Прайд окаянных феминисток
Шрифт:
— Мы рады гостям, — говорила яблочная кошка, ведя его через «большую» комнату куда-то в другой конец халупы. — Только где мы вас сможем устроить?.. Вот это у нас кухня… Вот холодная кладовка. Вот веранда. Больше жилых помещений нет, к сожалению.
Кухня здесь была не больше его серой ванной, холодная кладовка — как шкаф для белья, а на веранде едва помещались два фикуса в горшках и раскладной садовый стульчик.
— У меня палатка есть, — вспомнил Бэтээр. — И спальные мешки. И матрасы надувные. Четыре года назад мы с Пулькой почти неделю в лесу жили, в палатке. Нормально жили,
— Минуточку, — строго сказала яблочная кошка и сделала губы утиным клювиком. — Вы хотите сказать, что Полину намерены заставить тоже жить здесь?
— Заставить? — удивился он. — Да Пулька от радости… я не знаю… кабачки мне каждый день жарить будет! С перцем! И со всем остальным! Она же и так здесь уже почти месяц фактически живет. Только что не ночует. Теперь и ночевать будет.
— В палатке? — уточнила яблочная кошка.
— Ну да, — не очень уверенно подтвердил он, глядя, как появляются и исчезают ямочки на вспыхнувших, как маков цвет, щеках. — Палатка вообще четырехместная. Огромная! Хоть танцуй. И даже два окна есть.
— За домом у нас огурцы, — сказала яблочная кошка задумчиво. — Их губить жалко. Под яблонями морковка… Тоже жалко. Не знаю, не знаю… Вот разве только за розовыми кустами? Там укроп, целая поляна. Разросся, как сумасшедший. Зачем нам столько укропа?.. Тимур Романович, а почему вы не на работе?
— Так я же в отпуске, — заявил он, радуясь, что успел позвонить Ваське и договориться о свободной неделе, так что врать не надо. Яблочная кошка даже самое мелкое вранье сразу чует. — Я давно уже мечтал отдохнуть вот так, на природе, в палатке, среди зарослей укропа… Вместе с Пулькой. А то что это за каникулы у ребенка? В городской квартире? Без свежего воздуха? Весь день — перед компьютером?.. Ну, поехали собираться, да?
— Поехали, — согласилась яблочная кошка. — Но палатку не надо. Полину мы можем у себя устроить, в большой комнате, у нас раскладушка есть. Или у соседей поживет. И вы, если хотите, можете пожить у соседей. У них очень большой дом, пять комнат, и все удобства, и даже телефон есть. Анастасия Сергеевна и Степан Михайлович рады будут. Им там одиноко, двум старикам. А дети редко приезжают, хорошо, если раз в год.
— Звони девочкам, — распорядился Бэтээр. — Скажи, что сейчас переезжать будем. Все! Я пошел со стариками договариваться.
Он выскочил из дома яблочной кошки и понесся через огород к участку старых мухоморов с такой скоростью, будто боялся, что сейчас яблочная кошка догонит его и скажет, что передумала. Что он ей тут даром не нужен и даже будет мешать. И что тогда делать?.. Да ничего страшного. Все равно он поселится у этих Анастасии Сергеевны и Степана Михайловича. От хороших денег еще никто не отказывался. И не может же она запретить соседям взять временного жильца?
Дом у соседей был действительно огромный, совсем новый, с большими окнами, высоким кирпичным фундаментом, широкой верандой за резными перилами и с железной входной дверью с кодовым замком. Железная дверь стояла нараспашку.
— Хозяева! —
— Ау? — сонно отозвалась огромная сибирская лайка, показываясь в дверях и без особого интереса разглядывая гостя.
— Привет, — сказал Бэтээр, с разбегу тормозя перед дверью. — Ну и как я войду, интересно бы знать?
Лайка уселась на пороге, разинула пасть, вывалив длинный розовый язык, и склонила голову набок. Судя по всему, ей тоже интересно было бы знать, как Бэтээр сумеет войти в дом мимо нее.
Откуда-то из глубины дома веселым голосом закричала Анастасия Сергеевна:
— Жулька! Пропусти человека, он свой! Веди его ко мне!
Лайка дрогнула ушами, перестала улыбаться, поднялась, осторожно уцепила зубами Бэтээра за запястье и довольно сильно потянула к двери.
— Да ладно, — обиженно буркнул Бэтээр, переступая порог. — Я и сам могу…
Жулька отпустила его руку и неторопливо потрусила впереди, время от времени оглядываясь, — проверяла, не сбился ли гость с пути. Сбиться с пути тут ничего не стоило, планировка этого дома по запутанности ничем не уступала планировке их с Пулькой квартиры. А площадь, кажется, была еще больше.
Жулька привела его к полуоткрытой двери, сунула в щель нос и негромко тявкнула.
— Привела? — раздался из-за двери веселый голос Анастасии Сергеевны. — Вот и молодец. Иди погуляй пока. Или Михалыча посторожи, что ли… В огороде Михалыч-то, огурцы пошел поливать. Скажи ему, чтобы воду потом закрыл, а то ведь бросит так, и опять будет море разливанное…
Жулька мотнула головой, опять негромко тявкнула и потрусила к выходу, уже не обращая никакого внимания на Бэтээра. Он мог бы поклясться, что собака поняла все указания Анастасии Сергеевны и побежала их выполнять. Бэтээр уже собрался идти за Жулькой — интересно было, как она скажет Михалычу, чтобы он воду потом закрыл, — но тут Анастасия Сергеевна нетерпеливо позвала из-за двери:
— Тимоша! Ты чего там застрял? Иди уже, сколько тебя ждать-то можно…
Тимошей его никто и никогда — кроме Анастасии Сергеевны — не называл. Анастасия Сергеевна вообще всех называла по собственному усмотрению: Наталью — Талькой, Веру-Надю — Мальками, Любочку — Птицей Бессонной, Пульку — Водомеркой… Михаилов Медведей тоже она близнецами назвала, так и прижилось. А Лешка, Олег и Костя при первом же знакомстве получили общее имя Трое из ларца. И даже частник Витя за единственное свое дежурство привык отзываться на имя Беленький, хоть и был от природы смуглым и черноволосым. Теперь вот и Бэтээр стал Тимошей. А что, ему нравилось.
— Анастасия Сергеевна, а как Жульку на самом деле зовут? — с интересом спросил Бэтээр, входя в комнату.
Комната была огромная, угловая, с четырьмя окнами — и вся заставленная ящиками, кадками, горшками, банками и стаканами с комнатными цветами. Пальмы под потолок, разлапистые фикусы, китайские розы, бегонии, кактусы, фиалки… Джунгли. Из джунглей вынырнула маленькая Анастасия Сергеевна с ножницами в одной руке и с пластмассовой игрушечной лейкой — в другой, посмотрела на Бэтээра задумчиво, пошевелила губами и весело призналась: