Праздник любящих сердец
Шрифт:
Она повернулась и пошла в дом. Они вошли через заднюю дверь. Было тепло.
Кондиционер отсутствовал, и во второй половине дня даже каменные стены не могли сдержать жару. Но ее это устраивало. Дом принадлежал ей. И да, Винченцо мог утверждать, что она взяла эти ужасные деньги, которыми он помахивал перед ней, сбежала и часть суммы потратила на дом, но это ее жилье. Оно ощущалось родным. И счастливее, чем здесь, она не была в своей жизни нигде.
И все же теперь ей казалось, будто она сделала шаг назад к прежней жизни.
Ты согласилась
Но ведь она знала его. Его угрозы не были праздными, и, начни она спорить, проиграла бы спор. Откажись она пойти с ним, он бы ее заставил.
Если что-то Элоиза и ненавидела больше всего на свете, так это когда у нее отбирали свободу выбора. А в данном случае она знала, что могла это изменить. Оставить свободу себе. Она шокировала Винченцо той легкостью, с которой согласилась помочь. Ей хотелось продолжать его шокировать.
Она жила во дворце Ариосты, словно постоянно от чего-то защищаясь. Неприкаянная во всех отношениях. Ее мать была жесткой дамой, видевшей в Элоизе лишь приятельницу для примерки платьев. В остальное время она забывала о ребенке, как о ненужной кукле.
Король не обращал на Элоизу ни малейшего внимания, но так было до определенного момента. А Винченцо? Он оказался ее единственным другом. Пока однажды не перестал им быть.
– Мне нужно собрать вещи. И попросить соседку, чтобы кормила Скеррит.
Винченцо нахмурился.
– Это еще кто? – спросил он.
– Моя кошка… Ну, вообще-то она не совсем моя. Время от времени появляется в моем саду, почти как ты. Я ее кормлю.
Винченцо вызывающе приподнял бровь.
– Меня ты не кормила. Мне стоит обидеться?
– Наверное, стоит.
Она уже печатала эмэмэску своей соседке, Поле, спрашивая, не могла бы та оставлять еду для кошки, пока ее самой не будет. Пола ответила коротким «да». Элоиза подняла глаза на Винченцо, чувствуя, что он явно теряет терпение.
– Я выучила одно дыхательное упражнение, – сказала она. – Для снятия стресса.
– Ты не мой психотерапевт.
– У тебя нет психотерапевта, – напомнила Элоиза. – С этим мы уже разобрались.
– Это верно. Но в Ариосту ты вернешься под видом моей любовницы.
От изумления она приоткрыла рот, затем рассмеялась.
– Что? – Смех едва не перешел в хохот. Слезы покатились по щекам. Неужели он это всерьез?
Она следила за его жизнью в последние десять лет. Видела его в новостях под руку с бесчисленными женщинами. Все идеальны, великолепны. Совсем не похожи на нее.
– По-моему, я достаточно ясно выразился.
– Вполне. Просто мне кажется, ты выбрал не ту девушку. Вряд ли кто-нибудь поверит, что я твоя любовница.
– Миру неведомы наши с тобой сложные взаимоотношения, дорогая.
Дорогая? Так он не называл ее никогда. Так он называл других женщин. Он привозил их во дворец, всякий раз с помпой пребывая с ними в страну. И каждый раз его отец был в ярости.
Он позор семьи! Пытается унизить меня! Унизить корону!
Теперь Элоизе казалось, что, возможно, так и есть. Что именно это Винченцо пытался сделать все это время.
От
– Они же все знают…
– О твоем романе с моим отцом? Потому мне и нужна именно ты. Ты идеальный объект презрения. Восемнадцатилетняя девушка, перед которой не мог устоять ни один мужчина.
Он говорил без эмоций, и это радовало Элоизу. Она не пыталась защищаться прежде, и не станет делать этого сейчас. Хотя слушать, как он повторял ложь, напечатанную таблоидами, было и нелегко.
– Зачем тебе везти меня обратно?
– Триумфальное возвращение, Элоиза. В качестве моей пассии. Напоминание о том, как маска благочестия соскользнула с его лица. Прежде чем мы полностью ее сорвем, мы расскажем народу правду. Наступают новые времена. Даже я изменил свое мировоззрение. Человек в его возрасте имеет определенную власть. Особенно человек его положения. Ты была восемнадцатилетней девчонкой, и, хотя я тебя не оправдываю, во всем обвинили только тебя. Думаю, если заставить мир взглянуть на него теперь, они поймут, кто он на самом деле. Хищник без капли морали.
Винченцо не ошибался. Времена действительно изменились. Слишком поздно для нее, быть может, но изменились, это правда.
– И ты думаешь, люди поверят, что мы пара?
– Я мужчина с дурной репутацией. Никто не усомнится, что я мог заинтересоваться бывшей женщиной своего отца.
– Я не это имела в виду.
Элоиза долго смотрела на него, ожидая, что он сообразит, о чем она, но он молчал, с неподвижным, как статуя, лицом.
– Хочешь, чтобы я пояснила, Винченцо? Я знала, что ты мерзавец, но вынуждать меня говорить очевидное, пожалуй, как-то особенно жестоко.
– Объясни, о чем ты? О какой жестокости речь?
– Я не красива. Не по стандартам, принятым в ваших кругах. И одежда идеальных размеров вряд ли налезет на мою фигуру.
Он рассмеялся. Наконец рассмеялся. А вернее, мрачно усмехнулся.
– Идеальный размер? Послушай, я не твоя мать. Я не выбираю женщин по каталогу. Все наряды будут в точности повторять твои восхитительные формы.
– Восхитительные? – Никогда прежде к ней не применяли этот термин. – Я же не в твоем вкусе, – сказала она.
– Ты красивая, пышная, тебя можно уложить в постель. С чего взяла, что ты не в моем вкусе?
Он говорил это так, словно зачитывал список покупок. Молоко, хлеб, можно уложить в постель.
Можно уложить в постель. Эта фраза особо выделялась.
– Я толстая, – бесцветно произнесла она.
– Пышная, – возразил он, и его голос был так соблазнителен. – У твоей матери узколобые представления о красоте.
– Давай все проясним, – начала Элоиза. – Я не комплексую, мне нравится моя жизнь, мне нравится мое тело. И печенье мне тоже нравится. Но я не собираюсь становиться объектом критики со стороны прессы. Я это уже проходила и прекрасно знаю, что они будут делать теперь. Причем с особым наслаждением. Думаешь, они не выложат мои фотографии «до и после» и не проедутся по тому, как я набрала вес?