Праймашина

Панов Вадим Юрьевич

– Прайм-искателем комнату проверяли?

– Да.

– И что?

Максимилиан побагровел:

– Я ведь сказал: все вещи здесь.

– Вот и чудненько, – улыбнулся удовлетворенный Лашар и внимательно оглядел выложенные на стол пожитки. Помолчал немного, мысленно собирая разрозненные предметы в единое целое, после чего задумчиво пробормотал: – Очень странно.

– Что именно?

– Что «что именно»?

– Что именно показалось тебе странным?

Лашар удивленно посмотрел на Раздавителя.

Обычно Герои не засоряли

свой разум материями более сложными, чем воинские искусства. То ли не хотели, то ли в воссозданные праймом головы лишние знания не помещались. Исключений не было: даже самые смышленые ребята после перерождения предпочитали жить просто и безыскусно. За все время путешествия спутники Лашара ни разу не поинтересовались, на основании чего он делает свои выводы, а потому вопрос Максимилиана вызвал у Маркуса приступ снисходительности к этому любознательному, но недалекому созданию.

– Большую часть этих вещей, – Лашар обвел рукой стол, – Стеклодув держал при себе, так?

– У него была сумка, – подтвердил Раздавитель.

– Достаточно тяжелая.

– Для тебя, но не для Героя.

– И не для верблюда.

– Что?

– Ничего, если ты вспомнишь, что Стеклодув не был Героем.

Максимилиан снял шлем и почесал в затылке:

– Я все равно не понимаю, что странного в его вещах.

– Это все потому, что я еще не объяснил.

На этот раз укол достиг цели: Раздавитель понял, что над ним издеваются, и попробовал перейти в наступление:

– Знаешь, что мне в тебе особенно не нравится?

– Да плевать мне. – Лашар склонился над столом. – Ты хотел услышать ответ, так слушай и не перебивай. Сумка у Стеклодува была весьма тяжелой, не меньше десяти килограммов, но ее содержимое стоит гораздо дороже десяти килограммов чистого серебра, понимаешь?

– Почему?

«А ведь это воевода, – с грустью подумал Маркус. – Я считал их самыми умными из Героев…»

– Вот, к примеру, «Пять колец Накипуки». – Лашар взял в руку четыре тонких металлических браслета, нанизанных на разомкнутый обруч. – Это один из сложнейших адорнийских артефактов, и сделал его могущественный маг. Стоимость работы – пятьсот тысяч серебром, потому что занимает она почти три месяца. Кандабанский сплав и прайм оплачиваются отдельно.

– А для чего эти никуки?

– «Накипуки», – улыбнулся Маркус. – Браслеты надевают на руки и ноги, обруч на голову, и человек становится невидимым.

– Можно попробовать?

– В нем нет прайма. А что это означает?

– Что?

– Артефактом недавно пользовались.

– Или давно.

– Остатки концентрированного прайма. – Маркус сунул под нос Раздавителю один из браслетов. – Что чувствуешь?

– Вчера, – буркнул Максимилиан. – Артефакт был заряжен еще вчера.

Воевода, как и любой другой Герой, обладал особой чувствительностью к прайму.

– Спасибо, что признал мою правоту. – Лашар вернул браслеты на стол.

– Ты не Герой, – заметил Максимилиан. –

Как ты догадался, что артефакт использовали недавно?

– Я умею думать… Что у нас дальше? Как красиво: полный комплект «отмычек златолова»!

Маркус побренчал связкой странных ключей, которые Раздавитель едва не оставил в комнате Стеклодува, сочтя никчемным мусором. Да и на ключи, если честно, эти инструменты были мало похожи, скорее уж на заготовки для них. Три десятка отмычек самых разнообразных форм и размеров имели одну общую особенность: на них не было ни бороздок, ни рисунков, ничего, все они были абсолютно гладкими.

– Недоделанные? – предположил Максимилиан.

– Напротив: сделаны великолепно, настоящим мастером. – Лашар уважительно оглядел отмычки. – Каждая из них заряжена праймом. Во время работы вор подбирает отмычку нужного размера, вставляет ее в замок, активизирует, и она сама принимает нужную форму. Кроме того, отмычки вскрывают секреты. Это очень дорогой артефакт, Максимилиан, и очень редкий. До сих пор я только слышал об «отмычках златолова», но никогда не держал их в руках.

Маркус неожиданно замолчал.

Раздавитель помялся, но, увидев, что пауза затягивается, не выдержал:

– Вспомнил о чем-то?

– Подумал, что с «отмычками» обычно ходят на сокровищницы лордов, – медленно ответил Маркус.

– В Гридвальде полно богатых купцов.

– Может быть… – Лашар вернулся к вещам Стеклодува. – Тебе знакомо название «дурмовка»?

– Сонное зелье?

– Дурманящее. – Маркус взял со стола плотно закупоренную склянку, чуть приоткрыл и осторожно понюхал густую синюю жидкость. – Все верно: адорнийская «дурмовка». Отличного, хочу сказать, замеса.

– Она заставляет видеть то, чего нет, – припомнил воевода.

– Или не видеть того, что на самом деле есть. И тем она лучше сонного зелья: стражники продолжают бодрствовать.

– А вор проходит у них под носом.

Лашар кивнул, соглашаясь со словами Раздавителя, после чего негромко поинтересовался:

– Тебя не смущает, что мы называем вором любимого ученика Безвариата Сотрапезника?

– Ну…

– А вот в этом футляре хранились кристаллы концентрированного прайма. Интересно, куда Стеклодув их подевал?

– Растратил постепенно, – пожал плечами воевода. Резкая смена темы сбила его с толку, но он справился и вновь стал поддерживать разговор: – Один кристалл Ян использовал, чтобы убить Героя.

– Возможно, последний.

– Но почему он не зарядил «Пять колец»? Ушел бы от нас невидимым… – Через мгновение Раздавитель хлопнул себя по лбу: – Потому что кристалл уже был заряжен в остробой, а вытащить его нельзя.

– У Стеклодува лучший в мире набор воровских инструментов, и мы на хвосте, – размышляя вслух, произнес Лашар. – У него были деньги – почти пять тысяч серебряных, он должен был попытаться оторваться от нас, но он задержался в Гридвальде на три дня. Зачем?