Предания о самураях
Шрифт:
Глава 13
Дева милосердия
Дзёа Сёнин располагал вполне объективной информацией о судьбе девы Тэрутэ. Негодяи из клана Ёкояма во время схватки обнаружили известных нам женщин в гроте Бэнтэн у Дзэни-араи-идо. По приказу Ёкоямы Сабуро несчастную Таматэ сразу же наказали смертью. Двух женщин помоложе увели вниз, в Сасукэгаяцу, и там препроводили обратно в бэссо, где им предстояло дожидаться решения Сёгэна. Сабуро позаботился о том, чтобы снова не потерять их по вине Китидзи и Китиро. Таким образом Тэрутэ и Каору оказались в палатах, выход из которых существовал только через дверь или крышу. Главное решение касалось судьбы Тэрутэ. На исходе второго дня плена ее вызвали к Сёгэну и холодно сообщили о завершении земного пути Сукэсигэ, умершего после отравления. На следующий день по согласию или насильно ее собирались выдать замуж за Таро Ясукуни. Никакие возражения не принимались в расчет. Полную решимости отказаться от уготованной ей судьбы Тэрутэ вернули в заточение к своей подруге по несчастью. Каору оставили в качестве трофея Сабуро Ясухару, готовившему ей погибель. Поскольку этот герой отправился по своим делам в Фудзисаву, наша парочка в лице девы и танцовщицы снова оказалась вместе.
В эту ночь Тэрутэ не сомкнула глаз. С болью в душе она наблюдала метания измотанной и покрытой синяками Каору, с которой обращались очень грубо. Среди ночи она уловила звуки странного движения в их доме. Сквозь щели закрытых амадо из комнат пробивался яркий свет. Что там происходит? Она подошла к сёдзи, раздвинула их в стороны и попыталась хоть что-то выяснить у кэраи, стоявшего на часах. Того на месте не оказалось. Зато в ее комнату хлынуло облако густого дыма. И тут же она услышала крики, доносившиеся со всех сторон. Теперь, когда стража разбежалась, Тэрутэ осмелилась отодвинуть амадо. Их Гонгэндо, как его называли в насмешку, стоял объятый пламенем. К этому моменту Каору тоже проснулась и присоединилась к госпоже. Танцовщица проявила большую ловкость. Через мгновение она вышла наружу на крышу. Взяв Тэрутэ за руку, она повела ее как можно дальше от стремительно подступающих языков пламени. Внимания на побег двух невольниц обратили совсем немногие. Большинство следовали их примеру.
48
Речь идет о Казусе Ситиробэи Кагэкиё, то есть третьем сыне Казусы-но Сукэ Тадакиё, сопровождавшем Ваду Ёсимори, когда того в 6 году Кэнкю (1195) отправили в Даибуцу, принадлежащую Нару Тодаидзи, по приказу Ёримото. Фигуры Кагэкиё считаются ценными с точки зрения понимания киё, или памятных подношений. Ёсимори вернул его как опозорившегося вассала. Позже его передали для разбирательства дела со стороны Яты Томои. Не добившись прощения, он отказался от приема жидкости и умер. Так говорится в легенде, посвященной данному захоронению («Камакура» кисти Омори Кингоро). По традиции данное захоронение считается местом его заточения и мученической смерти.
