Правый поворот запрещён
Шрифт:
"Я слушаю вас, Альберт Андреевич... Нет, уже договорились".
"Лагойда выбил на каком-то автопредприятии три автобуса".
"Кто поедет за портретом домой к Елене Павловне?"
"Пошлите Танечку. И увеличить надо будет".
"Это сделаем у нас в фотолаборатории".
"Света, нужно отпечатать доверенность для бухгалтерии. Деньги для оркестра и кладбищенских рвачей".
"Света, а нарукавные повязки для почетного караула?"
"Лагойда куда-то поехал доставать".
Скорик сидел в углу у окна, терпеливо вникая в предпохоронную суету. "Вы не вовремя, - сказала
– Подождите, если хотите". Сейчас все было "горячим"; слова, эмоции, все на нервах, непосредственно, люди выбиты из обычной колеи, случившееся каждого так или иначе встряхнуло, погрузив в печальную озабоченность, несколько вышибло из рационального хода жизни. И Скорик молча ждал, наблюдал. На него никто не обращал внимания, никому не нужен, не интересен...
После полудня, когда все вроде были подключены к невеселым хлопотам, разбрелись, разбежались, разъехались кто куда, когда телефон поостыл, Света подняла глаза на Скорика:
– У вас это так срочно, что вы столько прождали?
– Срочно, - подтвердил он.
– Что вас интересует?
– Во-первых, я хотел повидать товарища Назаркевича.
– Его нет, он в пятницу лег в больницу, сильно разбил колено.
– Где он так?
– Точно не знаю, вроде накануне на машине побился... Позвоните его жене, - она продиктовала номер телефона, Скорик записал.
– С момент отъезда Кубраковой в ее кабинет кто-нибудь входил?
– Нет. Ключ у меня, я никому не давала.
– Я смогу осмотреть?
– Пожалуйста.
– Хорошо. Потом... Светлана Васильевна, постарайтесь вспомнить, кто накануне отъезда и в дни отсутствия Кубраковой настойчиво интересовался ею. По телефону или сюда заходил.
– Звонков у нас всегда много. Да и заходит немало людей. Одних она сама вызывала, другие сами. Обычное дело. И когда в Германии была, ее тоже спрашивали, и когда в Богдановск уехала.
– Кто именно?
– Дайте подумать... Звонили с нефтеперерабатывающего завода, с кафедры органической химии университета, с кафедры фармакологии мединститута, из библиотеки Академии наук, с завода пластмасс... А заходили в основном свои. Трошкин заходил...
– Это кто?
– Кадровик наш, отставной полковник.
– Так.
– Начальник снабжения Усманов. Лагойда - у него все энергетическое хозяйство института. Бобошко - инженер группы оформления документации. Назаркевич, младший научный сотрудник в лаборатории Елены Павловны, он и звонил и заходил. С ним-то она и уехала в Богдановск... Ну, кто еще? Вечтомова из сектора оперативного анализа и планирования... Дважды Дзюбан из пакетного отдела.
– А что говорит Назаркевич по поводу случившегося?
– Я его не видела, звонила перед тем, как он лег в больницу. Отвез, говорит, в тот же вечер вернулся и больше ничего не знает.
– Они сильно враждовали?
– С чего вы взяли?
– насторожилась Света.
– Случались стычки по работе, - она уловила ход мыслей Скорика, но и он разгадав ее осторожность, сказал:
– Боитесь навредить кому-нибудь из них? Я ведь человек сторонний, Светлана Васильевна. Ни с Кубраковой, ни с Назаркевичем никогда не встречался. Мое дело, простите за банальность, найти истину... Ну что, Светлана Васильевна, пройдем в кабинет Кубраковой?
– Обыск?
– спросила она.
– Нет, пока просто погляжу.
Из ящичка под пишущей машинкой она достала связку ключей, отперла дверь, они вошли. Скорик окинул взглядом кабинет. Обыкновенный, ничего необычного: стол, телефон, два кресла по бокам и несколько стульев вдоль стены. На один из них уселась Света, и Скорик пытался понять, то ли это растерянность, не знает, как вести себя - уйти или остаться, - то ли откровенный намек, что она должна присутствовать, пока в кабинете посторонний. Но его устраивало именно второе. Склонившись над столом, он начал бегло перебирать папки, бумаги, справочники, методические разработки, уверенный, что никакого предсмертного письма, которые оставляют самоубийцы, не найдет. Все документы были сугубо служебного свойства, не позволяли какого-либо иного их истолкования. В отдельной папке с надписью от руки "По зарубежным связям" лежали копии переписки с инофирмами, попалась визитная карточка - "Тадеуш Бронич. Технический директор автосервисной фирмы "Будем знакомы". Республика Польша".
– С размахом у вас поставлено, - повернулся он к Свете, вертя меж пальцев твердую глянцевую визитную карточку.
– Такие вещицы по обыкновению вручают лично, а не по почте, верно?
– Это поляк, фирмач, приходил к Елене Павловне перед ее отъездом в Германию. Она его, правда, не приняла, отправила к заму по общим вопросам.
– А куда ведет эта дорога?
– Скорик указал на дверь за шторкой.
– В лабораторию. Елене Павловне так было удобней, прямо из кабинета.
– А остальные сотрудники как?
– Есть еще вход со двора.
– Понятно...
– он посмотрел на часы: пятнадцать тридцать, через полчаса встреча с Агрбой.
– Значит, из лаборатории любой может войти сюда?
– Нет, вот маленькая щеколда, видите? Когда Елена Павловна выходит из кабинета, она всегда запирает щеколду.
Он подошел, проверил. Задвижка была вогнана в паз до упора.
– Светлана Васильевна, не исключено, что мне еще придется побывать здесь. Поэтому я кабинет опечатаю. Ключик у вас заберу. Мы это оформим как положено.
Ничего не ответив, она пожала плечами, мол, ваше право...
Он посмотрел на список лиц, названных Светланой, и понял, что сегодня повидать их уже не успеет. Разве что завтра с утра, до похорон. Тоже не очень удачно, но что поделать...
Скорик опоздал минут на десять. Майор Агрба ждал его на скамье в коридоре. Как всегда, он был в штатском. Скорик никогда не видел его в форме, даже не мог представить себе, как она на нем выглядит - Агрба был толстоватый коротышка с сильными плечами, вечно подтягивающий брюки, сползавшие под наметившийся живот. И сейчас поверх желтой сорочки без галстука на нем в обтяжку сидела затасканная салатового цвета курточка; серые брюки пузырились на коленях, давно просили щетки и крема растоптанные широкой ступней коричневые туфли. Его можно было принять за человека любой профессии: слесарь из ЖЭКа, шофер, рубщик мяса, мастер из телеателье, продавец овощей или фруктов на рынке...