Праймашина
Шрифт:
– Ихрюп!
Раненый, обожженный, окутанный дымом леший выпустил из лапы дубину и шагнул к лесу. Из его боков торчали копья, из головы – топор, но он по-прежнему был опасен. Он просто растерялся от боли, потерял ориентацию, но… но скоро это пройдет. Через несколько секунд Чудь взбесится и, позабыв обо всем, бросится на врагов, станет по-настоящему страшной.
Однако ждать этого никто не собирался.
– Вперед!!
«Тертые» сделали главное: заставили лешего уйти с дороги, и теперь нахлестывали лошадей, торопясь миновать опасное место. Кибитки, трясясь и подпрыгивая, помчались прочь, и никто не заметил, как из последней повозки вывалился на дорогу странный, похожий на гроб, ящик. Вывалился,
И остался лежать, распространяя легкий аромат прайма…
Примерно год назад знаменитый мастер тончайших механических дел Аргарбардор Маятник ввел в столице моду на удивительное изобретение – автоматический будитель. Заурядные часы больших, башенных размеров механики научились делать давно и украсили ими все подходящие здания всех городов империи. Часы поменьше, настольные и каминные, появились позже, но и они перестали вызывать интерес у публики, вот Аргарбардор, владевший крупнейшей мастерской по их изготовлению, и придумал уникальную систему, благодаря которой спрятанные внутри механизма колокольцы начинали играть точно в указанное время. Да не просто придумал, а сумел преподнести новинку самому императору, получил от высочайшего благожелательный отзыв, растрезвонил о нем по всем землям и тем создал ажиотаж. Все столичные хлыщи немедленно обзавелись новомодными устройствами, соревнуясь меж собой в степени их отделки драгоценными камнями и тонкой резьбой. Наиболее ревностные почитатели новой техники даже к столу не подходили, пока часы не пробьют положенное время, а смышленые композиторы наперегонки сочиняли оригинальные мелодии к будителям, исходя из вкусов и предпочтений благородных заказчиков. Следом за знатью подтянулись простолюдины, которые вдруг отвыкли просыпаться с петухами, и будители покатились по городам и весям империи неудержимой лавиной. Аргарбардор Маятник купался в деньгах, продавая во все уголки страны лицензии на изобретенные им механизмы, и принял от его величества почетный титул Наиглавнейшего имперского магистра тончайшей механики и всяческих диковин.
Докты с привычным размахом переживали повальное увлечение новой игрушкой.
До провинциального Гридвальда, само собой, мода на будители тоже докатилась, но не прижилась. Простолюдинам изобретение Маятника не понравилось по причине всем известной скупости: чаво на штукенцию энту денежку тратить, ежели она пахать не может или в лавке подсобить? Гридийцы даже часы приобретали изредка, предпочитая сверять жизнь по бесплатному солнцу. Что же касается людей знатных, то им новинка попросту не приглянулась. Не было в ней смысла, по мнению дворян, таких же прижимистых, как все остальные гридийцы, поскольку для своевременного пробуждения нет ничего лучше специально обученного человека. Лучше всего – женщины, которая лежит рядом, внимательно прислушивается к дыханию спящего господина, к его состоянию, и будит не абы как, а в самый благоприятный для того момент. Причем способы выбирает наиболее подходящие, не колокольцами тренькает, а мягко прикасается к волосам, вызывая в памяти материнские ласки, начинает тихо петь или нежно повторять имя господина. Пробуждение – момент важный, оно всему дню начало задает, и глупо доверять его бездушному механизму.
В это утро, к примеру, умелая Нафана принялась будить Карлоса едва ли не в самый последний момент. Молодой лорд уже почти проснулся, заворочался, медленно расставаясь со сном, потянулся и только тогда почувствовал на своих плечах маленькие теплые ладошки.
– Хорошо, – сквозь дрему прошептал Карлос. – Очень хорошо.
Замечательные слова, чтобы начать новый день.
