Праздничный коридор. Книга 3
Шрифт:
– Ложись и раздвигай ноги. Надо Сережу научить, как с бабами обращаться. Ну, что на меня таращишься? С паршивой овцы, хоть шерсти клок. Какой с тебя прок? Жрешь только за троих. Нахлебница! Ложись, а я Сереже расскажу, что нужно делать. Снимай, сынок, штанишки.
Пока они снимали штанишки, я, ничего не соображая со страху, как дикая кошка зашипела на ненавистную женщину, и рванула стремглав из дому.
Я выбежала в огород, через дырку в заборе протиснулась на двор тетки Наташи. Она увидела меня через окно и выбежала навстречу. Тетка забрала меня в дом, закутала в халат, и уложила в постель. Я тряслась, как в лихорадке, руки и ноги свело судорогой. Только на следующий день я смогла рассказать тете Наташе, что со мной произошло.
– Ксюша, давай мы с тобой твоему
В дом к тете вошла моя мама. Тетя взяла меня на руки и отнесла в свою спальню, но я встала и тихонько подкралась к двери на кухню, чтобы послушать, а вернее подслушать, о чем они будут говорить.
– Очень своевременно ты, Мерьем, зашла ко мне, – тетя никогда мою маму не называла русским именем, – мне давно следовало поговорить с тобой. И не просто поговорить, а предупредить тебя, что твое безобразное поведение я больше терпеть не буду. Ты с самого момента рождения Оксаны возненавидела ее за то, что она похожа на моего брата. Ты родила ребенка от своего любовника. Ты лентяйка, дома у тебя грязь и немытая посуда. Ты не заботишься о своей семье. Ты в конечном итоге поработила моего брата. Тебе все прощалось, но вчера ты преступила не только свою честь и порядочность, которой, впрочем, у тебя никогда не было, но была близка к совершению чудовищного преступления против своей несовершеннолетней дочери. Оксана чудом вырвалась из твоих грязных рук. Я больше молчать не буду. Или ты мне клянешься, что больше никогда не обидишь Оксану, или я иду к Имаму и твоим родителям. Я расскажу о тебе все, что знаю и не сомневаюсь, что они, благочестивые мусульмане, совершенно не одобрят твое поведение. Как ты думаешь, что тебя ожидает от своих сородичей? По головке тебя погладят или накажут по законам своей веры? А что ты такая бледненькая, Мерьем? Головка разболелась после вчерашней пьянки?
– Нет, я…, все хорошо, – пролепетала моя мама, – Наташа, я прошу тебя, не вмешивайся в мою жизнь.
– Нужна ты мне, развратное чудовище! Рядом с тобой мой брат и любимая племянница. Я не знаю, какой дрянью ты опоила Ваню, но с сегодняшнего дня ты и близко к ним не подойдешь. Ваня и Оксана будут жить в своем доме, а ты, если хочешь, то можешь возвратиться в свое поселение, к родителям. Но тебя ведь там не примут. Я права? Конечно, права. Тебе придется рассказать всю правду о своей безнравственности, а это смерти подобно. Правда, Мерьем? Выбирай, скорее – домой к родителям, или здесь, но тихо, как мышь под метлой, когда хозяева в доме.
– Как мышь! Клянусь, все сделаю, как ты велишь. Буду жить тихо, и к Оксанке больше не подойду.
– И это правильно. Огород сама будешь обихаживать, на рынке торговать, еду готовить, стирать, убирать – все сама! Поняла? Ты меня поняла?
– Да, все поняла.
– Тогда иди домой и к возвращению Оксаны и Вани, чтобы дома было чисто, а на столе стоял ужин. Пошла отсюда, и больше на мои глаза постарайся не попадать.
Оказывается, для моей мамы верховным судьей был Имам и родители. Она быстро сообразила, что ее вольная жизнь скоро может прекратиться. Теперь ее свобода и независимость от жестких обычаев своих сородичей напрямую зависела от моей тети Наташи. И от нас с папой. Злая от рождения, несдержанная на язык и не признающая запреты на свои желания моя мама сникла, ее голос стал тише, а из речи исчезла нецензурная брань. Раньше ее лексикон из бранных слов был знаком всем соседям. Ее злого языка боялись – может ославить на весь поселок. Сейчас соседи слышали от нее единственное слово – здравствуйте.
