Предания о самураях
Шрифт:
С таким любезным пожеланием господина Тамэхиру препроводили в тюрьму. Тем временем в результате трезвых размышлений Тамэхира пришел к деликатным умозаключениям. Зачем пропадать из-за своей мстительности, которой он посвящает свою жизнь? Когда стражник принес еду, он выразил свое раскаяние. «Сюзерен Иссики предложил назначить скромного Тамэхиру на место кэраи дома Асикага. Каким же глупцом он оказался! Однако обращать внимание на речи такого неразвитого болвана не стоит. Большого сожаления заслуживают подозрения, брошенные по поводу искренности его светлости. Сукэсигэ-доно в настоящее время укрылся в городке Ёсида-мати рядом с горой Фудзисан. Место, где он скрывается, однако, отыскать сложно. Проводить к нему может разве что ваш Тамэхира. Прошу доложить об этом его светлости. Любое его решение я приму с большой благодарностью. Пусть он принимает свое решение в свете вновь открывшегося обстоятельства». Тамэхира говорил с таким страхом и раскаянием, что тюремщики поверили ему. Акодзу доложил о нем в благоприятном для него свете, и путы с узника сняли. Его сытно накормили. Со всеми почестями и под бдительным конвоем, состоящим из группы кэраи Иссики, его отправили в Ёсида-мати к подножию Фудзисана. Этих кэраи Иссики трезвыми никто никогда не видел. Зато Тамэхира отличался способностью много выпивать не пьянея. Он считался лучшим из приятных собеседников. В скором времени, когда участники этой миссии оказались в пустынной местности за пределами Камакуры, его предложение устроить пирушку получило всеобщее одобрение. Потерявший бдительность пьяный эскорт приближался к городу Ёсида, и в этот момент Тамэхира смог ускользнуть от него. Жители Ёсиды оказались грубым горным народом, они подсмеивались над кэраи и советовали лечить головную боль льдом из Кори-ана (Ледяной пещеры). Пришлось конвоирам возвращаться в Камакуру с пустыми руками. Их начальники лишились голов. Разозлившийся сёгун разжаловал личный состав в земледельцев. Его делами занялся Акихидэ из Камакуры, а Тамэхира занялся приготовлением к проникновению в этот город. Внешне вполне симпатичный, он занялся совершенствованием всего дарованного ему природой, чтобы еще успешнее завершить свою миссию. Золой от
А в это время дева Тэрутэ не по своей воле совершала путешествие по городам Накасэндо на запад по направлению к столице страны. Умпати вел себя как законченный негодяй. Понимая великую ценность своего приобретения, страшась побега или опознания оказавшейся в его власти дамы, он тащил ее с собой главным образом по ночам. В дневное время он останавливался на каком-нибудь захолустном постоялом дворе или в доме земледельца. Выдавая свою спутницу за умалишенную женщину, он привязывал ее к столбу, а потом сворачивался у ее ног и погружался в дрему настолько, насколько позволял ему собственный страх. Не то что о побеге, но и более радикальном действии Тэрутэ даже подумать не могла. Естественно, что при таком обращении она чувствовала себя отвратительно. Сначала Умпати собрался было совершить длительный переход в Мияко. Там он мог бы продать девушку как минимум за тысячу гуанов. Только вот его приобретение вызывало у него все больше тревоги. Она ела недостаточно, чтобы поддержать жизнь в собственном теле, глаза утратили блеск, цвет лица говорил о слабом здоровье. Этой весной 31 года периода Оэй (1424) выпали необычайно обильные дожди, пешие тропы размыло, и они