Ладошки погладили шею, затем спустились ниже, к спине, ласково пройдясь вдоль
– Очень хорошо, – повторил Карлос, медленно поворачиваясь на бок.
Ему не нужно было открывать глаза, чтобы увидеть Нафану. Миниатюрная, хрупкая, с маленькой грудью и узкими бедрами, еще не познавшими радость материнства, она разительно отличалась от склонных к пышным формам гридийских женщин и была похожа на изящную фарфоровую куколку, созданную великим художником. Бархатистая кожа девушки была не очень смуглой, лишь чуть темнее, чем у доктов, мягкие черные волосы вились крупными кудрями, а широкая прядь, которую Нафана покрасила в алый цвет, добавляла прическе привлекательности. Любимая служанка молодого лорда была наполовину адорнийкой, дочерью войны, так сказать, во время которой солдаты обеих армий вдоволь повеселились на захваченных территориях, и ее экзотическая красота возбуждала Карлоса сильнее любого наркотика.
– Доброе утро, молодой господин.
– Куда уж добрее!
Нежный голос играет на струнках души, словно на лютне. Аромат дорогущих духов щекочет ноздри, наполняя душу предвкушением, пальцы Карлоса мягко прикасаются к теплому телу красавицы, и тонкий шелк сорочки исчезает, бесшумно падая на простыни. Нафана прекрасно знала, чего захочется молодому господину после пробуждения, и позаботилась о том, чтобы прозрачное одеяние соскользнуло с ее плеч от легчайшего прикосновения.
– Сколько времени? – поинтересовался Карлос, переворачиваясь на спину.
– Полдень, – прошептала девушка, целуя грудь господина. Черные волосы щекочут кожу, нежные прикосновения ладоней и еще более нежные – губ доводят до исступления.
Хрупкая, почти невесомая Нафана казалась видением, прекрасным воплощением мечты, внезапно появившимся в полумраке спальни. Лорд провел рукой по выпирающим лопаткам девушки, а затем чуть надавил, заставив служанку прижаться к его груди – юноше нравилось чувствовать твердые соски полукровки.
– Ваш отец просил вас явиться сразу, как проснетесь, – прошептала девушка, усаживаясь на живот лорда.
– Наверное, хочет поблагодарить меня за вчерашний успех, – пробормотал Карлос, крепко сжимая худенькие бедра служанки.
– Наверное, – не стала спорить Нафана.
Она почувствовала желание господина, но не спешила, продолжала ласкать Карлоса, уверенно распаляя молодого лорда.
– Ночью была отличная драка, – пробормотал юноша, продолжая тискать бедра Нафаны.
– Вы самый смелый рыцарь в мире. И самый сильный… – И вздрогнула, когда нетерпеливый Карлос резко приподнял ее и заставил устроиться сверху. – Зачем спешить, молодой господин? Удовольствие требует времени.
Жаркий шепот красавицы… прерывистое дыхание… проникновение в нее… желание любить… Карлос готов был отдаться страсти, с головой погрузиться в любовный омут, но ощущения неожиданно вызывали воспоминания о прошедшей ночи. Жаркий шепот умирающего преступника… прерывистое дыхание… проникший в него кинжал… желание убить… Грудь преступника, вобравшая в себя сталь… Прелестная девушка, вобравшая в себя его естество… Пережитое смешалось в гремучую смесь, породив нехарактерное желание:
– Сегодня я хочу быть грубым.
Движение – и он оказался сверху, крепко прижал Нафану к постели и надавил так, что девушка вскрикнула. То ли от боли, то ли от наслаждения.
– Сегодня я буду яростным!
– Да!
Резкий толчок заставил девушку снова вскрикнуть и выгнуть спину.
– Я буду зверем!
– Еще! – Ее маленькие ноготки царапали спину Карлоса, а красная прядь казалась кровавой. – Еще!
Глаза закатились, маленький рот перекошен, на лбу выступили капельки пота, и Карлос двигался все быстрее и быстрее, чувствуя себя не столько зверем, сколько убийцей.