Девушкам очень везло. Во время своего побега они повернули назад в Кэнтёдзи и вскарабкались с противоположной стороны алтаря Ханзобо на территорию к северу от Окурагаяцу. Не знавшие сложностей проходов в этих горах, они в скором времени сбились с пути. Наступил день, и они по очереди искали путь и отдыхали, выходили на какие-то мелкие фермы и сразу сбивались с пути снова. Вымотанные такими непривычными для них нагрузками, около полуночи они вышли через лес на более или менее широкую дорогу. В обе стороны она круто шла вниз через прорубленные человеком скалы. Прямо навстречу им как раз шла пожилая женщина. «Ах! Какие красивые девушки! Почтенные дамы, вы выглядите очень усталыми. По всему видно, что вы решились на побег от пожара в Кайдзодзи. Входите внутрь, для меня большая честь оказать вам услугу, в которой вы обе, без сомнения, нуждаетесь». Эта женщина говорила со всей доброжелательностью. Каору ответила ей так: «На самом деле вашей светлости отдохнуть совсем не помешает. Без этого нам дальше не уйти, и к тому же мы сможем узнать кое-что о пожаре, а также что вообще происходит. – Повернувшись к женщине, она продолжила: – Большое спасибо за пристанище, любезно предложенное вами. И кстати, как называется эта местность?» Пожилая дама сказала: «Оно известно как Асахина киридоси (дорога, проложенная Асахиной). [49] На протяжении многих лет мы обслуживаем путников; в основном купцы, и такая красавица появилась у нас впервые. Все – муж, сын, дочь в его свите – оставили свою оба (тетушку), чтобы заняться домом; и тут в Гонгэндо случился этот пожар. Прошу вас войти внутрь». Она принесла горячей воды, чтобы помыть им ноги, и сама вытерла их насухо. Девушек провели в небольшую, но чисто убранную комнату в тыльной части дома, выходящую окнами на возвышающиеся скалы и резко идущую под уклон дорогу внизу. Потом хозяйка оставила их, чтобы приготовить угощение.
49
Знаменитый сын Вады Ёсимори Асахина Сабуро. По легенде, именно он прорубил этот путь через лес за одни сутки. С тех пор эта дорога носит его имя. (Примеч. ред.)
После трапезы Тэрутэ с Каору сморил сон. Проснулись они далеко после полудня. Раздавались какие-то голоса. Лавку снаружи наполняла шумная возбужденная толпа народа, обсуждавшего события прошедшей ночи и дня. О причинах пожара делали самые разнообразные предположения. Кто-то рассказывал, будто пьяный гость в Томимаруе опрокинул лампу. Еще один мужчина называл причиной месть оскорбленного работника кухни. Третий говорил так: «Кикё-сан говорит дело, но пожар возник по причине, которая выглядит гораздо правдоподобнее. Говорят, что пожар устроили привидения». В толпе послышались громкие возгласы недоверия. «Да, именно привидения. Всем известно, что совсем недавно Сабуро-доно отравил Огури. Теперь же в Камакуре явились господин со своими самураями, чтобы отомстить старому вельможе Мицусигэ за Иссики-доно, который оклеветал его перед принцем Мотиудзи. Притом что кэраи Сабуро повинились в убийстве горными разбойниками их господина на пути из Фудзисавы, многие верят в их первоначальную легенду о привидениях рото Огури. И поэтому они называют причиной пожара в Томимаруе кровную месть». Кто-то добавил: «По правде говоря, эти самураи из Камакуры считаются страшными людьми, ведь только духи могут устроить такой переполох». Свое слово сказали и маловеры. Спор казался бесконечным. Потом на гору с одышкой взобрался мужчина среднего возраста, с руками синими от долгого обращения с красильной баркой. «Ах! Обасан (бабушка)! Мои никчемный сын и ваша почтенная дочка разве еще не вернулись?» Получив отрицательный ответ пожилой женщины, он продолжил свою речь: «Что за ночь! Проработав с моим сыном Томоиэ весь день в полную силу у лоханей, мы готовились как следует отдохнуть. Однако всю ночь пришлось таскать пожитки подальше от Огигаяцу на склон горы в Сасукэ. Ведь никто же не знал, где остановится этот пожар. Всем известно о том, что обасан нашего дома женщина совсем беспомощная, зато очень жадная. Мне досталось тащить на плечах ее саму с денежным ящиком. Признаюсь, тяжелыми оказались оба этих предмета! С такой тяжелой поклажей нам не повезло встретить процессию господина Иссики Наоканэ. Я простер в приветствии свое ничтожество, а обасан носом и своим ящиком полетела в ближайшую сточную канаву. Только потому, что они спешили и развеселились, ее не зарубил буси, так как один из них очень разозлился и совсем было собрался это сделать. На наше счастье, он не заметил денежного ящика нашей бабушки. Они же рассказали ужасную легенду о городе Камакуре. Получается так, что сёгун Иссики подвергся нападению на мосту Саикё со стороны привидений рото Огури и что его светлость лишился головы. Была ли это шутка, или все сказано всерьез, только на самом деле норимон (паланкин) пронесли в большой спешке». [50]
50
Совсем рядом находился Мондзюсё (судебный орган) Бакуфу. Поэтому имя Саикё-баси переводится как «Мост правосудия». Он находится между дорогой Хасэ и нынешним дворцом (Го-Ётэй) рядом с местом, где эта дорога поворачивает на Сасукэгаяцу.