стали опасными для путников, земледельцы утратили гостеприимство и домогались до всех, кому не требовалось их услуг. Умпати проявлял большую прижимистость; ему и его пленнице приходилось многие километры пробираться через топь, а также преодолевать грозные скалы перевалов. Когда они дошли до почтовой станции Аохака в провинции Мино, Умпати созрел для любого компромисса. Он совсем вымотался, причем больше от постоянного надзора за пленницей, чем от физического истощения. И с большой радостью продал Тэрутэ Мантё, которому принадлежал крупный дом развлечений в этом городе, где сходились два потока путников, избравших Токайдо и Накасэндо старой Японии. Мантё дал за Тэрутэ пять сотен гуанов и откровенно сказал Умпати, что заплатил слишком высокую цену. «Что же касается самой дамы, то потребуется несколько недель, чтобы она смогла отдохнуть телом. У вас, без сомнения, имелись веские причины, милостивый государь, чтобы выбрать путь через горы. Прошу принять предложенную вам сумму». Умпати принял. В те дни Аохака уже упоминался в летописях Японии как важное место. Здесь Ёсимото искал убежища после поражения от войска Тайры Киёмори, а покинул его только ради того, чтобы принять смерть в Оми. Его дочь принцесса Яся искала смерти в соседней Кабусэгаве; его сына Ёримото, отправившегося, как пресловутый Иафет (один из троих сыновей Ноя), на поиски своего отца, здесь схватили и препроводили в Киото, чтобы обмануть проницательного Киёмори разыгранным (вероятно) кретинизмом. В начале XV столетия Аохака считался процветающим городом, стоящим на перекрестке оживленных торговых путей. Тем самым он превратился в важный почтовый пункт на пути между южной, северной столицей и областью Канто. Мантё установил, что самым важным человеком в этом месте числился ёродзуя (посредник). [54] Весьма довольный своим новым приобретением, он окружил Тэрутэ самой теплой заботой. И красота ее в скором времени вернулась в самом совершенном виде. Только вот когда для него пришло время заработать на своей заботе о ней, его ждало разочарование. Тэрутэ категорически отказывалась вести себя как остальные служанки постоялого двора, то есть выступать в качестве дамы, ожидающей его гостей. Мантё очень гордился своей стайкой хрупких красоток, служанок постоялого двора или его обитательниц, благодаря которым складывалась репутация его заведения. Но здесь правила настоящая принцесса среди всех них – позже они присвоили этой женщине звучный титул Таю, – которая упрямо отказывалась занимать предложенный ей трон. Мантё мог бы посостязаться с Умпати в жестокости. Как и тот, он трясся над каждым своим «шекелем». Примени он к этой девушке силу, такое обращение убило бы ее, или она покончила бы с собой. Его жена О’Наги сказала: «Сегодня за ее упрямство я как следует ей надавала, и она чуть было не окочурилась. Веди себя осмотрительно. Попробуй убеждение, иначе берегись потерять все потраченные на нее деньги. Попробуй посоветоваться с остальными женщинами. У всех этих девушек найдется свой мотив, чтобы обосноваться в нашем доме. Если удастся узнать, как она к нам попала, можно будет решить, какой подход к ней выбрать».
54
Говорят, в средневековой Японии никаких постоялых дворов не существовало. Однако после сражения Дан-но-ура (1184) дам и женщин Тайры продали в большом количестве в бордели Симоносэки. Аохака (Зеленая могила) находится чуть восточнее Таруи на старой дороге Накасэндо.
