Прайд
Шрифт:
– Ты уверен? – мелодичный женский голос, – это даже как-то смешно.
– Абсолютно, – его губы шевельнулись и лицо стало больше. Приблизилось, – люди бывают глупы и жестоки, выбрасывая то, что кажется им бесполезным и ненужным.
– Это не значит, что нужно подбирать весь их мусор, – проворчал женский голос.
– Разве она похожа на мусор? Она прекрасна, как цветок. Думаю, из неё получится очаровательная кошка.
– Ещё никто не обращал детей. Признайся, тебе просто хочется немного поэкспериментировать?
– Может быть. А может и нет. Уже не имеет
И невыносимо горячее лезвие пронзило мою грудь, протягивая огненные щупальца во все клеточки моего застывшего тела.
Брат мой смотрит на меня и в этом взгляде нет ни боли, ни страха, ни мольбы. Серра прощался со мной. Он знал – я ослушалась его приказа и спряталась на холме. В свой последний миг он сумел установить эту связь, посылая мне всю свою поддержку и любовь.
Мощное тело истекало голубым туманом жизненной силы из множества порезов и десяток треспов оставались в ранах. Льва не хотели, да и не смогли бы взять живым, как меня. Его хотели убить.
И убили.
Брат мой!
Моя рука навечно остановила миг, отделяющий его от смерти, наделив утраченным бессмертием.
Физиономии охотников полны ликования и радостного азарта. Но, если присмотреться, то можно разглядеть груду неподвижных тел, за спинами триумфаторов. Десятки жизней, за одну. Но людям нет дела до подобных мелочей: их женщины нарожают ещё.
Кто заменит моего брата?
Я немного погрешила против истины: в тот день небо скрылось за плотными облаками и холодный ветер гнал волны по траве, где я скрылась от цепкого взгляда охотников. На моём полотне, солнце бросало ослепительный луч на лежащего льва и его растрёпанные волосы горели благородным золотом, в то время, как ликующие силуэты охотников медленно поглощала тень.
Нет. Тот человек был абсолютно прав. Совсем не триумф убийц был изображён на картине.
Кстати.
Я повернула голову. Мой сторож, глухо ворча, складывал ширму в специальный ящик. Его начальник, важно кивая сплющенной головой, беседовал с парочкой иссохших стариков, в дорогих раззолоченных камзолах. Гостевой Зал наполнялся прочей почтенной публикой: дамами в нелепых аляповатых платьях и их спутниками смешных коротких штанишках, модных последнее время. Среди взрослых, мелькали детские фигурки. Их было немного, но я радовалась и этому.
Его я узнала сразу, хоть до этого слышала лишь голос: невысокий поджарый мужчина средних лет с загорелой кожей и абсолютно седыми волосами. Мундир определённо охотничий, но нет ни знаков различия, ни наград.
Охотник пристально смотрел на меня, но в его лице не было ни страха, ни презрения, ни хотя бы любопытства – всего того, что обычно отражают лица людей, при виде льва. Непонятное выражение, неожиданное. Больше ни у кого, из присутствующих, такого не было. Жалость? Нет. Сочувствие – вот верное слово. Очень странно. И это предложение об охоте…Должно быть голод порядочно иссушил мои мысли, и я не могла сообразить, о чём это говорит.
Да и нужно ли? Имеет какой-нибудь смысл попытка понять человеческие поступки, если через десяток – другой дней я не смогу подняться и меня швырнут в грязную яму, забросав землёй? Смогу ли я хотя бы увидеть небо, перед этим и ощутить последнее прикосновение ласкового ветерка?
Брат мой, дай мне силы!
– Мама, мама, а почему тётя голая и в клетке?
Какая то девчушка, проскользнув за спиной толстозадого охранника, прильнула к прутьям клетки. Я даже пошевельнуться не успела, а ревущего, от испуга, ребёнка оттащили назад. Какая-то белая, словно мел, узколицая уродина в платье отвратительного фиолетового цвета, злобно отчитывала девушку, в непроницаемом чёрном плаще, явно неуместном на этом празднике идиотских расцветок.
– Моя дочь едва не угодила в лапы этого монстра! – изо рта человека летели наружу клочья слюны, ты – самая бестолковая, из всех служанок, которые попадались мне. Моё терпение лопнуло, считай, это – последний день работы. Завтра утром тебя, бестолочь, вышвырнут на улицу! Пошла вон!
Странное дело, хозяйка, одетая в пышное платье, изобилующее драгоценными украшениями, почему-то казалась ничтожеством, рядом с девушкой, скрывающейся под ничем не примечательным тёмным плащом. И это чувствовала не только я. Взгляды большинства мужчин, не задерживаясь, скользили по благородной даме, останавливаясь на служанке.
Охотник, заинтересовавший меня, тоже повернулся в сторону любопытной парочки. Сначала бросил косой взгляд, потом присмотрелся и вдруг нахмурился.
Мимо клетки торопливо прошла женщина с причёской, в форме ступенчатой башни. Ассиметричное платье, бледно голубого цвета едва слышно шелестело по полу. Мадмуазель Мерриат. Она частенько бывала здесь и даже пыталась несколько раз беседовать со мной
Всякий раз у меня возникало ощущение, будто этот человек чего-то недоговаривает, будто опасается подслушивания. Да и темы, выбираемые ею для разговора…Странные они были. Про времена, когда эта грань принадлежала нам, про отношение львов к людям и сексуальные связи, между ними. Я подозревал мадмуазель в принадлежности к тайному ордену, поклоняющемуся нам и сожалеющему о минувших временах. Я слышала, про такой. Лояльные имперцы называли его членов покорившимися, а сами себя они именовали – Верными.
Не знаю, так это было или нет, но Мерриат оказалась излишне осторожной и стоило мне задать один единственный прямой вопрос, тут же перестала общаться со мной. Вот и сейчас, бросив испуганный взгляд в сторону клетки, женщина просеменила к моему полотну.
– Привет, пленница, – тучная мадам Жистор почтила меня своим зловонным присутствием, – слышала, где-то, в соседнем мире, прикончили одного из ваших. Стало быть, воздух стал ещё немного чище.
– Спорное утверждение, пока существуют люди, принимающие ванны из ароматических вод.
Толстуха расхохоталась, потряхивая желеобразными телесами, упакованными в громоздкие кружева. Этот человек часто приходил ко мне и вёл долгие беседы, наполненные оскорблениями и рассказами об убийстве очередного собрата. Правда это была или выдумка, с целью уязвить посильнее – не знаю. Как ни странно, но я не ощущала злости или ненависти, скорее – прилив сил и желание жить дальше, вопреки всем кускам мяса. Иногда мне даже казалось, будто за обидными словами скрывается некий неясный подтекст.