При таком подтверждении фактами из его рассказа все слухи выглядели как-то достовернее, и рассказчик удовлетворенно улыбнулся. Таким манером всем придирам заткнули рот. Спокойствия, однако, в толпе не наступало. Болтовня и шутки прекратились. Люди постепенно выясняли все, что им требовалось, и расходились. Каору сказала Тэрутэ: «Незавидная доля выпала вашей светлости. Сомнению не подлежит то, что именно рото Огури совершили ночное нападение на Томимарую в поисках вашей светлости и заслуженного возмездия врагу. И что же теперь прикажете делать?» Тэрутэ погрузилась в раздумья. Потом ответила так: «Я слышала, как мой господин рассказывал о том, что рядом с Муцуурой у Нодзимы жил один рото Огури по имени Мито-но Тамэхира. У брата этого человека по имени Косукэ Тамэкуни служил каро дома Сатакэ. Если бы удалось его отыскать, у него, без всякого сомнения, можно было бы разузнать о судьбе моего господина, и все встало бы на свои места. Давай разузнаем дорогу на Муцууру». Обратившись к достойной даме, они собирались оплатить угощение и узнать направление движения. Направление эта пожилая женщина сразу же указала. «Уже поздновато, но если чуть-чуть поторопиться, то можно до наступления ночи добраться до Нодзиму. Что же касается скромного угощения, я прошу вас принять его бесплатно. Благоприятная рекомендация со стороны таких уважаемых сударынь своим гостям послужит достойной платой за мои старания. Мне кажется, что вы скоро вернетесь к нам в Гонгэндо». Она решительно отказалась от каких-либо денег. Выслушав эти несколько сомнительные любезности, смысл которых Каору поняла лучше, чем Тэрутэ, наши девушки покинули гостеприимный дом и стали спускаться по перевалу в направлении города Канадзава.
Теперь, если верить летописцу, сложнейшей задачей для Тэрутэ и Каору было замедление темпов движения до берега Юигахамэ и сбор мелких морских ракушек, чем сегодня занимаются очень многие японские женщины. Или еще измерение шагами сада, полированных рока на бэссо или во дворце наслаждений. Ночной пеший переход для них показался отнимающим все силы. Путь им дался с большим трудом. Наступила глубокая ночь, когда они, едва держась на ногах, пересекли поле и вошли в деревеньку рыбаков под названием Нодзима. Пока они стояли в нерешительности, размышляя, что предпринять дальше, к ним подошла женщина. Она несколько минут пристально осматривала их с головы до ног. Потом сказала: «Я вижу, что вы, благородные женщины, у нас впервые. Понятно, что вам удалось спастись от пожара в Кайдзодзи. В нашей рыбацкой деревне подходящего места для таких гостей не найти. У меня здесь на переправе стоит утлая лодка. Мой дом находится на противоположном берегу. В свое время он служил постоялым двором, а сейчас превратился в убогое место случайного посещения торговцами косметическими пастами, рисовой пудрой, расческами и прочими предметами гигиены; а также купцами, торгующими корзинами, сетками для мисо и прочими незатейливыми товарами. Отдыхать там вам будет гораздо уютнее. Прошу оказать честь моему скромному дому». Тэрутэ не понравилось, как смотрела эта женщина. Взгляд ее глубоко посаженных глаз отличался жестокостью. Рано поседевшие волосы окаймляли грубое лицо еще молодой и бодрой женщины. Тем не менее что еще было делать среди темных домов этой дикой прибрежной деревни? Согласные на все девушки взошли на борт предложенной им лодки. Женщина веслом решительно оттолкнулась от берега. Плененные красотой представшей перед ними картины с черным рисунком гор на фоне более светлого неба, усеянного звездами, мерцающей водой, морем вдалеке с островами, освещенными луной, как раз встающей над горизонтом, они обращали мало внимания на орудовавшую веслом женщину. Через десять минут они причалили к противоположному берегу бухты. Они вошли в дом, и их провели в предназначенную для них комнату. Низко поклонившись, женщина произнесла: «Дом у меня убогий, но при наличии денег все можно купить, в том числе сакэ или