Предатели Гора
Шрифт:
— Возможно, — ответил я.
— Иногда, ещё когда я была свободной женщиной, — призналась Публия, — я, втайне от всех конечно, представляла, как бы я себя чувствовала, будучи выставленной на всеобщее обозрение вот таким способом.
— Ты скоро узнаешь об этом на собственном опыте, — улыбнулся я.
— Правда, что я так красива? — не унималась она.
— Правда, — успокоил её я, — и скоро тебе предстоит обнаружить, что в неволе Ты станешь ещё красивее. Если откровенно, то тебе в этом вопросе не оставят большого выбора. Для этого существует множество причин, как физиологического,
— Я хочу быть красивой, — заверила меня рабыня, — и я горжусь тем, что я красива!
— Только остерегайся свободных женщин, — посоветовал я.
— Но ведь рабовладельцы не дадут им нанести мне серьезного вреда, — предположила девушка.
— Обычно они стараются не доводить до этого, — признал я.
— А ещё я буду гордиться тем, что буду украшением нос корабля! — заявила Публия.
— Не советую тебе становиться слишком гордой, — усмехнулся я.
— Господин? — не поняла она.
— Ты хочешь возобновить знакомство с плетью? — осведомился я.
— Нет! — испуганно дёрнулась рабыня, которую выпороли вечером второго дня после нашей эвакуации из Форпоста Ара.
— Плеть — превосходное средство для того, чтобы избавить женщину от излишней гордости, — заметил я.
— Я и раньше не сомневалась в этом, — задрожав, призналась она.
— И вообще, — добавил я, — для того, чтобы исправить её характер.
— Да, это точно, — грустно усмехнулась рабыня, — а также для того, чтобы ввести нас в курс дела относительно того, какими путями вам нравится, иметь нас.
Поцеловав Публию на последок, я оставил её, отправившись досыпать в одиночестве.
23. Рабыня Клодия
Рабыня лежала передо мной на животе, вытянувшись на бухте каната, прижимаясь лицом к верёвкам, в кормовой части «Таис». Шея девушки была прикована цепью к кольцу, вбитому в палубу.
— Это Вы? — спросила она.
— Да, — ответил я.
— Я боюсь Вас, — сказала Клодия.
Конечно, как рабыня она имела право на этот страх передо мной, а в действительности и перед любым мужчиной.
— Ты хочешь попросить о милосердии? — осведомился я.
— А разве мои просьбы что-то значат? — спросила женщина с горечью в голосе. — Я — рабыня. Неужели мужчины не будут делать со мной того, что им хочется, в ответ на мои просьбы?
— Они сделают с тобой всё, что им понравится, — признал я, — но если мужчины всё же прислушаются к твоим просьбам, то только потому, что это совпадает с их желаниями, потому что им нравиться делать с тобой то, о чём Ты умоляешь.
— Тогда чего бы это мне ни стоило, — простонала она. — Я умоляю о милосердии!
— Вопрос лишь в том, будет ли оно тебе оказано, — заметил я. — А как Ты думаешь?
— Я не знаю, Господин, — прошептала Клодия.
— А будет это так, как решат твои владельцы, — объяснил ей я.
— Да, Господин, — всхлипнула она.
— Ты когда-то была Леди Клодией из Форпоста Ара, — произнёс я.
— Да, Господин, — вздохнула женщина.
— Кто Ты теперь? — строго спросил я.
— Клодия! — ответила она, — рабыня.
Она прекрасно
— Приподними себя, Клодия, рабыня, — приказал я.
— Ой! — пискнула невольница, дёрнулась, но сразу поняла, что беспомощно удерживается в моих руках, и даже пошевелиться не может, не доставив мне при этом большого удовольствия.
— Что-то не так? — полюбопытствовал я.
— Я боюсь, что уступлю вам, — прошептала она.
— И что же в этом плохого? — удивлённым голосом поинтересовался я.
— Но так делают бесстыдные рабыни! — всхлипнула Клодия.
— Вот и делай это, бесстыдная рабыня, — приказал я, и она не имея больше никакого иного выбора, сначала рыдая от стыда, а затем задыхаясь от восторга и облегчения отдалась мне.
Временами, даже я едва мог удержать её маленькое тело, столь благодарное, и столь дикое, столь страстное, забившееся в своих внезапных, радостных и беспомощных конвульсиях.
Потом, лёжа на животе и рыдая, она всем телом прижалась к шершавым канатам, как будто пытаясь зарыться в них и спрятаться. Лёжа одной щекой на этой грубой импровизированной подстилке, Клодия периодически беспомощно вздрагивала от бивших её рыданий, неспособная понять своих собственных реакций, стыдясь своего поведения.
Присев рядом, я осторожно положил руку на её голову.
— Так вот как использую рабыню! — задыхаясь, проговорила она.
— Иногда, — сказал я.
— Конечно, ни одну свободную женщину никогда не использовали бы в такой манере! — всхлипнула Клодия.
— Во всяком случае, не часто, — заметил я.
Вообще-то, я знал, что свободных женщин иногда тоже могут использовать подобным образом, например, чтобы оскорбить их или подготовить к ошейнику. Разумеется, мужчина, который использовал их этим способом, впоследствии мог бы стать их владельцем.
— Кстати, не решила ли Ты присвоить себе права, скромность или наименьшие из привилегий свободной женщины?
— Нет, Господин! — вскрикнула невольница.
— Далее, не собираешься ли Ты, — продолжил я допрос, — потребовать для себя хотя бы минимальные из сексуальных привычек или действия свободных женщин, независимо от того, чем они могли бы быть?
— Нет, Господин! — поспешила заверить меня она.
Признаться, её ответ развеселил меня. Естественно, и свободные женщины, и рабыни, и те и другие, будучи женщинами, существами любопытными по своей природе, очень интересуются сексуальными действиями друг друга. Это естественно и понятно. Безусловно, в данном контексте, я подразумеваю тех невольниц, что родились от племенных рабынь и выросли в рабстве, не зная иной жизни вообще. Те рабыни, которые прежде были свободными, обычно имеют очень хорошее представление того, насколько узка, уныла, ограничена и посредственна сексуальная жизнь свободной женщины. В действительности возникает некий парадокс, поскольку свободным женщинам свойственно сначала нетерпеливо расспрашивать о поведении, ожидаемом от рабынь, и даже предписанных им, а в следующий момент, приходить в ужас, и скандалить по поводу услышанного.