Прайд
Шрифт:
– Проваливай, жиртрест, Мотрин тебя побери! – толстуха махнула рукой, отгоняя моего охранника и сделала попытку присесть, – пошёл прочь, от тебя дурно несёт, и я могу потребовать возмещения ущерба за оскорбление моего благородного носика. Пусть твой начальник лично помоет тебя. И ты, милочка, иди прогуляйся.
Это она – служанке: тощей особе, в уродливом платье, на два размера больше, чем необходимо. Служанка, сведя воедино толстые гусеницы бровей над тупыми тусклыми глазами, поразмыслила и широкими мужскими шагами утопала за пределы видимости. Охранник, тем временем, тщательно обнюхал рукав и скорчил
– Я имею намерение побеседовать с пленницей о её картине, а вонь твоей туши способна аккомпанировать лишь разговорам о проблемах свиноводства. Жиртрест, я ведь вовсе не шучу и обязательно расскажу начальнику, как ты домогался меня.
Человек испуганно окинул взглядом трясущиеся телеса Жистор, нервно хрюкнул и почти бегом, бросился прочь. Мадам тотчас переместилась ближе к моему узилищу и поманила пальцем.
– Поди ка сюда, хищная тварь. Думаю, после такой долгой голодовки, ты бы, с удовольствием, прикончила старую толстую Жистор, – я приблизилась, и толстуха перешла на шёпот, – и я бы, с радостью, отдала свою никчемную жизнь вам, повелительница. Жаль, но это уже невозможно: мне, как и большинству Верных приходится покидать столицу. К сожалению, мы так и не смогли освободить вас. Простите, повелительница.
– Ты – верная?! – я не знала, смеяться мне или плакать.
– Да, госпожа. Меня специально послали к вам, поддерживать у вас волю к жизни. Ваши страдания и ваша стойкость…Я рыдала всякий раз, когда возвращалась домой. Но, Горделем проклятая Тайная канцелярия, после гибели императора ужесточила поиски Верных. Много соратников пали от рук имперских палачей, а оставшихся слишком мало, для вашего освобождения. Простите…
– Я не сержусь. Спасибо, за помощь – беседы с тобой, действительно, заставляли ощущать себя живой.
– Ваша картина, госпожа, – толстуха помолчала, – я клянусь сохранить её в неприкосновенности. Важно, для всех Верных, и нынешних, и грядущих, знать, кому они служат и поклоняются. Одно дело – лживая пропаганда, совсем другое – гордость и величие перед ликом смерти. Картина восхитительна!
Даже лицо человека, сидящего передо мной, преобразилось: казалось, через уродливую пористую шкуру струится неведомый свет, превращающий тучную старуху в нечто иное, прекрасное. Моя сестра назвала бы меня фантазёркой, но я своими глазами видела это преображение. Жаль, я слишком поздно узнала о своём тайном друге.
– Какая жалость, теперь тебя некому будет третировать, – старуха выпрямилась и отвратительно закудахтала, косясь на подошедшего начальника охраны, за спиной которого топтался мой страж, –к сожалению, я вынуждена ненадолго покинуть столицу и не смогу сообщать тебе о твоих, Горделем проклятых, сородичах.
– Мадам, – начальник охраны раздувался, от бешенства, – я очень долго терпел ваши выходки, но эта переходит все границы! Перед вами – смертельно опасное существо, а вы ведёте себя подобно маленькому ребёнку. Боюсь, я вынужден ограничить ваши беседы.
– Очень надо! – Жистор вскинула голову и направилась к моей картине, не преминув пихнуть локтем зазевавшегося сторожа, – пошёл прочь, хамская морда!
– Ну всё, закрывай её, – начальник нервно вытер вспотевший лоб, – два происшествия за вечер – это чересчур. К тому же, у меня – дурное предчувствие. Сам не знаю, почему. Ещё этот придурошный отставник, на мою голову! Закрывай! И смотри, в оба!
Чёрная пластина, под недовольное ворчание сторожа, медленно поползла, скрежеща по доскам пола и закрывая, от меня, Гостевой зал, где гости начали отвратительный ритуал потребления пищи и напитков. Маленький мальчик напоминающий пышный цветок, из-за множества кружевных рубашек, открыв рот, изумлённо смотрел на меня, никак не реагируя на щипки, стоявшей рядом девочки. Я перехватила последний взгляд мадам Жистор и поразилась: никогда не предполагала, насколько могут быть выразительными человеческие глаза.
Серра, брат мой! Ты вновь исчезал с моих глаз и оставалась лишь гадать, когда я вновь увижу тебя.
Появилась потная физиономия стражника, ненавидяще разглядывающего меня.
– С каким же удовольствием я забросаю твоё поганое тело землёй, – проворчал он, потирая красные ладони, – а ещё, некоторые наши очень любят трахать сучек, когда те перестают шевелиться. Я думаю, мне это тоже понравится.
– Несомненно, – сказала я, ощущая приступ омерзения, – такой, как ты, способен заниматься сексом лишь с покойниками. Ну, или с животными.
– Тварь!
Он плюнул, но его зловонная слюна не долетела, а подойти ближе человек не решился. Яростно дёрнув за край ширмы, сторож полностью закрыл нишу, где располагалась моя тюрьма, погрузив её в тень. Я осталась совершенно одна.
Или нет?
– Привет, сестрёнка.
Откуда она взялась здесь? Провинившаяся служанка в непроницаемом чёрном плаще. Она появилась из теней, окруживших моё узилище и теперь медленно сняла капюшон, вместе с уродливым чёрным париком, скрывавшим большую часть лица. Теперь я могла видеть гладкую бледную кожу, ослепительно белые волосы и сияющие жёлтым светом, знакомые глаза.
– Сестра моя! Ты! Как я рада тебя видеть!
– Я бы могла сказать то же самое, если бы дела обстояли несколько иначе. Стоило оставить вас двоих всего на пару дней и вот к чему это привело. Ну, ладно ты, бестолковое создание, но Серра! Как он мог допустить такое?
Она закрыла глаза и склонила голову. По щеке прокатилась крошечная слезинка и я ощутила спазмы в горле.
– Как всё это случилось? – тихо спросила львица, – почему вы не воспользовались браслетом?
– Нам не уйти, – сказал Серра и оглянулся.
В его глазах застыла тоска.
Мы бежали среди пологих холмов, поросших жёсткой серебристой травой и высоким колючим кустарником. Впереди тянулась череда таких же возвышенностей, а за ними, я точно знала, бежит глубокая узкая река с высокими берегами и каменистым дном. В прозрачной воде всегда скользили яркие рыбы, хорошо различимые с глинистого обрыва.
Сейчас два загнанных льва напоминали этих блестящих чешуйчатых созданий: такие же доступные для пристальных взглядов. Охотники, преследовавшие верхом нас всю первую половину дня, успели охватить нас с обеих сторон и оглядываясь, я видела их тёмные силуэты на фоне сумрачно серого неба.