Предатель
Шрифт:
– А вот в этом, к сожалению, я вам ничем не помогу, – развела руками она.
– Но почему ваш шеф не забил тревогу, когда узнал, что заразный больной на работу ходит? Может быть, он был чем-то повязан по рукам и ногам? – Стас специально употребил именно это выражение, потому что подумал, что и в разговоре с Анной Григорьевной и Геннадием Михайловичем он мог выразиться так же.
– И по первому, и по второму пункту могу ответить одно: мы не знаем, – твердо сказала она.
– И зачем он только пошел на эту работу? – горестно воскликнул Крячко. – Кстати, а как он туда попал? Может быть, кто-то ему составил протекцию и он чувствовал себя обязанным?
– Нет, – помотала
– Неужели ему ничего другого не предлагали, если он на эту согласился?
Вот тут она задумалась, а потом неуверенно сказала:
– Кажется, было еще что-то, но вот что? – Она пожала плечами. – А это имеет значение?
– Подумайте сами, дорогой друг! Живет он в самом центре Москвы, а чтобы добраться до работы, вынужден тратить уйму времени. Да если человеку предложить пусть и не столь выгодную работу, но в самом городе, он скорее согласится на нее, чем на край света мотаться. Значит, что-то повлияло на его выбор, но что?
– Как мы с вами можем об этом судить, если не имеем представления об альтернативном варианте? А вдруг тот был еще хуже? – вопросом на вопрос ответила она. – И не думаю, что теперь это возможно выяснить. Нам, во всяком случае, это не под силу.
Крячко за один день получил столько информации, что у него уже голова пухла, а поскольку после анализа всего услышанного обязательно возникнет еще масса вопросов, он сказал:
– Дорогой друг! Как же мне приятно и интересно было с вами поговорить, но дела! Дела! Но мы с вами еще обязательно встретимся – вы же обещали показать мне фотографии, – напомнил Стас, который к тому времени уже все съел и даже кофе выпил. – Позвоните мне, когда у вас появится свободное время.
– Да, конечно, – пообещала Анна Григорьевна.
Расплатились они по-гамбургски: каждый за свое, и в дверях она пропустила его вперед. На улице она поинтересовалась:
– Надеюсь, обратную дорогу найдете?
– Вот уж о чем вам волноваться не стоит, так об этом, – рассмеялся Стас.
– В таком случае желаю вам удачи, – сказала она, явно собираясь уходить, но спохватилась и рассмеялась: – Склероз! – Она достала из внутреннего кармана пиджака свернутую газету и протянула ее Крячко. – Прелюбопытнейшая статья о грядущем конце света! Настоятельно рекомендую прочитать. А то мы все бегаем, суетимся, а потом нас раз – и прихлопнет, как муху! – Она снова рассмеялась и, не шевеля губами, но внятно, хоть и еле слышно добавила: – Флешка у вас в кармане.
– Обязательно прочитаю, – пообещал ошарашенный Крячко и, немного помявшись, спросил: – Дорогой друг, а зачем вам трость?
– Очень функциональная вещь, – назидательным тоном ответила она. – Например, собаку отогнать – их же, бродячих, сейчас развелось в немереном количестве! Или от хулиганов отмахиваться. А то и собеседника своего вырубить на полчасика, чтобы неуместных вопросов не задавал, – она явно веселилась.
Тут Крячко не выдержал и рассмеялся, а потом, мгновенно став серьезным, спросил:
– Дорогой друг! Меня интересует ваше субъективное мнение: а не болел ли сам Зятек?
– Давайте уточним, что вы имеете в виду, потому что он, естественно, болен, хотя я не думаю, что в такой тяжелой форме. Если же вы подразумеваете последнюю стадию болезни, то… – Она задумалась. – Скорее всего, нет! Он заразился еще в молодости, если не в юности, и хронически болел на протяжении всей жизни, причем болезнь все время прогрессировала под воздействием раздражающих психологических факторов внутреннего характера. Но сейчас он находится в таком состоянии, когда большинства этих раздражающих психологических факторов уже практически нет, а остался только один, но он таков, что кардинальные меры в данном случае по определению бесполезны, так что гораздо безопаснее просто смириться с его существованием. А поскольку сей господин – человек предусмотрительный и к риску не склонный, то конечной стадии болезни он не достиг.
Анна Григорьевна этим хотела сказать, что Старков не затем столько лет лгал, лицемерил, подличал и предавал, чтобы теперь, заняв вожделенное кресло, поставить все на карту! Да и ради чего? У него оставалась только одна цель – стать академиком, а уж предательство Родины ему в этом никак помочь не могло. А он был очень расчетливым трусом и ни за что не стал бы рисковать.
– Вот и мы так рассуждали, – подтвердил Крячко.
Попрощавшись с Анной Григорьевной, Стас быстрым шагом направился к стоянке, где оставил машину, а когда через несколько шагов обернулся, ее уже нигде видно не было и улица была совершенно пуста. «Фантастическая женщина! – восхищенно подумал он, потому что даже мысленно не мог позволить себе назвать ее бабой. – Но если она такова, то каков же тогда ее муж! Это должно быть нечто совсем из ряда вон выходящее!»
А в квартире Гурова все уже было подготовлено к почти торжественной встрече Стаса. Орлов принес из магазина мясо, из которого Лев Иванович быстренько сделал отбивные, и их оставалось только поджарить, как и почищенную Петром и нарезанную соломкой картошку, которую они тоже собирались поджарить, а поскольку дело это недолгое, то ее просто пока залили холодной водой. Нашинковав салат, они его заправлять не стали, чтобы не потек, и, решив, что дело сделано, сели к компьютеру посмотреть, что Крячко наснимал, а заодно и прикинуть, что к чему. Особо внимательно они рассматривали фотографии тех, кто значился в коротком списке, и хотя знали, что теория Ломброзо, мягко говоря, не всегда стыкуется с практикой, пытались отыскать в этих лицах намеки на порочные наклонности их обладателей, но не находили их. Изучая фотографии с Доски почета, они с удивлением увидели там портрет заведующей библиотекой Ольги Георгиевны Широковой, очень миловидной женщины с грустными глазами.
– Странно, она уже почти два года как не работает, а ее оттуда почему-то не сняли, – удивился Орлов.
– Да кто на эту Доску смотрит, – отмахнулся Гуров. – Вот ты сам можешь сейчас перечислить всех, кто на нашей висит?
Орлов попытался вспомнить, но смог назвать только пять имен.
– Вот то-то же! – сказал Лев Иванович и заметил: – А она симпатичная женщина. Видимо, в мать пошла, потому что на Старкова совсем не похожа.
– Дай бог, чтобы не только внешностью. Вот уж кто мразь так мразь! – не удержался Петр.
– Согласен! Но за это не судят, – вздохнул Гуров. – А что ты по поводу всего остального думаешь?
– Старею я, должно быть, Лева, потому что ничего стоящего мне в голову не приходит, – вздохнул Орлов.
– Да у нас информации пока с гулькин нос, – постарался приободрить его Гуров и стал рассуждать: – Я в таких делах не профессионал, но мне кажется, что самое уязвимое место в шпионаже – это передача информации. Поскольку хакеров сейчас развелось что собак нерезаных, то Интернет отпадает. Значит, передача осуществляется только при личной встрече. А Васильев такие вещи в сто тысяч раз лучше, чем я, знает, и не мог он такое не предусмотреть. Вот и получается, что люди, которых он к работе привлек, все контакты подозреваемых отслеживали. Но двум людям, даже если они суперпрофессионалы, с таким объемом работы не справиться…