Мантё совет жены показался вполне разумным. Подозвав девушку по имени Сэйрю (Зеленая ива), он изложил ее суть дела. «Разузнай причину ее упорства. Ты, при всей твоей привлекательности и старании служащая украшением нашего дома, получишь достойную оценку хозяев. Нашему дому будет крайне выгодно, если Кохаги и Сэйрю прославят его своим гостеприимством». В ответ на такой скромный комплимент Сэйрю притворно улыбнулась. Она совсем не считала Кохаги своей ровней. Естественно, что остальные женщины восприняли поведение вновь прибывшей обитательницы дома в штыки. Сэйрю всеми силами старалась исполнить поручение Мантё. «Существует множество путей, по которым девушки попадают в «город без ночи». Необходима большая удача, чтобы преуспеть в этом деле. Хозяин, потребуется робко и трепетно постараться, чтобы вы добились своей цели». Подбежав к комнате Тэрутэ, устроенной так, будто она остается важной дамой, она мягко толкнула сёдзи, вошла и низко поклонилась в приветствии с долей издевки. Тэрутэ приветствовала ее в ответ дружески и с достоинством. Сэйрю взялась за выполнение своего поручения издалека: «Честно говоря, Кохаги-сан, причины вашего поведения трудно понять. Странно, что вы выбрали жизнь полную трудностей и оскорблений, отказавшись от роскоши и удовольствий. Терпение нашего господина имеет предел. Если вы по-прежнему будете отказываться от службы при нашем постоялом дворе, ему придется прибегнуть к более жестким методам принуждения. Остальным девушкам совсем не хочется подобного примера воздействия. В нашем нынешнем положении мы не видим другой линии поведения, кроме как терпеливое подчинение в общении с каким-нибудь мужчиной». Она рассмеялась и косо взглянула на Тэрутэ. «Милостивая сударыня, вы достигли достаточного возраста, чтобы осознавать простую истину: мужчина не верит ни в преданность, ни в верность со стороны женщины. Во времена непорочности ваша Сэйрю тоже питала привязанность к своему мужчине. Когда я ему наскучила, он продал меня нашему Мантё. Тогда я боялась, что перемены в моей жизни будут ужасными. На самом деле разнообразие добавляет в удовольствие известную пикантность. Сэйрю вполне довольна своей судьбой. Примите добрый совет и прекратите упрямиться». – «С робостью и трепетом слова Сэйрю-сан услышаны, – ответила Тэрутэ. – Но дело в том, что от осквернения ее личности Кохаги хранит клятва. Чтобы сохранить чистоту, она с радостью преодолеет испытания и потруднее нынешних». Уязвленная своей неудачей, Сэйрю покинула Тэрутэ, чтобы отчитаться о беседе перед Мантё. Тот ей сказал следующее: «Да воздастся тебе, Сэйрю. Ведь ты открыла путь к успеху. Если Кохаги отказывается от других обязанностей, тогда я назначу ее придворной дамой своего дома».
Потирая руки, он вызвал к себе Кохаги. Она сразу же подтвердила справедливость всего изложенного Сэйрю. В ответ на это Мантё вежливо сказал: «Легко заметить, что вам нельзя жить у меня просто так, за чужой счет. Я собираюсь использовать вас в интересах дела своего постоялого двора. Но вашей обязанностью будет выполнение всех работ служанки, а совсем не дамы света. Уму! Уму! Что это должно быть? Какую работу вам подыскать? Ах! Обязанности Ядзиробэи и Кидахати следует возложить на кого-то еще. К тому же они зарекомендовали себя как самые бесстыжие ленивые плутовки. Кохаги достаются обязанности по уборке ванны и хлева». Когда Тэрутэ уважительно поклонилась, выражая согласие и удовлетворение, он добавил: «Надо наполнить водой семь лоханей. В каждую лохань вмещается пять бадей (тараи), то есть всего следует налить тридцать пять бадей. С учетом расплесканной воды предстоит восемнадцать ходок до Кагамиикэ (Зеркального пруда). Вода в местной реке течет грязная, а для ванны требуется чистая. Вода в колодце слишком жесткая для намыливания. Воду для мытья надо приносить издалека. Для мытья на постоялом дворе требуется семь полных бадей. Наполнение этих бадей тоже входит в круг ваших обязанностей. Причем отсюда до Кагами-икэ 5 тё (500 с лишним метров). Потом надо будет нарубить дров для подогрева ванн. Этим делом тоже займется Кохаги». Тэрутэ поклонилась, показывая свою готовность заняться таким широким кругом обязанностей. «Прошу слишком не торопиться. Не следует забывать о лошадях. Для них, а лошадей у нас двенадцать, косить траву следует на склоне горы, а не на дорожной обочине. На горном склоне трава лучше всего. К несчастью, гора находится в противоположной от Кагамиикэ стороне. Хотя в любом случае Кохаги не сможет носить воду и траву одновременно. Траву и воду можно носить вместе, но Кохаги этого сделать не сможет». Тэрутэ слушала все это молча. Она ведь очень мало знала о практической работе по уходу за домом. Но при этом осведомленность в домашних делах позволяла ей догадаться о том, что этот бессовестный хозяин постоялого двора издевается над ней, пытается ввести ее в заблуждение и заставить выполнять его желания. Она произнесла: «Указание выслушано с трепетом и пониманием. Задание будет выполнено, иначе Кохаги откажется от ее нынешнего образа жизни». С этим она и ушла.
