Предатель
Шрифт:
«Старик не верил в воскресенье после смерти», – понял Йехошуа. Ученые библиотеки тоже высмеивали восстание из праха тленной плоти. Но за сомнениями Иедутуна Йехошуа угадал не высоколобые препирательства Ершалаимских храмовников, саддукеев и фарисеев, а более глубокий спор: если человек не восстанет в плоти, надо ли чтить Бога? От дурного их удержит не страх пред Ним, а страх перед земным законом.
Ареопаг мудрых, догадался Йехошуа, поняв зыбкость слова, искал, как хитростью укрепить веру простачков. От соприкосновения с верованиями народов империи чистота древнего Писания замутилась в сознании слабых. Вседержитель
– Дядя говорит, Хизкия и Иедутун дружили, – ответил Реувен на расспросы Йехошуа. – В молодости они учились мудрости в Индии. Затем поссорились. При избранных Хизкия отпускал душу для беседы с Господом и возвращался назад. Этому его научили индийские дервиши. Когда в последний раз Хизкия отпускал душу, три дня от заката до заката старцы не слышали биения его сердца. На закате четвертого дня он встал и рассказывал, что видел Вседержителя во всей славе Его. Могущество Его столь велико, что Вселенная – прах у ног Его. Под страхом смерти мудрейшие молчат об этом. Дядя говорит, что Хизкия умеет готовить настой. Эта трава водится лишь в горах Каппадокии. Но если ты проболтаешься, – хватился парень, – тебя усыпят навсегда сонным зельем.
– Иедутун знал тайну?
– Он тоже отпустил душу для беседы с Господом. И видно, угодил Ему. Господь оставил его подле себя…Правда, – с сарказмом добавил Реувен, – перед тем мудрецы попоили старика сонной водицей…
Йехошуа прочитал комментарий покойного старца к Торе. Или на греческий манер – «книги пяти сосудов», ибо свитки хранились в кувшинах. «Так же как к богатству прибывает богатство, зло порождает зло. Нельзя мстить и ждать за месть добра, как нельзя ждать полную чашу, если сам подал пустую. Мошеах узаконил возмездие. Но если Небесный Отец простил народ, предавший Его, мог ли он дать ему лишь беспощадный закон? Как можно взять зуб за зуб, если сказано в Левит: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя». Дети боятся строгого отца, но любят его, ибо он милосерден и защищает их от дурного. Закон не защищает, а наказывает. Достанет ли жестокому наказать кроткого?»
Мудрец понял суть Небесного Отца – Небесный Отец милосерден!
Годы размышления над Писанием наполнились для Йехошуа новым смыслом. Небесный Отец милосерден! Главное не замутнить это ощущение лишними знаниями.
У Реувена Йехошуа запасся папирусом и краской и месяцами трудился над Торой.
Он сделал первую запись: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».
Он нашептывал то, что записано у пророков. И мудрость звучала неубедительно!
Йехошуа произнес те же слова от себя! Они зазвучали, как откровение!
Сначала Йехошуа оробел. Но озарения, решил он, приходят не сами по себе. Их дарит Небесный Отец! А раз так: Небесный Отец говорит его устами!
Йехошуа вслушивался в каждое Его слово и отделял правду сердца ото лжи в себе.
Но зачем Небесный Отец дал ему этот дар? – спрашивал он себя.
Небесный Отец через Мошеаха дал людям Закон для повседневной жизни. Теперь Он дополнил Завет законом сердца! Этот закон невозможно обойти. Лишь закон сердца заставит выполнять Закон Мошеаха без понуканий.
Реувен вместо друга прислуживал мудрецам за трапезой и тайно носил Йехошуа хлеб в симнеон, чтобы за неистовыми трудами приятель не умер от голода.
Как-то Реувен зашел к Йехошуа и прочел над его плечом на пергаменте: «Сказано: око за око, зуб за зуб. А вместо этого надо: не противься злому».
– Ты покажешь это мудрецам? – изумился Реувен. Йехошуа не нашел, что ответить. – Ты ведь знаешь, что делают с ложными пророками. Зачем тебе это?
Йехошуа напомнил ему из Левит «Не мсти…»
– В моих словах нет нового и противного Закону.
– Лучше сожги!
С того дня Йехошуа записывал на мокром песке, запоминал и стирал записи.
Однажды он застал в своем симнеоне Йехуду. Молитвенник читал, подслеповато приблизив свиток к носу, словно нюхал его. Заметив Йехошуа, он торопливо уковылял.
Во время зимних дождей двое молитвенников умерли от лихорадки. Такое в общине случалось прежде. Но в месяц сиван перед Великим праздником пятидесяти в своем монастыреоне нашли тело молитвенника Элифаза. Он уморил себя голодом. Одни завидовали участи праведника, подвигом заслужившего милость Господа. Другие роптали о бессмысленной смерти.
Великий праздник ценился в общине выше Пейсах. Бенайя объяснил Йехошуа, что молитвенники почитают не только простое число семь, но и квадрат его. Ибо это число не порочно и вечно действенно. Праздник великого празднества совпадает с числом пятьдесят, как квадрат прямоугольного треугольника. Для мудрых оно самое священное и жизненное число – основа происхождения и существования универса…
Сухая математика не интересовала Йехошуа. Он спросил Бенайю, коль единица равна равному, ни есть ни четное, ни нечетное число, из которого проистекают все числа, и является не умственным аспектом, извлекаемым из вещей, но их «физисом», как исчислить то, чего нет и каким числом это обозначить?
Бенайя недоуменно уставился на парня.
Тогда Йехошуа «упростил» вопрос. Как исчислить годы до рождения человека в обратном порядке, и какое число есть точка отсчета? Или, каким числом отметить время до мига творения?
Бенайя сердито пожевал губами и ушел. Больше он не утруждал новенького числами.
На родине в Галилее праздник седьмиц Господу совершался, когда отсчитывали семь седьмиц со времени, как появится серп на жатве, что записано в законе. Этого пояснения Йехошуа было достаточно.
Отмечать великий Праздник община сошлась в собрании перед заходом солнца. Все молитвенники были в белых холщовых одеждах: мужчины – справа, женщины – слева. По знаку Хизкии мудрецы встали чинно рядом, подняв вверх глаза и руки, в знак того, что в такой день они смотрят на вещи лишь достойные, а руки их чисты и не осквернены прибылью и делами, противными Небесному Отцу.
В первом ряду среди старших сел Пасхур и многие еще не старые мужи, достигшие зрелости в духовных трудах.
Хизкия спросил, не хочет ли кто-нибудь предложить тему беседы? Вопреки правилам, – новичкам разрешалось лишь слушать, – Йехошуа снова поднял указательный палец. Хизкия кивком разрешил ему говорить.