рыбу. Покорнейше жду ваших распоряжений». Девушкам хотелось только одного – отдохнуть с дороги. Однако ради благополучия этого дома они заказали рыбу и амадзакэ (сладкое легкое вино). Чтобы оплатить угощение, Каору неосторожно достала небольшой мешочек с китайскими монетами, имевшими хождение в то время. При виде денег женщина моргнула с заметным исступлением. Ее пальцы непроизвольно дернулись. Она жадно схватила монету, предложенную в качестве оплаты за покупку. «Ах! Ваша трапеза будет достойной ее участников. Вы попали в бедную рыбацкую деревню, но омары и бычки в ней найдутся. Пусть вам не покажется это похвальбой, но приготовят их в достойном представителей великого клана виде». Выйдя наружу, она позвала своего сына – симпатичного живого паренька лет двенадцати. «Иди в дом и развлеки наших важных гостей. Рот не разевай и следи за ними как следует». С этими словами она со всех ног поспешила по делам.
Раздобыть обещанное продовольствие, однако, оказалось делом очень непростым. Неподалеку от храма Кинрюдзи с его огромным камнем, на котором спустился Мёдзин из Мисимы, она постучала в дверь дома. К ней вышел мужчина. «Гэнтаро-сан, ваш уважаемый хозяин Котака дома?» – «Ах! К нам пришла мать Муцууры почтенная Фудзинами-сан. К великому сожалению, Котакэ-сан пришлось отлучиться на пожар в Гонгэндо. Уже поздно, но он еще не вернулся. Прошу вас немного подождать». Фудзинами ответила отказом: «Не могу. Дело не терпит отлагательства». – «Прискорбно! – сказал Гэнтаро. – Мне, Гэнтаро, переданы полномочия хозяина во время его отлучек. Изложите мне суть вашего дела». Фудзинами криво усмехнулась. Гораздо удобнее было обсудить ее проблему с Гэнтаро, чем с Котакой-сан. Последнего считали человеком жадным и прижимистым, когда речь заходила о ссудах земледельцам. При любом раскладе деньги или все, что сулило деньги, его живо интересовало. На этот раз она решила соблазнить его размером предполагаемой взятки. Она сказала: «Честно говоря, мзда сама просится в руки, просто манна небесная. [51] В мой дом попросились две девушки небывалой красоты. Все говорит о том, что они спаслись от пожара на постоялом дворе Кайдзодзи в Камакуре. Они направляются в Юки, но можно вернуть девушек их владельцам. Прошу вас мне щедро за них заплатить». Гэнтаро наморщил нос: «Паршивое предприятие, Фудзинами-сан. А что скажет хозяин? Купить что-то в данном случае – означает продать этот товар где-то еще и надуть самих владельцев. Продажа девушек относится к категории сделок, от соизволения на которую он воздержался бы. Да и деньги на его нужды потребуются. Как вы утверждаете, возвращение этих беглянок на их место представляется поступком благородным. На двести гуанов можно вполне сговориться». Фудзинами вскрикнула. Ее возмущению не было предела. «По двести гуанов за каждую. Обе они милые, причем одна из них непревзойденная красавица». Голос Гэнтаро звучал холодно: «Разговор об этом деле ведется только из уважения к Фудзинами-сан. Но даже при этом его следует как-то иначе преподнести в докладе хозяину. Соглашаться или нет – ваше дело; или идите торговаться куда-то еще». Такой вариант Фудзинами никак не подходил. У нее не оставалось ни времени, ни другого покупателя. Сделку пришлось заключить. Ее совсем не устраивало то, что она открыла Гэнтаро глаза на характер его торга, ведь искренне считала речь о Котаке-сан примитивным лицемерным намеком. Каким вздором выглядит его лицемерие по поводу судьбы девушки в этой рыбацкой деревне! Таким образом, они договорились о том, что перед второй сменой часовых (в три часа ночи) Гэнтаро должен ждать у Сэто-баси со своей лодкой. Он добавил такое пояснение: «Дело не в том, чтобы сообщить обо всем данна. Он должен раздобыть деньги и представить все обстоятельства после дела в наилучшем виде. Вот так. Что же касается девушек, то их следует как можно быстрее вывести из Камакуры и самого района. Гэнтаро готов организовать эту часть предприятия». На том они расстались.
