Предатели Гора

Норман Джон

— В сердце, — вздохнула женщина, — в течение многих лет, я сама знала, что была рабыней. Значит, мне будет подобающе, как мне кажется, если именно я произнесу эти слова.

Амилиан пристально посмотрел на неё.

— Я — рабыня, — набрав побольше воздуха в грудь, произнесла бывшая Леди Клодия.

Мужчины выкрикнули, с удовольствием приветствуя её слова, и ударили себя по левым плечам в гореанских аплодисментах, оценивающе глядя на новообращённую рабыню, стоящую на коленях перед Амилианом и испуганно озирающуюся вокруг себя.

— Тащите сюда и другую рабыню тоже, — велел Амилиан, указывая в сторону прежней Леди Публии.

Через мгновение обе рабыни, голые, закованные в сирики, стояли перед ним. Мужчины довольно грубо, пинками, подправили позы рабынь,

чтобы они стояли на коленях как полагается по их статусу, выпрямив спины, сидя на пятках и расставив колени в стороны.

— Каллидор, друг мой, — позвал Амилиан, — посмотри-ка на этих двух рабынь.

— Да я уже давно смотрю, — усмехнулся капитан.

— Ты доволен их видом? — полюбопытствовал командующий.

— Вполне, — кивнул Каллидор. — Для меня очевидно, что обе родились для ошейника.

— Вот эту, — указал Амилиан на прежнюю Леди Публию, — мы будем звать Публией, по крайней мере, в течение некоторого времени.

— Кто Ты? — спросил Каллидор, обращаясь к Публии.

— Публия! — отозвалась та.

— А эта, — продолжил Амилиан, тыкая пальцем в бывшую Леди Клодию, — пусть на первое время будет Клодией.

— Твоё имя? — поинтересовался Каллидор у прежней Леди Клодии.

— Клодия! — быстро ответила женщина.

— Хочу попросить, если это тебя не слишком затруднит, дружище, — сказал Амилиан повернувшись к Каллидору, — взять обеих рабынь в Порт-Кос и там должным образом заклеймить и заковать в ошейники.

Я улыбнулся. У меня не было никаких сомнений относительно будущего статуса Публии, как впрочем, и Клодии тоже. Уверен, что обе будут превосходно выглядеть в одеждах рабынь, если, конечно, им разрешат одеваться вообще.

— А затем, — продолжил Амилиан, — если Ты не против, раз уж одна из этих женщин была готова сдаться косианцам, а другая продала им свой город, проследить, чтобы они оказались в собственности косианцев.

— Это будет несложно устроить, — заверил его Каллидор. — У нас в Порт-Косе много косианцев, посланников, торговцев и прочих.

Женщины украдкой обменялись взглядами. Их судьбы отныне решались мужчинами, и лично я не считал, что это несправедливо.

— У вас на борту найдутся условия для содержания рабынь? — поинтересовался командующий.

— В трюме, — ответил Каллидор, — есть несколько рабских клеток.

— Превосходно, — кивнул Амилиан, и повернувшись к рабыням насмешливо бросил: — Дамы, вы можете исполнить почтение перед владельцами.

Обе невольницы согнулись в поклоне, положив ладони рук на палубу и дотронувшись лбами досок.

Амилиан легонько кивнул Каллидору, намекая на то, что у него, по крайней мере, в данный момент больше нет никакого интереса к этим двум женщинам.

— Уведи их в трюм, — приказал Каллидор одному из своих матросов. — В клетки их.

Парень, встав между этими двумя рабынями, схватил их за руки, Клодию за правую, а Публию левую, и, вздёрнув обеих на ноги, повернул и подталкивая впереди себя, не отпуская их рук, повёл женщин к открытому люку ведущему на нижнюю палубу.

— Честно говоря, те клетки довольно мелкие, — как бы извиняясь, сообщил Каллидор. — В действительности, это клетки скорее для наказания, чем для содержания.

— Это неважно, — отмахнулся Амилиан.

— Ну да, конечно, — понимающе кивнул Каллидор, — вероятно, для них будет лучше сразу начать осознавать, что они — рабыни.

— Разумеется, — согласился Амилиан.

— Подозреваю, что утром они будут жаждать и стремиться покинуть клетки любой ценой, — заметил Каллидор.

— Так это же превосходно, — улыбнулся Амилиан.

— Однако я бы рекомендовал, чуть позже этим вечером забрать из клетки ту, которую Ты назвал Публией, и, привязав к мачте, хорошенько выпороть её плетью, — предложил Каллидор

— Непременно, дружище, — усмехнулся Амилиан.

