Преданная
Шрифт:
Кое-как расслабляю задеревеневшие пальцы. Он поддевает мой подбородок своими и запрокидывает голову.
Не знаю, права ли я, но кажется, что втягивает воздух. Снова сжимаю губы.
Не надо мне устраивать алкотест.
Разряды напряжения пляшут невидимыми искрами там, где он меня касается. Мужской взгляд нагревает мою кожу.
– Обо мне сплетничают… – Тарнавский повторяет, растягивая слова. – А ты внимательная. Хорошая у меня помощница.
Я знаю, что это ирония. Обидно очень. Но и тепло. От пальцев. От тела. От
– Волейболом занималась? – Тарнавский даже не делает вид, что не наблюдал. От резкой смены темы и движения пальцев от подбородка к шее по телу проходится слабость.
Он не сжимает, но гладит. Держать подбородок вздернутым теперь неудобно, но я не опускаю. В глаза нужно смотреть. Может он смелость и оценил в Вите.
– В детстве. – Отвечаю коротко.
– Ты знаешь, что профессионалу разъебывать любителей неэтично?
Никогда не могу предугадать ход его мыслей и развитие нашей беседы. Его претензия заставляет только рот сначала широко открыть, а потом захлопнуть.
– Вам за сестру обидно? Она хорошо играла…
Хвалю его Майю, Тарнавский улыбается. Кивает в качестве благодарности. Гладит... Не знаю, зачем.
– Ей с вами понравилось. Только мне вы – нет.
Кривлюсь в ответ на колкость. Мужские пальцы тем временем съезжают назад. Сначала подушечки надавливают на шею сзади, потом ныряют в волосы.
Тело реагирует такой яркой вспышкой удовольствия, что я закрываю глаза. Пережить бы... Пульс подскакивает. Дыхание частит...
Нужно прекратить это срочно, но я чувствую себя парализованной. Вдруг осознаю, что попала в ловушку.
Чтобы остановить происходящее, стоит вжаться ладонями в грудь, легонько толкнуть. Он отступит. Извиниться. Раствориться. Но я открываю глаза и паралич только усиливается.
Сконцентрированный на моем лице взгляд ни черта не пьяный. Пальцы продолжают обманчиво расслаблять, надавливая на, несомненно, эрогенные зоны и поглаживая.
Тарнавский подается ближе. Втягивает воздух. Мажет губами по губам. Я дрожу.
– Ты хоть не набуханая… – То ли хвалит, то ли оскорбляет…
Я кладу ладони на твердую, горячую грудь и давлю. Промах. Ему похуй. Не отступает. Дергаю головой, он делает паузу в опасно расслабляющих поглаживаниях. Удерживает. Принуждает не брыкаться.
Чтобы не таять, цепляюсь за злость. Давлю на грудь еще раз и спрашиваю:
– Елена в курсе, что у вас с ней свободные отношения?
– Языкастая такая... – Это не комплимент. Почему-то направленный на мои сжатые губы взгляд наталкивает на мысли о неочевидном пошлом подтексте. Веду кончиком по губам. Убеждаюсь, что в карих глазах вспышками зажигается похоть.
Чуть ли сама не подаюсь вперед. Хочу прижаться своими влажными губами к его, но мой затылок снова сжимают пальцы. Он удерживает. Возможно, от глупости.
Ждет, когда наведу
– Ты за кого беспокоишься, Юля? За мой моральный облик или за Лену? – Вместо того, чтобы ответить, я плотно сжимаю губы. Смотрит на них. Потом в глаза опять. – В обоих случаях, зря.
– Вы ведете себя…
– Как? – Ляпну «неподобающе» – выставлю себя посмешищем. Но ответа судья не дожидается. – Люди в принципе не заточены на то, чтобы оправдывать возложенные на них ожидания, Юля.
Обычная вроде бы фраза бьет по ушам и куда-то в грудь. Но вы же ждете, что я буду преданной?
Позволяю своим рукам чуть съехать. Чувствую биение сердца. Оно… Быстрое.
После паузы мужчина снова мнет мои волосы. Смотрит в лицо совершенно трезво и без выраженных чувств.
– Сама-то почему ночами шляешься? – Спрашивает, усиливая эффект требовательным кивком подбородка. – Мажор твой в курсе?
Подобранное для обозначения Игоря слово сочится пренебрежительным отношением. Я испытываю стыд за то, что отчасти сама виновата.
Мы вынесли Спорттовары за скобки, обсуждать не будем, это понятно, но вдвоем же знаем, что одинаковые. Играем друг с другом, а потом расходимся по номерам с другими.
– Бедная Майя, – качаю головой, рискуя вызвать настоящий гнев, потому что их отношения – точно не мое дело. Но даже если задела – виду Тарнавский не подает. Слегка усмехается:
– Потом спасибо мне скажет. – Утверждает, явно ни секунды не сомневаясь. Да и я не сомневаюсь.
Как брат, сын, дядя он, кажется, действительно невероятный. Как судья… Я еще не поняла. А со мной… Переменчивый.
Передвигает мою руку выше. Кончики пальцев касаются голой кожи над воротником его поло. Не знаю, чего хотел бы он, но я зачем-то легонько царапаю.
Вопреки логике это не утоляет, а разжигает жажду. Повторяю, лицо мужчины подается ближе к моему.
– Тебе приключений мало? – Тарнавский спрашивает, задевая мои губы дыханием.
Я, как идиотка, киваю.
Мне губ ваших мало. Твоих.
Не знаю, почему он медлит. Поцелуй кажется неизбежным. Я резко забыла каждую из причин тормозить.
Хочу провернуть его же фокус – надавить на затылок, хотя сама давно уже чувствую не давление, а мерные поглаживания на шее.
Только мои усилия ничего не дают. Проезжаюсь по ежику на затылке. Зарываюсь в волосы и давлю. Тарнавский без проблем подается назад. Ощупывает лицо взглядом.
Я физически ощущаю перепад температур. Кажется, что кочегар захлопнул дверцу топки. Ресницы сжигает столп искр. Тело окутывает пыхнувшим жаром. Резко становится слишком жарко, а потом до ужаса холодно.
Магию разрушает расчетливое:
– Так может просто сексом займемся, Юль?
Глава 23