– Чем вы недовольны, Михаил Михайлович?
– спросил Скорик, когда Войцеховский вышел.
– Виктор Борисович, это дело мы, видимо, заберем из района себе. И разматывать его
– Я так и планирую.
– Вернетесь, подумаем, с чего начнем тут...
Придя домой, Скорик прямым делом влез под душ, побрился, высушил феном волосы, тщательно расчесал и уложил их. Надев тяжелый полосатый махровый халат, сварил кофе, пил, закусывая печеньем. Спать вроде перехотелось. Взял листок бумаги и стал писать:
1. Допросить директора завода резиновых изделий (Омелян Лев Иванович).
2. Допросить зама главного технолога.
3. Дежурную по гостинице, администратора, где жила Кубракова.
4. Директора НИИ Яловского.
5. Ближайшее окружение Кубраковой.
6. Мать, близкие родственники (опознание, допросы).
7. ...
Запнувшись на седьмом пункте, Скорик, прочитав написанное, изорвал бумажку, лег на топчан, накрылся пледом и внезапно заснул. Проспал два часа. Почистив зубы, ополоснул лицо, быстро оделся. Захотелось есть. Заглянул в холодильник. В кастрюле вчерашний борщ, на сковороде котлеты, все приготовлено матерью. Она жила отдельно с отчимом, но иногда приходила сготовить сыну. Поразмыслив, разогревать обед не стал. Положил на кусок хлеба холодную котлету, сжевал, запил водой из крана и позвонил Войцеховскому в прокуратуру:
– Адам? Чем занят?
– Смотрю порнуху по служебному видику, - ответил Войцеховский.
– Нет, серьезно.
– Жду, пока проявят пленки и отпечатают снимки.
– Те, что мы нащелкали вчера? Кубраковой?
– Да.
– А потом что собираешься делать?
– Ко мне должен зайти человек из НТО [научно-технический отдел УВД]. Взрыв на нефтебазе помнишь? Ну вот. Возникли кое-какие разногласия...
– Слушай, я подумал, чего терять время? Давай поедем в Богдановск сейчас.
– Чего это тебя так забрало? Аллергия после разговора со Щербой? засмеялся Войцеховский.
– Можно подумать, тебя это не касается!
– Меня многое касается. Три нераскрытых убийства, изнасилование, два каких-то странных пожара, и оба с трупами. Это только за минувший месяц... Сейчас начало второго. Выехать сможем не раньше половины третьего. А я еще ни жрамши, ни спамши. Ты, небось, уже брюхо набил и всхрапнул?.. Зачем на ночь глядя ехать?
– Почему на ночь? Приедем, - еще часа четыре светового дня прихватим. Переночуем в гостинице, утром раненько встанем. Есть резон?
– Приходи в половине третьего. Я может до этого времени тоже исхитрюсь где-нибудь пожрать...
9
Богдановск городок небольшой, райцентр. Основан на правом, крутом, берегу реки, левый, плоский, является как бы предпольем, через которое не раз из степи пыталась прорваться рать, но добраться за реку до городских стен на высоком правобережье ей не удавалось. С тех пор он и развивался там, где был заложен. И только спустя четыре века, в наши дни, левый берег стали обживать, но бестолково: хорошие пляжные места, где уже разместились пансионат, дом отдыха, лодочная станция, начали застраивать складами, базами, да еще воткнули рыбокоптильный завод и провели узкоколейку.