С тяжеленными бадьями на концах коромысла Тэрутэ подошла к Кагами-икэ. До места ее проводила сводница дома (яритэ) О’Кабэ. Мантё пожалел о допущенных уступках, но парочка уже ушла из дома. На берегу пруда Тэрутэ в очередной раз покачнулась. Коромысло при падении слегка обрызгало грязью ногу О’Кабэ. Разозлившаяся пожилая женщина подняла руку. Ладонью она нанесла тяжелый удар Тэрутэ по лицу, сбив с ног; такое случалось с ней в доме Мантё много раз. «Неуклюжая грязнуля! Наш господин на самом деле мудрый человек. Полдюжины раз ты уже падала с пустыми бадьями. Как же ты их понесешь, когда наполнишь водой? Скоро тебя вразумят. Попомни мое слово». Глумясь над несчастной девушкой, она отправилась домой, чтобы доложить Мантё о совершенном успехе его задумки.
В полном отчаянии Тэрутэ поднялась и встала рядом с прудом. Место здесь было чудесное. Окруженные низкими холмами, поросшими кедром, открывались лужайки по берегам пруда, в это время года убранные цветами лета. На склоне холма отдельно стоял небольшой алтарь. Определенную причудливость ему придавали тории, два каменных торо (фонари), а также каменные ступени. В изумлении девушка огляделась. «Ах! Вот уж правда, что существование Тэрутэ определяется несчастьем. Вокруг одно зло. Все ополчились против меня. Доброго отношения нигде не сыскать. Порученную работу выполнить нет никакой возможности, а этот злой человек тем самым старается заманить меня в ловушку. Однако Кохаги обязательно покинет мою нынешнюю жизнь. Каннон Сама! Каннон Сама!» Она крепко обмотала свой тасуки (узкий шнур, которым подвязывали рукава кимоно) вокруг запястья, затянув узел зубами. Подняв молитвенно руки, она приготовилась броситься в воду. Тут в центре пруда появилось свечение. Оно становилось все ярче, пока сияние не заполнило всю округу.
В середине этого свечения сформировалась фигура женщины: прекрасная, изящная, величественная. Послышался голос: «Тэрутэ не должна сводить счеты с жизнью. Правда заключается в том, что в прошлой жизни совершены были поступки достойные того, чтобы получить вознаграждение в нынешнем воплощении. Но все обернется к лучшему. Вера и целомудрие имеют свою цену. Помни следующие слова Каннон. Все образуется. Тэрутэ должна жить дальше». Легкий бриз пробежал по поверхности пруда. В воздухе распространился тонкий аромат, напоминающий запах горной лилии. Потом видение перед глазами девушки стало бледнеть. Она упала на колени. «Каннон Сама! Каннон Сама!» Но теперь ее крик звучал победно, как знак восстановления веры. Она легко поднялась. Руки освободились для дела. Она наполнила бадьи водой до краев. Потом положила коромысло на плечи. Иё! Веса она почти не чувствовала. Она даже не осознала, как преодолела расстояние до дома. Словно в сказке она очутилась перед дверью постоялого двора Мантё. То же самое происходило при заготовке дров. От легкого прикосновения топора поленья разлетались в щепки. Через несколько часов О’Кабэ вошла в ванную, и ее ждало потрясение: лохани стояли наполненные водой и парили, вода была нагрета до оптимальной температуры, чтобы снять усталость у самых вымотанных путников.