После этого инцидента прошло два года, мы продолжали жить все вместе, в одном доме и нашу семью соседи считали образцовой.
Мама совершенно изменилась – чистота и порядок в доме, не самая вкусная, но вполне сносная еда на столе, никаких скандалов и упреков в адрес отца.
Но это семейное благополучие было внешней бутафорией. Фактически в нашем доме жили две, ничем не связанные семьи. Я со своим папой и мама с Сервером-Сережей.
Я бегала с девчонками на пляж, купалась в море и ходила в кино. У меня появилась нормальная, вполне приличная по советским меркам ширпотребовская одежда. Я стала обычным любимым ребенком – у меня был папа и тетя Наташа. Все было, как у всех обычных школьниц.
Но в один из осенних дней я вернулась из школы и увидела возле своего дома скорую помощь. Я бежала бегом к дому, а мне навстречу выносили носилки с моим отцом. Рядом с носилками суетилась тетя Наташа, которая прежде никогда не заходила в наш дом. Папу до больницы не довезли – обширный инфаркт сделал свое дело. Папа умер.
Только после смерти своей матери я узнала истинную причину его смерти. Мне рассказала тетя Наташа все, что он успел ей сказать перед своей смертью.
В день своей смерти папа ушел пораньше с работы, чтобы принять жаропонижающее и отлежаться – он почувствовал недомогание, скорее всего, подхватил в школе грипп. Аптечки на привычном месте не было, и он прошел в комнату Мерьем. То, что он увидел, тяжелой кувалдой ударило по голове. На кровати Мерьем обучала премудростям любви сыночка Сервера. Ему тогда было десять лет. Отец успел позвонить тете Наташе, уже она вызвала скорую помощь.
Я недавно похоронила маму и о покойниках принято говорить только хорошо или вообще не поминать их имя. Но я свою маму ненавижу до сегодняшнего дня. Ее порочные гены заложены во мне, это из-за нее так рано ушел от меня мой любимый папа. Я до самого конца ее жизни исполнила свой долг дочери перед матерью, хотя она этого не стоила. Я присмотрела ее последние дни и похоронила.
Она много пила вместе со своим Сервером. Брат превратился в полного пропойцу и даже не заметил, что мать тяжело заболела. Их объединяли всеобщие ежедневные застолья, я не знаю еще что. Женщины у Сергея никогда не было. Возможно, их сожительство никогда не прекращалось. Я об этом не знаю, а если говорить совершенно честно, то боюсь что-то узнать.
Когда я узнала, что Мерьем (даже мамой назвать эту женщину мне тяжело) смертельно больна, пришлось мне вернуться в этот дом и стать ее сиделкой.
Я отвлеклась на мать, а мне нужно тебе рассказать о самых главных в моей жизни годах. Хотя, это именно из-за матери в моем характере присутствует обширный комплекс неполноценности. И не маленький такой птенчик, а самый настоящий монстр, который всю жизнь давит меня в своих объятиях.
Я осталась без отца и очень тяжело переживала эту потерю. Отца я вспоминаю с болью до сих пор. Тетя Наташа забрала меня в свой дом. Там я жила до окончания школы. Мне повезло – я в первый же год после окончания школы поступила в политехнический институт, на факультет экономики и развития производства. И уже тогда я создала в своем уме образец своей будущей семьи. Я боялась брака по любви. Отрицательный пример семейной жизни моего отца, женившегося на чужбине по любви, стал для меня образцом неправильных отношений между мужчиной и женщиной.
Я мечтала о взрослой, самостоятельной жизни среди красивых вещей, обязательно в городской квартире с горячей и холодной водой, отоплением и теплым туалетом. Без всяких там огородов и подсобного хозяйства.
Пример такой жизни был у меня перед глазами: соседская Маняша вышла замуж и уехала к мужу в Киев. О любви там и разговоры не велись, но Маняша вполне счастлива. Живет сейчас в городской квартире у свекрови, работает на фабрике, а домой второй год приезжает в отпуск – загорает на пляже и купается в море. И не красавица вовсе. Правда, и муж не с подиума – кривоногий, весь в веснушках, да ведь с лица воду не пить, уважал бы и берег, вот и все счастье. И еще очень бы хотелось, чтобы деньги умел зарабатывать.