51
Момогава использует выражение канро – это сладкая роса, выпадающая с небес в районе добродетельного сюзерена; на самом деле – выделения насекомых, обнаруженных на фруктовых деревьях.
Теперь судьбой Тэрутэ или Каору занялась почтенная Фудзинами, не говоря уже о Юки. И она собиралась обратить особое внимание на бегство двух дзёро из Гонгэндо, а также прекратить все угрызения совести Котаки и, вероятно, Гэнтаро. О последнем, однако, она знала слишком много, чтобы на него рассчитывать. Завершив покупки, она отправилась назад к гостям, прокручивая в уме различные спо собы захвата без промедления всего золота, принесенного с собой Каору. Теперь обратимся к источнику такого заметного богатства нашей танцовщицы. Жил некий престарелый деятель из клана Хамагури, служивший в должности банто, или приказчика у купца, специализирующегося на сбыте шелка в Камакуре, а также в банке, если уж речь идет о текущих средствах. Так сложилось, что перед отправкой в путешествие по удаленным деревушкам и городкам провинции Мусаси, где он скупал у земледельцев тканый шелк, он ради развлечения посещал квартал Кайдзодзи. Там он проводил время в состоянии своего рода нирваны и поклонения богу вина. В такие дни бессознательного существования он вверял свои ценности трезвой заботе Каору, и она всегда добросовестно оправдывала его доверие. К несчастью для него, он ничего не знал ни о коварных замыслах Ёкоямы с Томимаруей, ни о готовящейся мести рото Огури. Ему не повезло в том, что его загул совпал по времени с этими событиями. Непреложным оставался один только факт: Хамагури-сан оправдывал свое имя и отличался неразговорчивостью, поэтому ни разу не появился снова в лавке братьев Иккё. Состояние его нирваны переходило из фазы опьянения в стадию встречи с вечностью, поэтому владелец торгового дома, выяснив происхождение гостя, только пожимал плечами, находил двести рё [52] в виде золотого песка с наплавленной позолотой Томимаруи и вносил их на счет прибыли и убытка. Как раз это золото и взволновало корыстолюбивую Фудзинами. Она подумала так: «Надо бы заручиться чьей-то помощью. Девушку следует убить. Гэнтаро-сан вполне может справиться со второй. Ах! Тода с Тэннин-мару (судно «Ангел») должен мне помочь. Он возьмется за избавление от тела, и никто с такой задачей лучше его не справится».
52
Двадцать рё значительная сумма для того времени. Чеканкой монет во времена Асикага занимались китайцы. Золотая пыль в заклеенных бумажных пакетах или слитки в виде легкоразрезаемых прутков тоже имели хождение.