Видение Девы Милосердия
Итак, теперь Тэрутэ ежедневно самым добросовестным образом выполняла свои обязанности. В горы она отправлялась полная веры в благополучное будущее, вдохновленная предыдущим опытом и со словами благодарности к Деве Милосердия. В недоумении она стояла перед буйной травой начала лета, имея очень слабое представление о том, как пользоваться серпом, лежащим в ее руке, зато уверенная в том, что она с ним справится. Пока она так стояла, послышались звуки флейты – фью, фью, фью. Служивая девка Кохаги на самом деле была вельможной дамой Тэрутэ. Прекрасные звуки вызвали воспоминания о счастливых днях, и из глаз сами собой хлынули слезы. Она увидела, как из-за склона холма верхом на корове выехал лихой паренек. Он и оказался тем ловким музыкантом, извлекавшим из своего примитивного инструмента волшебную мелодию. Приблизившись к Тэрутэ, он сразу заметил у нее на глазах слезы. «Ах! Нэсан, вам так сильно нравятся звуки флейты! – Его смех прозвучал очаровательно и музыкально, прямо-таки не хуже собственной флейты. – Но что привело вас в эти горы?» Тэрутэ ответила: «Увы! Мне надо наполнить эти корзины сжатой травой. Только вот я совсем не умею жать траву. Что же мне делать?» Мальчик проникся сочувствием к ее беде. «По всему видно, что ваша светлость совсем мало осведомлены об этом деле. Прошу вас передать мне серп». Ловко спрыгнув на землю, он взял инструмент и добросовестно принялся за работу. Он быстро нарезал травы и наполнил ею корзины. «А теперь, нэсан, куда мне следует их доставить?» Получив ответ Тэрутэ, он от удивления шумно вдохнул воздух. «Наруходо! В Аохаку? Но ведь до туда целых 12 тё (почти полтора километра), а для доставки только этой партии груза потребуется пять или шесть ходок! К тому же с вашим телосложением вам следует таскать не тяжести, а бережно нести свою красоту. К тому же тут у нас моя корова, самым естественным образом предназначенная для транспортировки грузов». С этими словами он стал грузить на корову заготовленные корзины с травой. Потом на корзины юноша посадил саму Тэрутэ. Мальчик разместился на шее терпеливого животного и совсем скрылся из вида за торчащей во все стороны горой корма. Опять же через мгновение путешествие подошло к концу, а корзины составили в хлев Мантё. Мальчик сказал: «Нэсан, в этот час вы всегда найдете помощь на этой горе. Поверьте мне, любую помощь вам окажут с большой радостью». Пока Тэрутэ с глубокими поклонами расточала благодарности, корова с мальчиком приобрела форму светящейся дамы и улетела в сторону сияющего запада. Смеясь и плача, Тэрутэ простерлась в истовой молитве, обращенной к всемогущей и милосердной богине. Она протянула руки к стремительно уходящему солнцу; с легким рассудком, уверенностью в сердце, что оно взойдет снова и с ним придет ей помощь Девы Милосердия – как она приходила в любой форме со стороны земледельца, носильщика, паломника или сельского юноши.