Это было бы весьма кстати, подумал я, чтобы она, в конце концов, была наказана и хорошенько. Она попыталась использовать в своих интересах тот факт, что пока не была заклеймена и помещена в ошейник. Она попыталась выдать себя за свободную женщину. Во многих городах

подобная попытка — преступление, караемое смертной казнью. Однако в данном случае, ей очень сильно повезло, хотя она, вероятно, поймёт это только спустя несколько дней, и её свежеобращённую молодую рабыню, виновную в этом, притом, что это было её первым проступком, всего лишь выпорют плетью. Однако даже в этом случае, не думаю, что она скоро забудет свою первую мимолётную встречу с упругой кожей произошедшую этим вечером. Найдётся немного рабынь, что могут забыть своё первое наказание. Ничто лучше этого не внушит ей, что теперь она рабыня и её владельцы не будут задуматься надо ли её наказывать или нет, если она вызовет их недовольство. Это первое, что следует изучить девушке. Я также уверен, что это её первое наказание может воспрепятствовать ей в ближайшем будущем, если такая возможность снова возникнет, попытаться повторить свой обман относительно своего статуса. Конечно, позже, когда она начнёт понимать то, чем должна была быть рабыня, когда она усвоит кое-что о характере её статуса, и его бескомпромиссности, она сама будет в ужасе торопливо гнать от себя такие мысли. Она больше не посмеет пустить их в свою голову. Она будет дрожать от страха, если хотя бы крошечный намёк не такую мысль случайно мелькнёт в её уме.

Вскоре матрос, что увёл рабынь в трюм, снова появился из люка, и задраил его за собой. Можно было не сомневаться, что рабыни теперь сидели к клетках. Каллидор, как оказалось, тоже обратил внимание на возвращение своего подчинённого.

— Мы с бывшей Леди Клодией были сокамерниками, — объяснил я Каллидору. — Уже тогда, хотя в тот момент женщина ещё была свободной, я решил, что из неё выйдет превосходная рабыня.

— Хорошо, — кивнул капитан.

Надо заметить, что в обучении рабынь много внимание уделяется не только широкому спектру сексуальных искусств, например тому, как правильно целовать и ласкать мужчину, но и не меньше внимания обращается также и развитию их собственной чувствительности. И в этом нет ничего удивительного, ведь это держит их во власти рабовладельца зачастую крепче цепей. Кроме того, следует заметить, что мужчине доставляет необыкновенное удовольствие видеть изумительные изменения и эмоции, которые он может вызвать в женщине, например, заставив её беспомощно извиваться и метаться от одного его прикосновения, своими отчаянными криками выражая своё подчинение и умоляя о большем. Рабыня, благодаря дрессировке, дисциплине, под которой она находится, своей эмоциональной свободе, в тысячи раз большей, чем та, которая остаётся на долю свободной женщины, может достигнуть оргазма намного быстрее и чаще, чем последняя, а иногда, особенно если она была лишена внимания мужчин какое-то время, почти немедленно. Реакция, вызов которой в свободной женщине мог бы потребовать у мужчины от трети до половины ана, в рабыне, причём в самой заурядной, может вспыхнуть уже в первые три — четыре ена. Помимо этого, часто рабовладелец, своим желанием может вынудить рабыню, хочет она того или нет, пережить длительные многократные оргазмы, иногда следующие один за другим.

— Она служила косианцам, и даже объявила о принятии их стороны, — продолжил я. — А Вы не думаете, что оказавшись в руках косианцев, эта женщина в ближайшем будущем может извлечь из этого определённую пользу?

— Это каким же образом? — поинтересовался Каллидор.

— Вдруг они сочтут целесообразным вознаградить её, например, свободой, — предположил я.

— Это вряд ли, — отмахнулся Каллидор. — Теперь она — рабыня. Это меняет всё. Даже если бы она когда-то была девушкой с Коса, пусть даже из Тельнуса, из хорошей семьи и высшей касты, теперь она всё равно останется рабыней, и только рабыней. Кроме того, косианцы, уж можешь мне поверить, не слишком любят предателей. Тот, кто готов предать свой собственный Домашний Камень, скорее всего, не смутится, предавая чужой. В действительности, я бы не был сильно удивлён, если бы она сдавшись в Форпосте Ара и потребовав неприкосновенности, быстро бы обнаружила себя в самой низкой форме рабства из всех возможных, и это ещё если бы её не убили сразу.