Тем временем в покинутой усадьбе происходили события, заслуживающие внимания нашего любезного читателя. Выполняя указание своей матери, мальчик вошел в меблированную комнату наших дам. Он приветствовал гостей, распростершись перед ними. Заговорила Тэрутэ: «Как раз его-то можно обо всем расспросить. Какой чудесный мальчик! Он вызывает искреннее расположение к себе. Соизвольте рассказать мне, юный хозяин, живет ли здесь поблизости мужчина по имени Кодзиро Тамэхира? Возможно, он проживает под другим именем. Как рото Огури, он должен скрываться от врагов». После такого неразумного замечания Каору испытала страх, а мальчик немало удивился. Он коснулся рукава Тэрутэ. «Рото Огури? С чего это, нэсан, вы заговорили о рото Огури? Ах! У вас за левым ухом я вижу маленькую родинку. И вы очень красивая женщина. Моя мама часто говорила о жене Кодзиро Сукэсигэ по имени Тэрутэ-химэ из клана Сатакэ. У нее тоже видели родинку за правым ухом. Так вы же на самом деле та Тэрутэ! – Он радостно захлопал в ладоши. Потом сказал испуганным женщинам: – Не надо бояться. Я нежно люблю своего старшего брата Кодзиро. Меня зовут Мантё, и я прихожусь сыном Фудзинами. Ах! Нэсан, сама судьба привела вас к нам сюда. – Тут он нахмурил брови: – Постойте! Ваш Мантё не совсем уверен в своих выводах. Моя мама говорила обо всем этом много раз, но всегда в недобром тоне. Прошу пока что ничего не говорить: дайте ей время на то, чтобы разобраться со своими чувствами. И не раскрывать своего происхождения». Пока он говорил, раздвинулись сёдзи, и появилась Фудзинами. Окончания беседы, проходившей вполголоса, она разобрать не смогла. Зато ее начало она расслышала прекрасно. «Так оказывается, к нам в гости пожаловала ненавистная жена Сукэсигэ! Она попала в руки Фудзинами! Продать ее Гэнтаро? Никогда! Ее уделом должна стать смерть. Месть для меня, двойная оплата золотом для Тоды. Гэнтаро может просвистать такие условия. Он примет любое оправдание. Цвет волос изменился (лошадь другой масти). Никто, кроме Фудзинами, не будет шарить рукой у нее за пазухой. Теперь разыграем полную неосведомленность». Она вошла в комнату, объявила о том, что вечерняя трапеза подана, потом поспешно ушла, будто ее ждали неотложные дела. Мантё с ребяческим восторгом и увлечением выступил в роли полового постоялого двора. Фудзинами оставалась снаружи, стараясь подслушать любые обрывки беседы, но ничего нового не узнала. Когда с трапезой было покончено, она снова вошла в комнату, чтобы предложить гостям отдых. Измотанные и ждущие информации от Мантё, девушки без малейших возражений приняли такое предложение. И в скором времени госпожа и служанка погрузились в сон, сопровождавшийся тревожными видениями.
Фудзинами, как и многие матери, думала, будто она хорошо понимает своего сына. Но знала о нем очень мало. Его замкнутость воспитывалась под влиянием ее проницательности, ведь она не позаботилась о том, чтобы предупредить его по поводу личности гостей. Она отправила его спать в мастерской, дождалась его ровного дыхания и решила, что наступило время заняться делом. Тода с Тэннин-мару долго ждать себя не заставил и в скором времени явился. Он выглядел массивным неуклюжим человеком. Закутанный в толстое кимоно для зимы, делающее еще толще его конечности, он напоминал Нё, того самого Нё из Сугимото Каннон-до или Катоку-Ин, особенно ужасного и будто бы оспустившегося до уровня рыбака. Фудзинами заявила напрямик: «Наша цель изменилась». Тода спал с лица, взгляд его стал сердитым. Женщина рассмеялась: «У Тоды случилось раздвоение личности; то же самое можно сказать о нашей задаче. Так случилось, что эта девка приходится женой Огури Сукэсигэ, тому самому, которого так ненавидит Фудзинами. Она тоже должна умереть, но от моей руки. Тоде поручается избавиться от их тел. Золото поделим между нами двоими». – «Говори, что надо делать, – ответил мужчина, – таскать тяжести или нанести смертельный удар». Он вытянул руку, похожую на молот. Фудзинами возразила: «Нет, я собираюсь совершить убийство своими руками. Жди здесь. Фудзинами сообщит о завершении задуманного дела. Сначала пусть они крепко заснут. Пусть в Каннон-до Муцуура пробьют первый час ночи. Вот тебе сакэ. Угощайся». Прихватив с собой кухонный нож (дэба-ботё), она вышла из комнаты. Точильный камень запел: вжик, вжик, вжик.