Правый
Шрифт:
Входная дверь хлопнула. Ушла.
– Так, позвонить Ирине Петровне. Договорится. Пусть хоть посмотрят эту дуру! Господи! Что делать! Вот несчастье на мою голову. Глупая! Дура! Хоть бы спросила, посоветовалась!
Сонечка разрыдалась, упав на маленький кухонный столик. Она вовсе не готова стать бабушкой. Как эта девчонка не понимает? Пеленки, распашонки, присыпки, аллергии. Кормить не сможет, это факт. Искусственные смеси, больной животик! – Сонечка представила искаженное болью лицо младенца.
Интересно, мальчик или девочка? – Воображение услужливо подсунуло картину – она с коляской на
Ну как, милый мой читатель? Банально? Согласна! Зеленка, коляска. Ну а в целом, довольно правдоподобно. В нашей стране беременность настигает девочек – подростков достаточно часто. Причем, знания о контрацепции, так старательно пропагандируемые всякими центрами планирования семьи, в данном случае лишь развращают наших подростков. Слово «целомудрие» вообще непонятно. Спросите у современной девушки, что такое целомудрие? Маленький соцопрос. Не знают. Но не будем о грустном. Поехали. Я познакомлю тебя еще с одной героиней моей истории. Вернее, с двумя. Ну, ты сам все поймешь.
***
Ну и соседка у вас!
Парень-проводник, по- видимому, студент поежился
– Орет, слюной брызжет, мол, поезд стоит на каждой станции, каждому столбу кланяется, как будто я не проводник, а машинист. Хотя причем тут машинист? Не по его воле остановки, расписание такое.
Парнишка просмотрел билет, помог поднять на подножку тяжелую сумку с абрикосовым вареньем. Поезд по праву мог бы претендовать на памятник советским железным дорогам и стоять возле вокзала, рядом с бодро выкрашенным зеленой краской паровозом времен Великой Отечественной. Убитый временем и очень грязный. В плацкартном вагоне, в который посчастливилось купить билеты (лето - время пик) людей было мало, наверное, часть пассажиров должны подсесть позже, на крупных станциях. На соседнем месте сидела мрачная женщина. К ее недовольству Аня была готова, поэтому с опаской заняла полку напротив.
– Кошмар! Сколько он будет топтаться на месте?
– То ли еще будет. На станции Ильма будет стоять почти полтора часа!
– И кто только составляет такое расписание движения? Больше стоим, чем едем! Ася, не прыгай! Сядь.
Женщина была очень интересной. Возраст ее определить было сложно. Худенькая, смуглая. Она могла быть молодой бабушкой или зрелой мамой. Кольца, браслеты, цепочки в большом количестве притягивали взгляд. Хотелось рассмотреть все, что на ней было надето. Но ее руки были в движении, они нервничали, поэтому все ее браслеты тихо позванивали. Нежно-розовый цвет одежды не шел к ее смуглой коже, но блузка была свободной и удобной. А широченная юбка в белый горох радовала глаз сама по себе, не обращая внимания на сердитую хозяйку.
– Вы, наверное, давно едете?
– Безумно. Целый день. В Саратове сели рано утром и тащимся еле – еле. А нам надо скорее.
– Всем надо скорее. Всю жизнь торопимся, скорее, скорее, а здесь, в поезде, можно остановиться, не останавливаясь. Вот парадокс.
– Парадоксы и размышления хороши, когда на душе спокойно. Тогда даже такой скверный поезд может радовать.
Женщина горестно вздохнула и уставилась в окно. В уголках
Девочка была потрясающе красивой, этакой маленькой Шахерезадой. Гладкая смуглая кожа, большие карие глаза – яркие и выразительные, дуги бровей, как на картинке, и такие же тщательно прорисованные кармином губки, по-детски припухшие, с легкой готовностью к улыбке. Ей было лет семь. Длиннющая черная коса в руку толщиной не поспевала за ее резвыми прыжками, как змея перед Рики Тики Тави из сказки Киплинга, извивалась следом.
Девочка не расставалась с маленьким плюшевым медвежонком в забавном желтом беретике. Она привязывала к лапке поясок и таскала его за собой, как собачонку.
– Ася! Прекрати немедленно!
Но Ася и не думала прекращать, прыгала сверху вниз, хохотала, теребила смуглую руку в браслетах.
– Ася, сейчас получишь, нервов моих нет! Как не стыдно? Угомонись! – Женщина шлепнула девочку по попе. Та, ничуть не обидевшись, залезла на верхнюю полку и стала укачивать своего медвежонка, напевая ему песенку.
– Вы не расстраивайтесь, все когда – нибудь кончается, и это поездка, как ни странно, завтра уже будет позади. Нам надо учиться у детей. Ваша девочка нашла себе занятие и едет спокойно.
– Да уж, спокойно! Ася, не скачи, полку обрушишь! Пыль поднимаешь!
– Я и не скачу, это мишка скачет. Он в цирке работает.
– Что девочка! – продолжила женщина.
– Ее проблемы решаются. Мама и бабушка. Ася! Прекрати.
– Мамочка, можно я к девочке, которая живет в начале вагона?
– Иди, только осторожно, не упади, не бегай!
– браслеты взволнованно зазвенели.- Живет! Надо же.
– Вот она, детская мудрость. Жить везде, где оказался. И радоваться жизни. Как хорошо иметь дочку. Вы счастливая мама!
– Я бабушка. Она у меня растет с рождения. Дочь после школы уехала в Москву, поступила в институт. Это ранний ребенок. Она ее родила в пятнадцать лет. С парнем не сложилось. Он не был готов для отцовства, как она для материнства. Я взяла отпуск, у меня тетя была, правда умерла в прошлом голу. Помогала. Вырастили.
– Красавица она у вас.
– Да уж. На папу своего похожа. У него тюркская кровь. Вот и получилась восточная красавица.
– А что сейчас в Москву? К маме в гости?
– Да, везу к маме.
Голос женщины задрожал. Она отвернулась к окну, взгляд ее замер.
Аня деликатно уткнулась в книгу. Не хочешь, не рассказывай. Но что–то подсказывало – обязательно расскажет. Ася вернулась, и соседи стали готовиться ко сну. За окном быстро сгущались сумерки. Пробегающие домишки тонули в надвигающемся сумраке, и только окна вытаскивали их из темноты. В вагоне зажегся свет. Утомленная Ася после многочисленных споров – где ей спать? – уснула, обняв медвежонка и вытянув худенькие загорелые ножки на нижней полке. Бабушка прилегла рядом. В этой женщине было столько любви и заботы, спрятанной за нарочитой грубоватостью. Она заслонила девочку от сквозняков из окна, от случайного ночного падения, от взглядов. Но в этой заботе был какой-то надлом, какая-то обреченность.