Мантё пребывал в недоумении. Что же ему предпринять? О’Наги, завидуя дерзновенному и стойкому духу девушки, требовала применить к ней самые жесткие меры. «Разве она не нарушила соглашение, в соответствии с которым пришла в наш дом? Что мешает нам поступить точно так же по отношению к ней?» О’Кабэ горячо поддержала ее предложение. Мантё все еще опасался такого развития событий. К тому же он ощущал себя уязвленным с той точки зрения, что Тэрутэ его переиграла, при своем хрупком телосложении выполняя работу за двоих могучих и не ленивых мужчин. Он решил придумать еще что-нибудь поподлее. Так, он присел, ломая голову над тем, как бы досадить Тэрутэ. С того дня, когда девушка попала в его дом, прошли дни и месяцы. Лето сменилось зимой, уже подходившей к концу. Остальные женщины коротали дни в прохладных и темноватых меблированных комнатах. Одетые по-зимнему, они сидели в освещенных солнцем комнатах, выходящих на южную сторону, и грелись у специальных жаровен. Наступление холодного сезона несказанно радовало Мантё и служило на руку. Летом Тэрутэ страдала от жары. Теперь ее на зиму снабдили тонкой одеждой, заставляли работать с раннего утра, когда еще было темно, до поздней ночи, причем нагружали работой, которой хватило бы на двух мужиков. Приближался Новый год, и в доме собралось полно гостей. Тэрутэ занималась порученными ей лоханями для купания, пользовавшимися большой популярностью у посетителей постоялого двора. Добросовестно ходила от одной лохани к другой, проверяя, чтобы все они стояли наполненными водой подходящей температуры. Она подошла к одной из лоханей, чтобы добавить дров. Наклонившись к топке, поворошила угли и подула на них, чтобы усилить естественную тягу. В сполохе пламени она заметила, что в лохани кто-то находится. «Ах! Уважаемый гость, робко и трепетно прошу извинить меня за доставленное беспокойство». Она подняла голову и взглянула вверх. На нее смотрел мужчина. «Ацу! Тэрутэ!» – «Сукэсигэ!» В этот момент подошла дочь Мантё по имени Ханако. Она принесла банное белье, чтобы гость надел его после ванны. Сукэсигэ торопливо произнес тихим голосом: «Здесь Тэрутэ! Только вот это не подходящее место для объяснений. Прошу прийти сегодня ночью в Хагиному (комната леспедецы), где остановился Сукэсигэ». Тэрутэ знаком показала, что поняла сказанное.
Спустя несколько месяцев ожидания, зимой у Мантё появился шанс. Тэрутэ возвращалась из ванной комнаты, ее сознание пребывало в волнении от нежданной встречи со своим господином, от возможности побега, на которую совсем недавно не приходилось даже надеяться. Каким ветром его сюда занесло? Понятно, что он был не просто проходящим мимо гостем. Его поселили в личных апартаментах, прислуживала ему сама дочь хозяина дома. При таком раскладе выглядело бы вполне естественно, если он открыто пригласит к себе любую из женщин постоялого двора. Тем не менее ее он в свои хоромы пригласил тайно. Просто никто из остальных женщин ему не прислуживал. Голос О’Кабэ оторвал ее от размышлений. Издевательски и наигранно любезно улыбаясь, она пригласила ее к Мантё. Этот негодяй заговорил опустив голову, чтобы скрыть свое злорадство, смешанное с большой злобой. «У нас сложилась традиция, Кохаги, с большим трепетом соблюдать ритуалы встречи Нового года. Такова воля ками, переданная нам им самим. Следовательно, тебе предстоит отправиться в город, чтобы купить нанамоно (Семь Предметов). Это: комацу, мадакэ, эби, дайдай, ябукодзи, комбу, носи». [55] Он подал ей тёмоку мон и отвернулся, чтобы посмеяться над тем, как Тэрутэ его поблагодарила. «Касикомаримасита». [56] Она смиренно поклонилась, чтобы уйти, и направилась к двери. О’Кабэ и кое-кто из девушек, бездельничавших у входа, принялись дразнить и высмеивать Тэрутэ, когда она проходила мимо них. Мантё настолько понравилось его изобретение, что он, долго не раздумывая, рассказал о смысле своего издевательства яритэ, а та передала его остальным служанкам. Всем понравилась изобретательность их господина.
55
Комацу – молодая елка для установки перед дверью; мадакэ – бамбук; эби – омар; дайдай – горький апельсин; ябукодзи – растение с мелкими красными ягодами; комбу – съедобная морская водоросль, ламинария; носи – красно-белая упаковка для подарков. Новый год по старому стилю начинался в конце января или даже в феврале (даже 22 февраля, потом перешел на март). В 32 году эпохи Оэй (1425) новый год наступил 20 января.
56
С уважением выслушал и понял (яп.).